История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк. 987-1460
Шрифт:
У нас чрезвычайно мало документов, а те что есть, слишком лаконичны, чтобы мы смогли воссоздать ясную картину дробления былой власти замка, власти башен во второй половине XIII века. Свою роль в этом процессе сыграли многие факторы. Так, нормы феодального права стали соблюдаться столь неукоснительно, что смогли поколебать неуступчивость сиров, не желавших поступаться ни пядью территории своих сеньорий. Теперь они пошли на уступку мелких наделов как фьефов, ленных владений «замковым рыцарям», просившим пристроить их, или их младшим сыновьям, жаждущим женитьбы. Существенную роль играло и сплочение сообществ местных жителей. Перераспределение власти совершалось в конечном счете с учетом укрепления этих сообществ. И поскольку Церковь, согласно принятым в 1215 году на четвертом Латеранском соборе установлениям, строила — для более успешного искоренения пережитков язычества и еретических вероотступлений — свой аппарат пропаганды и надзора на основе окрепших приходских ячеек, опоры ее господства над умами, стала представляться естественной и организация отправления правосудия, полицейских функций, поддержания общественного порядка также в рамках прихода. Сеньору деревни было положено взыскивать подати, штрафы, обеспечивать охрану дорог, урожая, пастбищ, следить за соблюдением общепринятых правил и обыкновений, установлением календаря сельскохозяйственных работ. Основным назначением этой системы управления было содействие включению сельского хозяйства
В деле поддержания общественного мира действенная роль принадлежала баронам, и она осуществлялась на обширных территориях, ибо они проявляли большую осмотрительность в определении порядка наследования своих владений. Приведу пример баронов Куси, владения которых размещались в промежутках между старинными княжествами. Собираясь отправиться в Святую Землю, Рауль I позаботился о том, чтобы сохранить целостность своих владений. Старшему из сыновей он оставил по завещанию три крепости, составлявшие основу владения. Двое младших получают свои доли, но состояли они из нескольких сельских сеньорий, фьефов-lige. Младшие сыновья должны были стать их держателями от старшего брата. К нему они должны были вернуться, если братья умрут, не оставя сыновей. Подобный порядок был общепринятым в высшей аристократии. Он предохранял генеалогическое древо от излишнего ветвления. Основной ствол оставался прямым. Посему в высших слоях господствовало стремление не дробить достояние рода, а собирать его в одних руках.
На обширных пространствах, куда доставала карающая десница баронов, они определяли направление потоков заселения, принимали «пришельцев», разрешали выкорчевку, создавали новые поселения. Именно им демографический рост приносил наибольшие выгоды. Ход раскорчевки и расширения пашни их интересовал, впрочем, гораздо менее, чем новые поселки с их рынками, чем судоходные реки и дороги, дававшие возможность взимать солидные пошлины. Пошлины и вправду приносили немалые деньги, позволявшие покупать оммажи и услуги малосостоятельных сиров, мелкопоместной знати, оплачивать весь персонал, необходимый сеньору для демонстрации своей суверенности, платить писцам, ведавшим счетными книгами, пешим и конным стражникам, несшим патрульную службу и обеспечивавшим своим быстрым появлением у очагов смуты поддержание общественного порядка. Благодаря деньгам стало возможным расширить территорию, где обеспечивалась безопасность, еще на сотни приходов. Этому содействовало также и развитие путей сообщения. Разрывавшие коммуникации безлюдные пространства, обширные леса и болота отступали, дробились на части в процессе заселения новых территорий. В течение XII века строительство мостов, мощеных дорог, использование улучшенных пород лошадей, усовершенствованной упряжи, повсеместное появление кузнечных мастерских, станций смены лошадей преобразили всю транспортную систему страны, в особенности — в ее северных областях. К моменту кончины Филиппа Августа эта система достигла такого уровня развития, какой не будет превзойден — по скорости передвижения людей и товаров — ранее чем в XVIII веке, а по тоннажу — в начале XX века.
