История Ирэн. Гнев

Хайд Адель

— Мирослав, я вот чего приехал, из вашего уезда много интересных новинок стало идти, приехал сам поглядеть.

Гайко, обрадованный высоким вниманием, пригласил Ставровского пройти в кабинет.

Балашов было двинулся за ними, но его перехватил Забела, схватив за плечо:

— Кирилл, ты зачем сюда приехал?

Балашов дёрнулся, но Забела, перекрыл ему дорогу и, наклонившись, ещё раз задал вопрос:

— Зачем ты сюда приехал?

Балашов с вызовом посмотрел на Андрея, стряхнул

его руку со своего плеча и сказал:

— Это, конечно, не твоё дело, но меня дядя всегда привлекает к делам государственной важности

— Ирэн Виленская, твоё дело государственной важности? — снова ухватил за плечо Балашова граф Андрей

— Ну, а даже если да, — зло бросил Балашов, — тебе-то что с этого?

После этой фразы Забела уже двумя руками схватил графа за китель, резко толкнул его на стену и прямо в лицо прошипел:

— Увижу рядом с Ирэн, получишь вызов.

На лестнице показалась супруга наместника, Прасковья Валуевна. Забела тут же сделал вид, что поправляет китель Балашову, улыбнулся своей фирменной нахальной улыбкой:

— Прасковья Валуевна, вы как всегда прекрасно выглядите. А мы тут с графом Балашовым беседуем, вот у него китель новый, качество ткани великолепное.

И Забела снова положив руку на плечо Балашову, демонстративно пощупал ткань мундира. Балашов раздосадовано дёрнул плечом.

Прасковья Валуевна строго проговорила:

— Вижу я, как вы здесь мундиры «щупаете». Вам, граф Андрей, должно быть скучно стало в нашей провинции, давно ни с кем не задирались? Помните, я не потерплю здесь таких нравов

Забела ещё шире улыбнулся:

— Как можно, Прасковья Валуевна, исключительно мирные разговоры.

Госпожа Гайко погрозила Забела пальцем и пригласила его с собой, ей не терпелось увидеть князя Ставровского, а самой в кабинет было неловко входить. А то ещё подумает, что она здесь главная, а это не так, главный наместник, а она так… помогает иногда.

Прежде чем последовать за супругой наместника, Забела ещё раз взглянул на так и стоящего у стены Кирилла и тихо, одними губами сказал:

— Не приближайся…

А в кабинете в это время был очень интересный разговор. Ставровский убеждал Гайко в том, что Лопатин находится в опале у императора, потому как документы на присвоение титула пока отозваны из государственного Совета. Но с его партнёрами вполне можно иметь дело.

— Кстати, — проговорил князь, — а кто работает с Лопатиным?

Гайко рассказал про фабриканта Голдеева, про аптекаршу Софью Штромбель, про доктора Путеева, про помещицу Краснову Лидию Артамоновну.

Князь выразил желание встретиться с Голдеевым и с Красновой. И Гайко послал слугу с просьбой прибыть в дом наместника для встречи с князем Ставровским.

В это время и зашёл

в кабинет Андрей Забела, а за ним супруга наместника.

Забела знал, что Ставровский не ладит с императором, это не обсуждалось широко, но близкие друзья Александра об этом знали. Для всех остальных князь был человеком приближённым к трону, причём уже не первый год. Его очень ценил отец нынешнего императора, но с его гибелью ситуация поменялась.

Пока Прасковья Валуевна расспрашивала князя о столичных новостях, Забела решил откланяться и поехать на мыловаренную фабрику, чтобы не оставлять Ирэн без присмотра.

Вскоре в дом наместника прибыл фабрикант Голдеев. Михаил Григорьевич был обрадован столь высоким вниманием. Ставровский решил говорить с ним с глазу на глаз, и Голдеев сначала даже не сообразил, что тот у него спрашивает. А спрашивал князь о технологии, по которой производятся спички.

Голдеев не ожидал, что сам глава государственного совета будет интересоваться таким вопросом. И от растерянности ответил, что не может, по условиям «привилегии», выдавать такую информацию.

Князь разозлился, встал во весь свой рост и ширину, и высказал, что из-за таких как Голдеев, Стоглавая никогда не станет сильной, что такие как Михаил Григорьевич думают только о своей наживе, а не радеют об Отечестве, а у Голдеева, после этих слов, «вся жизнь перед глазами промелькнула». И он уже подумывал о том, что ничего страшного, если он предоставит князю документ, это же сам князь Ставровский, не кто-то там.

И уже даже раскрыл рот, как дверь открылась и в неё торжественно вошёл Мирослав Мирославович, в руках он держал большой конверт.

— Простите, что врываюсь, но у меня радостное известие, — улыбаясь и показывая всем конверт, на котором была видна императорская печать, сказал Гайко

Голдеев встал, намереваясь уйти, но наместник его остановил:

— И вас это тоже касается, Михаил Григорьевич

Мирослав Мирославович достал из конверта папку, открыл её и вручил Голдееву со словами:

— За службу Отечеству вам Михаил Григорьевич император лично подписал присвоение баронского титула, с выделением земель в Новгородском уезде.

Голдеев, который уже успел «попрощаться» не только со своим делом, но и с жизнью, обессиленно рухнул на стул

Гайко даже испугался за него:

— Ну что вы, Михаил Григорьевич, я понимаю, радость, не переживайте, вы теперь аристократ и детки ваши тоже.

Если бы кто-то из них в этот момент взглянул на Ставровского, то, вероятно, подумал бы, что у того случился инсульт, потому как лицо князя перекосило весьма странным образом. Так, как если бы он не просто увидел что-то неприятное, а ему предстояло это съесть.