История капитала от «Синдбада-морехода» до «Вишневого сада». Экономический путеводитель по мировой литературе

Чиркова Елена

Саккар задумывает еще одно увеличение капитала. Ему срочно понадобились 25 млн франков под новые проекты. Сначала он хочет установить цену на уровне 850 франков, потом на уровне 1100, потому что акционеры «так же охотно дадут тысячу сто франков, как и восемьсот пятьдесят… Они дадут сколько угодно, да еще будут спорить, кому из них дать больше!.. Они совсем помешались и готовы разнести банк, лишь бы отдать нам свои деньги». А дальше воображение Саккара развивается примерно по тому же сценарию, как и у старухи из «Сказки о рыбаке и рыбке»:

Да нет… Я не стану просить у них тысячу сто франков, ни в коем случае! Это было бы слишком глупо и слишком просто… в этих кредитных операциях нужно всегда действовать на воображение. Гениальность идеи именно в том и состоит, чтобы вынуть у людей из карманов деньги, которых там еще нет. Им сейчас же начинает казаться, что они ничего не дают, что, напротив,

это им делают подарок. А главное, вы не представляете себе, какое колоссальное впечатление произведет этот предварительный баланс, когда он появится во всех газетах, эти тридцать шесть миллионов прибыли, объявленные заранее, во весь голос!.. Биржа придет в неистовство, мы перейдем за две тысячи и будем поднимать все выше, выше, без конца!

Вскоре созывается экстренное общее собрание акционеров, для этого был снят праздничный зал отеля «Лувр». На собрание пришли более тысячи двухсот акционеров, у которых в совокупности было четыре тысячи с лишним голосов. Оказывается, еще в XIX веке промоутеры хорошо знали, что раскрутке акций помогают агрессивные прогнозы, у Саккара – это «предварительный баланс».

Радостный гул голосов наполнял зал, где можно было увидеть всех членов правления и многих старших служащих банка. Сабатани… вкрадчивым, ласкающим голосом рассказывал о своей родине, о Востоке. Тем, кто слушал его удивительные истории, казалось, будто там стоит только нагнуться, чтобы подобрать серебро, золото и драгоценные камни, и Можандр, который, уверовав в повышение, решился в июне купить пятьдесят акций Всемирного банка по курсу в тысячу двести франков, смотрел на него, разинув рот, в восторге от своего чутья. <…> Лавиньер, вторично избранный в наблюдательный совет… сделал доклад о финансовом положении общества на 31 декабря... с помощью целого потока цифр, он доказал, что сумма в тридцать шесть миллионов – приблизительный итог прибылей текущего года – не только не преувеличена, но даже ниже самых скромных ожиданий.

Лучше всего принимают Гамлена – единственного сотрудника банка, занимающегося реальным делом.

…Благоговейное молчание воцарилось лишь тогда, когда поднялся Гамлен. Он не успел еще раскрыть рот, как разразились бурные аплодисменты: то была дань почтения его рвению, поразительному упорству и мужеству этого человека, который так далеко отправился за бочками золота, чтобы высыпать его на Париж. С этой минуты начался успех, который, все возрастая, перешел в настоящий триумф. …Особенную радость вызвали примерные расчеты будущего баланса; миллионы от Всеобщей компании объединенного пароходства, миллионы от Общества серебряных рудников Кармила; миллионы от Турецкого Национального банка; цифрам не было конца; эти тридцать шесть миллионов составились самым естественным образом и рассыпались звонким водопадом. Далее горизонт будущих операций еще более расширялся. Появилась Компания восточных железных дорог… целая сеть современной промышленности, брошенная на Азию... А там, вдали, смутно виднелось нечто, о чем нельзя было говорить вслух, – тайна, венец здания, которому предстояло поразить народы. <…> На передних скамьях неистовствовали члены правления и служащие банка, предводительствуемые Сабатани, который вскочил с места и стоя кричал: “Браво! Браво!”, как в театре. Все пункты резолюции были приняты с восторгом.

За таким успехом не замедлил последовать пиар:

Отчет об этом заседании, появившийся в ближайшие дни в газетах, произвел огромный эффект на бирже и во всем Париже. Жантру приберег для этой минуты последний залп рекламы, самые оглушительные фанфары... Шутники рассказывали, будто он уговорил некоторых дам полусвета вытатуировать на самых сокровенных и нежных частях тела слова “Покупайте акции Всемирного банка...”. К тому же он, наконец, осуществил свой грандиозный замысел – купил “Финансовый бюллетень”... Это обошлось недешево, зато серьезная клиентура – трусливые буржуа, осторожные богачи, словом, все уважающие себя денежные тузы – была наконец завоевана.

Курс акций поднялся еще больше, а в игру вовлечены уже поголовно все.