В результате всех этих изменений рамки владений баронов и небольших графств к 1200 году оказались слишком узкими. В условиях слома всевозможных перегородок сохранение мира в стране и дальнейший экономический рост стали зависеть от властей, господствующих на более обширных территориях. От власти князей. Именно им по плечу было организовывать успешную борьбу со стихиями. Ни один из кантонов провинции Валь-де-Луар, взятый в отдельности, не был способен защитить свои земли от наводнений, и понадобилось вмешательство высшей власти — власти графа Анжуйского, чтобы обеспечить согласованные действия по сооружению дамб в долине Луары. Властью графа Фландрии был организован коллективный отпор наступлению моря, затоплявшего обширные пространства. Только князья были способны обеспечить защиту иноземных купцов, привозивших свои товары на большие ярмарки. Известно, в какое замешательство повергло этих торговцев в 1127 году сообщение о том, что во Фландрии нет более графа, способного взять их под свою защиту. Только такие государи на всем пространстве, где пролегали все более протяженные торговые пути, способны были уменьшить разнобой в системе мер и весов. И в особенности разнобой в определении первейшей меры, денежной, как меры стоимости. Пока товарообменные процессы оставались слабыми, а монеты некачественной чеканки шли главным образом на оплату церковных служб властителями, давая им возможность делать широкие, но чисто символические жесты показной щедрости, монетные дворы, куда серебро отдавали для чеканки денег, если вдруг возникала в них нужда, были разбросаны по стране, подобно центрам власти. Денье с выбитым на них крестом, — таким же, как на храмах — убежищах, стоящих под защитой мира Божия, — были как бы отмечены печатью святости. Они утверждали установленный миропорядок. Однако разбросанность, произвол тех, кто чеканил монеты, обрезка монет, истирание в процессе обращения, делавшее еще тоньше и без того тонкие пластинки серебра, приводили к чрезвычайному разнообразию в реальной стоимости монет. Роль менялы, сидевшего на своей скамье у каждого рынка, состояла в том, чтобы взять пробу, взвесить и определить относительную стоимость самых разных монет. Оживившаяся торговля ожидала от милостивых князей надежных, стабильных по своей ценности денег, которые принимались бы к оплате на всем протяжении дальних торговых путей. Обращаясь все быстрее на все более широком пространстве, деньги требовали укрепления обширных политических образований и становились самым мощным фактором, содействовавшим такому укреплению.
И как раз князья, действительно, могли свободно черпать деньги там, где они текли особенно широким потоком. Прежде всего — из самого источника: чеканя лучшую, пользующуюся наибольшим спросом и доброй репутацией монету, князь забирал себе часть ее прямо там, где происходила чеканка. Затем он перехватывал монету на путях ее передвижения, устраивая таможни на узлах пересечения торговых путей, там, где обойти их было невозможно. Когда в 1191–1192 годах Филипп Август овладел княжеством Артуа, используя права своего сына, он начал с захвата крепостей и сразу же после этого установил контроль над важным пунктом сбора дорожной пошлины в Бапоме, где из Арруэзского леса выходила дорога, служившая основным торговым путем между Фландрией и Парижским бассейном. И немедленно поднял тарифы дорожных сборов. Государи владели самыми крупными и надежно защищенными городами, и ярмарки под их надежным покровительством привлекали многочисленных негоциантов. Мощь сиров Монпелье неуклонно росла в XII веке, причиной было умелое превращение ими порта Латт, расположенного неподалеку от небольшого поместья, полученного их предком от графа де Могио, в один из главных торговых центров Средиземноморья. Деловые люди, «ломбардцы», евреи-ростовщики, съезжавшиеся издалека, никогда не могли чувствовать себя в безопасности, поскольку все знали, что у них в кошелях деньги не переводились. Они ни в чем не могли отказать
В наличности повсюду нуждались, но в княжеские дома она текла рекой. Здесь ей вели счет не только на денье или су, но и на марки серебра, на фунты. И это возносило княжеские дома высоко над «рыцарями, шателенами, графами и даже над герцогами», которых, как с горечью отмечал уже около 1130 года Петр Достопочтенный, аббат монастыря Клюни, «привлекал запах денег». Жажда денег делала их всех покорными. «Деньги, — писал в 1179 году Ричард Фиц-Ниль, служащий в казначействе Генриха Плантагенета, подсчитывавший королевские доходы, — необходимы не только на войне, но и в дни мира. В мирные дни они служат для княжеских благодеяний (заметим, что, согласно господствовавшей морали, деньги следовало прежде всего жертвовать, раздавать клирикам и монахам, благодаря молитвам которых государству дается милость Божия, употреблять на украшение святилищ, сооружение соборов: над одним из порталов парижского собора Нотр-Дам можно видеть изображение Людовика VII, держащего в руке этот храм, который он своими пожертвованиями помог перестроить во славу Господа, то есть ради непосредственной пользы своего народа и его процветания). Во время войны деньги идут на укрепление замков, на солдатское жалованье и на многое другое, что зависит от характера людей, коим платят за оборону королевства». Ричард выражается ясно. С возникновением денежного обращения князья получили возможность брать к себе на службу отряды наемников и возводить неприступные крепости, утверждая тем самым свое превосходство над баронами, над пэрами «королевства», становясь главными действующими лицами в политической игре.
