История и легенды древнего Рима
Шрифт:
Нерон был на вершине блаженства. Но тут умерла красавица Поппея. Она была беременна, и на ее нерожденного ребенка Нерон возлагал большие надежды. Которым не суждено было сбыться. Нерон устроил любимой супруге пышные похороны, ее тело не сожгли, а забальзамировали по восточному обычаю. После этого Нерон возобновил преследования «участников заговора». Ну а для того, чтобы заглушать тоску по любимой жене, он сделал евнухом юного вольноотпущенника и жил с ним.
Но разве римляне могли оценить по достоинству таланты императора? Только греки умеют слушать, только жители Эллады понимают толк в музыке и пении, только греки достойны Нероновых стараний.
И принцепс отправился на гастроли в Грецию.
Греки угодничали не зря. Покидая провинцию, он подарил Греции свободу (дарение свободы во второй раз сильно смахивало на фарс). Свобода была подарена, разумеется, не в прямом смысле: Ахайя по-прежнему оставалась в составе Римского государства, но Нерон освободил Грецию от налогов, что в принципе было не такой уж маленькой милостью. Заметим в скобках: при Веспасиане этой милости греки лишились.
Возвращение Нерона в Рим походило на триумф, только триумф не военный, а театральный. В пурпурных одеждах и в олимпийском венке, держа в руках пифийский венок, Нерон въехал в Рим на триумфальной колеснице Августа. Но въехал не через триумфальную арку, а через пролом в стене, как подобает греческому победителю на священных играх. Перед ним несли венки со списком его побед и песен. Позади, вместо легионеров, шли его хлопальщики. Процессия пришла к храму Аполлона на Палатине. На всем пути люди кропили дорогу шафраном, подносили императору ленты, певчих птиц и сладости. Полученные венки император повесил в своей спальне возле ложа и там же поставил свои статуи в облачении кифареда [55] .
55
Кифаред — музыкант-исполнитель на древнегреческом струнном щипковом инструменте — кифаре.
Император давно уже жил, вымышленном мире, его интересовали лишь театральные выступления. Услышав об опасности, о мнимом или подлинном заговоре, он наносил жестокие удары, казня недругов и бывших друзей по малейшему подозрению, и вновь погружался в свой условный, так и хочется сказать «театральный» мир.
Ни один военачальник времен Нерона не чувствовал себя в безопасности. Самый талантливый из полководцев того времени Корбулон был вызвал к Нерону и получил приказ заколоться. Два других — братья Скрибонии — также, прибыв к императору, получили приказ покончить с собой.
Так что рано или поздно кто-то из военачальников, опасаясь за свою жизнь и располагая войсками, должен был поднять мятеж. Но первым взбунтовался Гай Юлий Виндекс, правитель Лугдунской Галлии, не имевший ни одного легиона. Однако он понадеялся на помощь своего коллеги, правившего Ближней Испанией, Гальбы, у которого в распоряжении был один легион. Гальба поначалу колебался, но потом, решив, что ему правление Нерона ничего хорошего не сулит, решил выступить против императора.
Когда пришло известие о восстании Виндекса, Нерон придумал неожиданный способ борьбы с восставшими: он хотел отправиться в Галлию, выйти одному и без оружия к воинам Виндекса и долго плакать перед ними. Такая патетическая сцена должна образумить бунтарей. А на следующий день император
Но вскоре пришло известие о действиях Гальбы, и Нерон упал в обморок. Правда, вскоре Виндекс был разбит и погиб в сражении с наместником Верхней Германии. Но тут же последовала новая цепь измен. Тигеллин был болен и не мог прийти на помощь своему императору. А второй префект претория Нимфидий перешел на сторону Гальбы, суля преторианцам большую награду. Сенат, понимая, что наконец может рассчитаться с Нероном за все «художества», в том числе за свои постоянные страхи и унижения, объявил императора врагом отечества и приговорил к смертной казни.
Нерон укрылся на вилле в предместьях Рима. Лишь четверо вольноотпущенников остались со своим повелителем. Когда принцепс узнал, что погоня рядом, с помощью одного из них Нерон покончил с собой. Перед смертью он произнес свои знаменитые слова: «Какой великий артист погибает!»
«В первое пятилетие был таким правителем, особенно в отношении расширения границ Империи, что Траян с полным основанием часто повторял, что управление всех принцепсов намного уступает этому пятилетию Нерона» (Аврелий Виктор).
«И вместе с голосом мы бы утратили также самую память, если бы забывать было столько же в нашей власти, как безмолвствовать» (Тацит).
Начнем рассказ с Цецины Пета. Участник заговора Скрибониана [56] , он был вынужден покончить с собой — самоубийство в те времена становится событием почти заурядным. Но куда более замечательной личностью, несомненно, являлась жена Цецины Аррия Старшая. Почему-то историки, описывая примеры подлости и злобы, лишь иногда сомневаются в достоверности рассказов, в то время как все мужественные поступки, все примеры бескорыстия тут же объявляются недостоверными. Быть может, историков оскорбляет сам пример чужого мужества, раздражает чужая смелость? Куда проще предположить, что все поступки совершались ради собственной выгоды и денег, а если денежный мотив никак не пристегнуть к рассказу, тогда можно объявить событие выдумкой.
Историю Аррии Старшей и Цецины Пета рассказала Плинию Младшему ее внучка Фанния. Плиний Старший поведал об этом в своем письме.
Случилось так, что одновременно тяжко заболели муж Аррии и сын. Она преданно ухаживала за обоими. Сын умер. По тяжелобольному мужу Аррия не сказала об этом. Напротив, она все время говорила, что сыну лучше, она хорошо поспал и с аппетитом поел. Тайно, чтобы муж ничего не узнал, устроила похороны своего мальчика. Когда же горе становилось невыносимым, он выбегала из комнаты, чтобы наплакаться вволю, и возвращалась к больному мужу с сухими глазами и спокойным лицом.
Когда же Щецина Пет, приговоренный Клавдием к смерти, должен был покончить с собой, то он, по словам Диона Кассия, выказал малодушие, и тогда Аррия первая ударила себя кинжалом и, вынув кинжал из раны, протянула его мужу со словами: «Пет, не больно».
Эта фраза стала легендарной. Причем самой Аррии ничто не угрожало. Она была в хороших отношениях с Мессалиной. Аррия могла сохранить и жизнь, и положение в обществе. Но она предпочла смерть. Если это не любовь и не мужество, то что тогда?