За две недели курс на бирже поднялся до полутора тысяч, а к концу августа, непрерывно повышаясь, он достиг двух тысяч. <…> Покупали все, покупали даже самые благоразумные; никто не сомневался в том, что курс поднимется еще, что он будет подниматься без конца. Открывались таинственные пещеры “Тысячи и одной ночи”, бесчисленные сокровища халифов отдавались вожделеющему Парижу. Казалось, все мечты, о которых шепотом говорили в течение многих месяцев, сбывались на глазах у очарованной толпы: колыбель человечества будет отвоевана, исторические древние города побережья восстанут из песков, природные богатства Дамаска, потом Багдада,

а за ними Индии и Китая будут разрабатываться победоносной толпой наших инженеров. Покорение Востока, которое не удалось Наполеону с его шпагой, осуществило акционерное общество, бросив туда армию заступов и тачек. Завоевание Азии стоит миллионов, но оно даст миллиарды. И больше всего торжествовали участницы нового крестового похода – женщины, твердя о нем на своих интимных файф-о-клоках, на пышных великосветских ночных приемах, за столом и в альковах. <…> Отцы, мужья и любовники, подстрекаемые этим неистовым пылом женщин, давали теперь маклерам ордера на покупку акций под неумолкаемый крик: “Так угодно Богу!” А потом пошла мелкота, шумная, топочущая толпа, какая всегда идет следом за крупными войсками. Азарт перекинулся из гостиных в кухни, от буржуа к рабочему и крестьянину, и теперь в эту сумасшедшую пляску миллионов бросал жалких подписчиков, имеющих одну, три, четыре, десять акций: швейцаров, собравшихся на покой, старых дев, пестующих своих кошек, мелких провинциальных чиновников в отставке, живущих на десять су в день, сельских священников, раздавших беднякам все, что у них было, – всю эту отощавшую и изголодавшуюся массу полунищих рантье, которых каждая биржевая катастрофа убивает, словно эпидемия, и одним махом укладывает в общую могилу.

То, что в акциях «сидят» «рабочие и крестьяне», мелкие провинциальные чиновники, «живущие на 10 су в день», «отощавшие и изголодавшиеся полунищие рантье», – это, конечно же, признак скорого конца.

И вся эта экзальтация по поводу акций Всемирного банка, это повышение курса, летевшего вверх, словно подхваченного вихрем религиозного восторга, были в полном соответствии с музыкой, все громче звучавшей в Тюильри и на Марсовом поле, с непрерывными празднествами, дурманившими Париж с самого открытия Выставки. …Каждый вечер залитый огнями город сверкал под ночным небом, как колоссальный дворец, в залах которого до самой зари не засыпает разгул. <…> С мая месяца со всех концов земли началось паломничество императоров и королей; их шествию не было конца; около сотни государей и государынь, принцев и принцесс прибыло на Выставку. Париж кишел величествами и высочествами; он приветствовал императора русского и императора австрийского, турецкого султана и египетского вице-короля... Приветственные салюты не умолкали на площади Инвалидов... Чуть ли не каждую неделю в зале Оперы загорались люстры ради какого-нибудь официального празднества. Мелкие театры и рестораны были переполнены... Наполеон III пожелал собственноручно раздать награды шестидесяти тысячам участников Выставки. Это торжество превзошло своей роскошью все прежние: то была слава, озарившая Париж, расцвет империи. Император, окруженный обманчивым феерическим ореолом, казался властелином Европы.

Для того, чтобы поддержать горячку, приходится все чаще прибегать к скупке акций самим банком:

Курс перешел за две тысячи триста франков, и он [Саккар]... чувствовал, что на бирже начинается противодействие, что оно усиливается вместе с горячкой повышения: видимо, появилась группа игроков на понижение, которые… начинали враждебные действия, пока еще робко... И для того, чтобы восходящее движение курса не остановилось, Саккару уже дважды пришлось самому покупать акции, прикрываясь подставными именами.

Наконец игру на понижение начинает самый влиятельный игрок на бирже – еврей Гундерман, у которого «в подвалах хранится миллиард», который он и пускает в ход. Гундерман, в отличие от Саккара, мыслит рационально:

Стоимость акции равна номиналу плюс процент, который она может дать и который зависит от благосостояния фирмы, от успеха ее предприятий. Следовательно, существует какая-то максимальная цифра, превышать которую неблагоразумно; если же, под влиянием всеобщего увлечения, она все-таки бывает превышена, то это повышение искусственно, и тогда разумнее всего играть на понижение, которое наступит рано или поздно.

Посмотрим теперь, как поживают наши герои – лавочник Дежуа и его дочь Натали, ради приданого которой все деньги вложены в акции Всемирного банка. Натали хвастается Марсель – той девушке, которая вышла замуж за бедного журналиста и с которой Натали водит знакомство:

Как вам известно, курс сейчас две с половиной тысячи. <…> Так вот – наши восемь акций уже дают нам двадцать тысяч франков. Недурно, а? Сначала папа хотел остановиться на восемнадцати тысячах, – он сам назначил себе эту цифру: шесть тысяч франков на мое приданое, двенадцать для него. Это была бы небольшая рента в шестьсот франков… Но какое счастье, что он не продал, правда? Ведь вот сейчас у нас на две тысячи больше!.. Ну, а теперь мы хотим еще больше, мы хотим ренту в тысячу франков, не меньше. И мы получим ее – так сказал господин Саккар.