История государства Российского. Том 4. От Великого князя Ярослава II до Великого князя Дмитрия Константиновича
Шрифт:
Таков сей народ, ненасытимый в кровопролитии. Побежденные обязаны давать Моголам десятую часть всего имения, рабов, войско и служат орудием для истребления других народов. В наше время Гаюк и Батый прислали в Россию Вельможу своего, с тем, чтобы он брал везде от двух сыновей третьего; но сей человек нахватал множество людей без всякого разбора и переписал всех жителей как данников, обложив каждого из них шкурою белого медведя, бобра, куницы, хорька и черною лисьею; а не платящие должны быть рабами Моголов. Сии жестокие завоеватели особенно стараются искоренять Князей и Вельмож; требуют от них детей в аманаты и никогда уже не позволяют им выехать из Орды. Так сын Ярославов и Князь Ясский живут в неволе у Хана. Начальники Могольские в землях завоеванных именуются баскаками и при малейшем неудовольствии льют кровь людей безоружных: так истребили они великое число Россиян, обитавших в земле Половецкой.
Одним словом, Татары хотят исполнить завещание Чингисханово и покорить всю землю: для того Гаюк именует
Провидение спасло Европу: ибо Гаюк жил недолго, и преемник его, Мангу, озабоченный внутренними беспорядками в своих Азиатских владениях, не мог исполнить Гаюкова намерения. Но Запад еще долгое время страшился Востока, и Святой Людовик, находясь в Кипре, в 1253 году вторично отправил Монахов в Татарию с дружелюбными письмами, услышав, что великий хан принял веру Спасителеву. Сей слух оказался ложным: Гаюк и Мангу терпели при себе Христианских Священников, позволяли им спорить с идолопоклонниками и Магометанами, даже обращать жен Ханских; но сами держались Веры отцев своих. Рубруквис, посол Людовиков, ехал из Тавриды или Казарии (где жили многие Греки с Готфами под властию Моголов), чрез нынешнюю землю Донских Козаков, Саратовскую, Пензенскую и Симбирскую Губернию, где в густых лесах и в бедных, рассеянных хижинах обитали Мокшане и Мордовские их единоплеменники, богатые только звериными кожами, медом и соколами. Князь сего народа, принужденный воевать за Батыя, положил свою голову в Венгрии, и Мокшане, узнав там Немцев, говорили об них с великою похвалою, желая, чтобы они избавили мир от ненавистного ига Татарского. Батый кочевал в Казанской Губернии, на Волге, обыкновенно проводя там лето, а в Августе месяце начиная спускаться вниз по ее течению, к странам южным. В стане Могольском и в окрестностях находилось множество Россиян, Венгров, Ясов, которые, заимствуя нравы своих победителей, скитались в степях и грабили путешественников. При дворе сына Батыева, Сартака, жил один из славных Рыцарей Храма и пользовался доверенностию Моголов, часто рассказывая им о Европейских обычаях и силе тамошних Государей. – Рубруквис от берегов Волги отправился в южную Сибирь и, приехав к Великому Хану, старался доказать ему превосходство Веры Христианской; но Мангу равнодушно ответствовал: «Моголы знают, что есть Бог, и любят всею душою. Сколько у тебя на руке пальцев, столько или более можно найти путей к спасению. Бог дал вам Библию, а нам волхвов: вы не исполняете ее предписаний, а мы слушаемся своих наставников и ни с кем не спорим… Хочешь ли золота? Взяв его из казны моей, иди, куда тебе угодно». Посол Людовиков нашел при дворе Ханском Российского Архитектора и Диакона, Венгров, Англичан и весьма искусного золотаря Парижского, именем Гильйома, жившего у Мангу в чести и в великом изобилии. Сей Гильйом сделал для Хана огромное серебряное дерево, утвержденное на четырех серебряных львах, которые служили чанами в пиршествах: кумыс, мед, пиво и вино подымались из них до вершины дерева и лились сквозь отверстый зев двух вызолоченных драконов на землю в большие сосуды; на дереве стоял крылатый Ангел и трубил в трубу, когда надлежало гостям пить. Моголы вообще любили художников, обязанные сим новым для них вкусом мудрому правлению бессмертного Иличутсая, о коем мы выше упоминали и который, быв долгое время Министром Чингисхана и преемника его, ревностно старался образовать их подданных: спас жизнь многих ученых Китайцев, основал училища, вместе с Математиками Арабскими и Аерсидскими сочинил Календарь для Моголов, сам переводил книги, чертил географические карты, покровительствовал художников; и когда умер, то завистники сего великого мужа, к стыду своему, нашли у него, вместо предполагаемых сокровищ, множество рукописных творений о науке править Государством, об Астрономии, Истории, Медицине и земледелии.
Великий Хан, отпуская Людовикова Посла, дал ему гордое письмо к Королю Французскому, заключив оное сими словами: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, Королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны? Когда воля Небес исполнится и весь мир признает меня своим Властителем, тогда воцарится на земле блаженное спокойствие и счастливые народы увидят, что мы для них сделаем! Но если дерзнешь отвергнуть повеление Божественное и скажешь, что земля твоя отдалена, горы твои неприступны, моря глубоки и что нас не боишься, то Всесильный, облегчая трудное и приближая отдаленное, покажет тебе, что можем сделать!» Такова была надменность Моголов!
