История философии

Гилье Нилс

2 См. Немецкую идеологию.

536

Итак, мы можем сказать, что утверждение о том, что базис причинно определяет надстройку, относится к вульгарному марксизму. Следовательно, обоснованно предложить такую интерпретацию исторического материализма Маркса: экономика и мышление взаимно определяют друг друга, но экономике принадлежит решающая роль.

Кроме того, мы можем дополнить эту схему, включив в нее социально-политические факторы дополнительно к экономическим и концептуальным.

Это - простая, но приемлемая интерпретация марксовой материалистической концепции истории. Но она неоднозначна [1]. Что мы на деле имеем в виду, когда утверждаем, что все перечисленные факторы играют свою роль, но все

же решающая роль или приоритет принадлежит экономике? Можно интерпретировать последнее положение как методологическое правило: "ищите экономические объяснения!", "делайте особый упор на экономические факторы внутри социально-исторической целостности!" Такое истолкование несколько категорично, но Маркс пытался сказать нечто большее. Мы можем предложить другую интерпретацию. "Надстройка влияет на базис в том смысле, что она необходима для

537

него, но не в состоянии диктовать направление его изменения". Здесь утверждается, что надстройка - государство, идеология, мышление - осознается в качестве необходимой части целого, но изменения, новые направления развития порождаются базисом. Или мы можем сказать, что "надстройка может существовать помимо того, что она обслуживает базис, но она не может развивать саму себя". Это, конечно, упрощенная интерпретация. При таком истолковании надстройке - государству, политическим факторам - приписывается способность влиять на события, но только в качестве своего рода инертной массы, которая поддерживает существующие тенденции без того, чтобы иметь собственную историю. Но способность обновлять, порождать в том или ином смысле принадлежит базису.

1 Ср., например, с Предисловием к критике политической экономии. В связи с дебатами вокруг этих вопросов см., например, позиции А.Деборина (1881-1963) и Н.Бухарина (1888-1938) in Kontroversen fiber dialektischen und mechanistischen Materialismus. Hrsg. von O.Negt. Frankfurt am Main, 1969.

При рассмотрении взаимосвязи экономики и мышления следует отметить, что, по Марксу, экономика основывается на труде [1]. Труд является не слепым природным, а общественным, человеческим процессом. Он есть специфически человеческая деятельность, посредством которой человек взаимодействует с реальностью. С помощью труда мы узнаем вещи и косвенно самих себя. И так как труд порождает новые продукты и новые социальные условия, то мы с помощью этого исторического процесса узнаем все больше о самих себе и о мире. Таким образом, для Маркса труд является основным эпистемологическим понятием. Именно благодаря трудовой деятельности мы становимся познающими. Этот взгляд противоречит выдвинутой классическими эмпирицистами статической и центрированной вокруг индивида модели познания, согласно которой человек в основном подобен простейшей фотокамере, пассивно воспринимающей оптические образы.

1 Здесь у Маркса труд рассматривается как процесс, определенный системой и включенный в особую общественную формацию, а не как внеисторическая (антропологическая) деятельность.

Если верна эта эпистемологическая интерпретация взаимосвязи труда и познания, то она является еще одним доводом для отказа, во-первых, от резкого противопоставления базиса и надстройки и, во-вторых, от экономического детерминизма, основанного на таком размежевании. Труд и познание являются сторонами одного диалектического процесса. Поэтому было бы неправильно говорить, что труд причинно определяет познание.

Теперь можно указать на явно различные политические следствия двух позиций, которые могут отстаивать марксисты. Первая

538

это защита строгого экономического детерминизма, а вторая приписывание надстройке определенной способности активного влияния на базис. Первая позиция ведет к политической пассивности. "Мы должны подождать, пока не созреют условия". Вторая позиция предполагает политическую активность.

Кроме

того, если думать, что надстройка, по существу, задается базисом, экономическими условиями, то бесполезно вступать в дискуссию с противниками. Ведь их точка зрения определена их материальным положением, которое не в состоянии изменить аргументы. Только изменение материального положения может вести к изменению точки зрения. Итак, не дискутируйте с владельцем компании, но конфискуйте ее и заставьте его заниматься реальным физическим трудом. Лишь после этого с ним можно поговорить!

Это также означает, что нельзя доверять политическим соглашениям. Все решает экономическая сила, а не соглашения.

Это означает и то, что нельзя серьезно относиться к парламенту. Власть находится "вне парламента", так как она основывается на экономической силе. Парламент - это всего лишь политическое выражение господствующих экономических отношений и условий.

Итак, не имеют значения ни дискуссии, ни субъективные мнения людей, ни парламентская система. Все эти факторы являются в основном пассивным отражением базиса. [См. направленные против этой точки зрения взгляды Джона Стюарта Милля (О свободе) на то, как мы можем достичь более истинных мнений путем свободного обмена идеями].

Другими словами, налицо некоторые неприятные политические следствия выбора радикального экономического детерминизма. Поэтому, можно сказать, возникает проблема поиска разумного баланса. Хотя радикальный экономический детерминизм и проблематичен, но все же ясно, что представление о влиянии экономико-материальных условий на наши формы познания содержит определенную долю истины. (Однако ответ на вопрос, в чем заключается этот разумный баланс, является трудным и дискуссионным).

Прибавочная стоимость и эксплуатация

Один из основных аргументов Маркса против классических либералистских экономистов (Смит, Рикардо) состоял в том, что они мыслят абстрактно, атомистически. Они, в основном, оперируют понятиями внеисторического индивида и внеисторических законов. Эти экономисты неправильно понимают, как экономика функционирует в обществе и истории.

539

В свободной манере этот аргумент можно представить так. Мы можем определить цену, основанную на предложении и спросе, причем спрос, в свою очередь, определяется потребностью. При этом потребность означает покупательную способность. Однако мы можем очень сильно нуждаться в товаре, например продовольствии, не имея из-за нашей бедности возможности купить его (слишком распространенная в современном мире ситуация). В этом случае наша потребность не выступает в качестве спроса. С другой стороны, "покупательная способность" восьмилетней девочки приобрести бюстгальтер будет зафиксирована в качестве спроса, даже если она и не нуждается в таком товаре.

Потребности и особенно покупательная способность не являются внеисторическими. Мы должны задуматься над вопросом о том, как они формируются и кем. Упустить из виду такие моменты означало бы заниматься вульгарной экономической теорией. Общим местом в марксистской литературе [см. Предисловие Энгельса ко второму изданию Капитала] является различение между вульгарной экономической теорией и великими теоретиками классической экономической науки, или политической экономии. Маркс никогда не скрывал того, что многому научился у Смита и Рикардо. В марксистской литературе также принято говорить о классической английской политэкономии, как одном из трех источников марксизма. Они включают: 1) немецкую идеалистическую философию (Гегель) с понятиями диалектики, отрицания, целостности и т.п.; 2) французский социализм (Сен-Симон, Фурье и др.) с понятиями буржуазии, рабочего класса, революции и т.п. и 3) английскую политическую экономию (Смит, Рикардо) с понятиями меновой стоимости, потребительской стоимости, капитала, производства, распределения и т.п. [1]