Приведем свидетельство не хрониста, а на сей раз романиста в точном значении этого слова, который писал на латино-романском языке, принятом как литературный в придворных кругах. Я имею в виду клерка — чтеца по имени Вас. Он служил Генриху Плантагенету, когда тот стал королем Англии. А во Франции Генрих был графом Анжуйским, герцогом Нормандии, а также и герцогом Аквитании благодаря женитьбе на Алиеноре. «Roman de Rou», роман Baca о Роллоне, повествует о жизни первых нормандских вождей, основываясь, в частности, на хрониках монаха Гильома из Жюмьежа, написанных столетием ранее. Вас их переводит, но также и обновляет, делая свои вставки. Две хроники позволяют составить портрет примерного государя. В первом из этих текстов изображен Ричард I, который уже несколько дней не покидает башню руанского замка. Что же он там делает? Ради какого важного дела он на столь долгое время лишил себя пребывания на свежем воздухе, удовольствия от охоты и засад? Он занимается подсчетами. Вместе со своими прево он считает, сколько им получено «налогов и доплат». Далее в этом тексте появляется граф Роберт, названный Великолепным. Он предстает получающим дары, а также и взимающим налоги, точнее говоря — взыскивающим «рельеф», налог на пожалование фьефом (в те времена, когда писал Вас, это сеньориальное право, которое фламандцы тогда еще терпели, хотя и с трудом, приносило государям огромные деньги. Филипп Август вскоре получит за Фландрию 5 тысяч марок, а за фьефы Иоанна Безземельного — 20 тысяч). Стало быть, Роберт изображен получающим то, что в действительности получал Генрих Плантагенет. Он оставляет себе то, что можно выпить и съесть, чем можно порадовать и щедро угостить своих домашних и гостей. Как добропорядочный рыцарь он, кроме этого, не оставляет себе ничего, раздавая сразу же все, что составляет прелесть жизни — коней, драгоценные сосуды (а также и женщин, хотя в повествовании об этом ничего не сказано, но вдовы, девушки-сироты, богатые наследницы были самым дорогим подарком, которого ждали от короля Генриха его верные слуги, и, чтобы они служили ему еще лучше, он им обещал такой подарок, и наконец, выполнял обещанное, распределяя женщин по своему расчету). И наконец, деньги. Здесь — суть всего повествования. Деньги, стекавшиеся со всех сторон в руки князя, не должны быть положены в сундуки. Их следует раздавать, расплескивать, чтобы они потекли по всем жилам государственного организма, оживили его, вселили в сердца подданных любовь к государю. Подобно добродетели, называемой caritas — что означает дружбу, привязанность, самопожертвование и взаимную доброжелательность, — деньги в своем обращении обеспечивают прочность социального порядка.
Вас рассказывает о трех дарах графа. Сначала он передает деньги рыцарю, который первым, как полагается, следует за государем, когда тот подходит к алтарю, чтобы совершить пожертвование. У этого рыцаря ничего нет, он терпит лишения, как многие другие, ему подобные. Но с полученными от графа деньгами он сразу же расстается, жертвуя их во имя Господне.
Второй дар достается клирику. Это прекрасное ювелирное изделие, столь ценное, что клирик, вне себя от радости, тут же умирает, задохнувшись в припадке алчности. Он наказан, ибо служителю Церкви, равно как и рыцарю, негоже гоняться за земными благами. Затем Роберт одаривает простолюдина. По правде говоря, человек этот не случайный, это мастер, умеющий ковать сталь, изготовлять добрые ножи. В предлагаемой читателю аллегорической сцене он представляет оружейников, поставляющих государю орудия его военного превосходства. Этот безродный человек, этот виллан оказывается единственным из трех, оставляющим себе подарок. Действительно, власть разрешает ему обогащаться, чтобы затем с пользой для себя обложить его налогом. «Роман о Роллоне» содержит политический урок. Три выведенных в нем персонажа расставлены по иерархической лестнице, воплощают три социальные категории, которые образуют княжеский двор, опору государства.
В те же годы Иоанн Солсберийский завершает Policraticus, ученый трактат, в котором на латыни излагаются самые начальные представления о светской власти. Иоанн — человек Церкви. Но в данный момент он находится на службе у светской власти в Англии, состоит при архиепископе Фоме Бекете, являвшемся канцлером, подчиняется, таким образом, Генриху Плантагенету. Этот король в Нормандии опирается на самый совершенный административный аппарат того времени. Иоанн учился в Париже, в конце жизни он станет епископом в Шартре. Теперь же он задается вопросами о государстве, описывает его как тело, руками которого являются воины, ногами — крестьяне, а головой — князь. Трепетным пульсирующим сердцем, которое гонит по всему телу придающую ему силу кровь (ясно, что здесь подразумеваются деньги, хотя прямо это не говорится), автор трактата считает «сенат» — княжеский двор.
И в этом Иоанн Солсберийский совершенно прав. Центральный орган государства — именно двор. Сюда сходились все каналы, по которым текли денье, сюда стекаются новые люди, которых подняла волна экономического роста, эти счастливчики, стремящиеся подняться еще выше. В замкнутое пространство двора нет доступа простонародью, как его нет и в укрепленные жилища самых захудалых дворян; но придворное общество отнюдь не является чем-то однородным. И государь, глава княжеского дома, для поддержания порядка в нижних его этажах внимательно следит за тем, чтобы различия в этом обществе сохранялись, чтобы при его дворе, как и при дворе Царя небесного, в раю Господнем, соблюдалась четкая иерархия, чтобы поддерживалось равновесное соперничество между его различными «сословиями». Рассказ Васа показывает: каждой из сословных групп была свойственна и своя мораль. Три сословия — три «порядка».