Рубруквис возвратился к берегам Волги и приехал в Сарай, новый город, построенный Батыем в 60 верстах от Астрахани, на берегу Ахтубы. Недалеко оттуда, на среднем протоке Волги, находился и древнейший город Сумеркент, в коем обитали Ясы и Сарацины. Татары осаждали его восемь лет и едва могли взять, по словам нашего путешественника. – Имев случай видеть Россиян, сей Посол Людовиков сказывает, что жены их, украшая голову подобно Француженкам, опушивают низ своего
Глава II
Великие князья Святослав Всеволодович, Андрей Ярославич и Александр Невский (один после другого). г. 1247-1263
Александр в Орде. Князь Московский убит Литвою. Дряхлость Батыева. Посольство из Рима. Болезнь Александрова. Посольство в Норвегию. Бегство Андреево. Благоразумие Александра. Ветреность Новогородцев. Смерть Батыева. Исчисление жителей в России. Казнь Бояр. Покушение Даниилом свергнуть иго. Откупщики Бесерменские. Кончина и добродетели Александровы. Выходцы из чужих земель. Мятежи в Орде.
Узнав о кончине отца, Александр спешил в Владимир, чтобы оплакать оную вместе с родными и взять нужные меры для государственного порядка. Следуя обыкновению, дядя Невского, Святослав, наследовал престол Великокняжеский, утвердив сыновей Ярославовых на их частных Княжениях.
Доселе Александр не преклонял выи в Орде, и Россияне еще с гордостию именовали его своим независимым Князем: даже стращали им Моголов. Батый слышал о знаменитых его достоинствах и велел сказать ему: «Князь Новогородский! Известно ли тебе, что Бог покорил мне множество народов? Ты ли один будешь независимым? Но если хочешь властвовать спокойно, то явись немедленно в шатре моем, да познаешь славу и величие Моголов». Александр любил отечество более своей Княжеской чести: не хотел гордым отказом подвергнуть оное новым бедствиям и, презирая личную опасность не менее тщеславия, вслед за братом Андреем поехал в стан Могольский, где Батый, приняв их с ласкою, объявил Вельможам, что слава не увеличила достоинств Александровых и что сей Князь действительно есть человек необыкновенный: такое сильное впечатление сделали в нем мужественный вид Невского и разумные слова его, одушевленные любовию к народу Российскому и благородством сердца! – Но Александр и брат его долженствовали, подобно Ярославу, ехать в Татарию к Великому Хану. Сии путешествия были ужасны: надлежало проститься с отечеством на долгое время, терпеть голод и жажду, отдыхать на снегу или на земле, раскаленной лучами солнца; везде голая печальная степь, лишенная убранства и тени лесов, усеянная костями несчастных странников; вместо городов и селений представлялись взору одни кладбища народов кочующих. Может быть, в самой глубокой древности ходили там караваны купеческие: Скифы и Греки сражались с опасностию, нуждою и скукою, по крайней мере в надежде обогатиться золотом; но что ожидало Князей Российских в Татарии? Уничижение и горесть. Рабство, тягостное для народа, еще несноснее для Государей, рожденных с правом властвовать. Сыновья Ярославовы, скитаясь в сих мертвых пустынях, воспоминали плачевный конец отца своего и думали, что они также, может быть, навеки простились с любезным отечеством.
(1248 г.) В отсутствие Александра меньший брат его, Михаил Московский, прозванием Храбрый, изгнал – как сказано в некоторых летописях – дядю их, Святослава, из Владимира, но в ту же зиму, воюя с Литвою, положил свою голову в битве. Тело его осталось на берегу Протвы: Епископ Суздальский, Кирилл, ревностный блюститель Княжеской чести, велел привезти оное в Владимир и положил в стене храма Соборного; а братья Михаиловы отметили Литовцам, разбив их близ Зубцова.
(1249—1250 гг.) Наконец Александр и брат его благополучно возвратились от Великого Хана, который столь был доволен ими, что поручил Невскому всю южную Россию и Киев, где господствовали чиновники Батыевы. Андрей же сел на престоле Владимирском; а дядя их, Святослав, без успеха ездив жаловаться на то в Орду, чрез два года скончался в Юрьеве Польском. Удельные Князья Владимирские зависели тогда в особенности от Сартака и часто бывали в его стане – как то Борис Ростовский и Глеб Василькович Белозерский, – ибо дряхлый Батый, отец Сартаков, хотя жил еще несколько лет, но уже мало занимался делами покоренной России.
В сие время Герой Невский, коего имя сделалось известно в Европе, обратил на себя внимание Рима и получил от Папы, Иннокентия IV, письмо, врученное ему, как сказано в наших летописях, двумя хитрыми Кардиналами, Гальдом и Гемонтом. Иннокентий уверял Александра, что Ярослав, отец его, находясь в Татарии у Великого Хана, с ведома или по совету какого-то Боярина дал слово Монаху Карпину принять Веру Латинскую и без сомнения исполнил бы свое обещание, если бы не скончался внезапно, уже присоединенный к истинному стаду Христову; что сын обязан следовать благому примеру отца, если хочет душевного спасения и мирского счастия; что в противном случае он доказал бы свою безрассудность, не слушаясь Бога и Римского Его Наместника; что Князь и народ Российский найдут тишину и славу под сению Западныя Церкви; что Александр должен, как верный страж Христиан, немедленно уведомить Рыцарей Ливонского Ордена, если Моголы снова пойдут на Европу. Папа в заключение хвалит Невского за то, что он не признал над собою власти Хана: ибо Иннокентий еще не слыхал тогда о путешествии сего Князя в Орду. Александр, призвав мудрых людей, советовался с ними и написал к Папе: «Мы знаем истинное учение Церкви, а вашего не приемлем и знать не хотим». Он без сомнения не поверил клевете на память отца его: сам Карпин в описании своего путешествия не говорит ни слова о мнимом обращении Ярослава.