История капитала от «Синдбада-морехода» до «Вишневого сада». Экономический путеводитель по мировой литературе
Шрифт:
Но жизнь идет не по сценарию Антонио. Вскоре возникают слухи, что «корабль Антонио с богатым грузом потерпел крушение в Узком проливе». Кредиторы Антонио, приехавшие в Венецию, клянутся, что он должен неминуемо обанкротиться. Мы видим, как множатся слухи – от крушения одного корабля до «погибло все»:
Ужель погибло все, без исключенья?Из Триполи, из берберийских стран,Из Мексики, двух Индий, Лиссабона,Из Англии? И ни один корабльНе спасся? Все разбились об утесы,Грозу купцов?Вексель
Торговля и доходы Венеции действительно в руках других стран, потому что ресурсов особо нет, страна выполняет роль торгового хаба, а торговля легко может переместиться в другой прибрежный порт. Пожалуй, это мое самое любимое место в пьесе. По сути Шекспир говорит о том, что для инвестиций в страну нужен хороший инвестиционный климат. Это в XVI-то веке!
Поневоле начинаешь задумываться о том, откуда берутся такие познания у актера провинциального театра. Подобные примеры из пьес Шекспира, видимо, и заставляют подозревать, что под этой маской скрывался куда более влиятельный человек, вплоть до версии о принадлежности автора к королевской династии.
Наступает время суда. Дож пытается образумить Шейлока, надеясь, что тот «сохранит видимость (курсив мой. – Е.Ч.) злодейства до развязки дела», но Шейлок тверд как скала. Он демонстративно точит нож, «чтобы резать у банкрота неустойку».
Выход из положения находится через софистику. Вдруг обнаруживается, что в векселе речь идет о мясе, но не о крови. Шейлоку грозят тем, что если он прольет «хоть каплю христианской крови, // его добро и земли по закону // к республике отходят». Кроме того, ему нужно отрезать «не больше и не меньше, чем фунт».
Хотя б превысил иль уменьшил весНа часть двадцатую двадцатой долиНичтожнейшего скрупула, хотя быНа волосок ты отклонил иглуТвоих весов, – то смерть тебя постигнет,Имущество ж твое пойдет в казну.И больше. Дело поворачивают так, что Шейлок уже обвиняется в покушении на убийство:
В Венеции таков закон, что еслиДоказано, что чужестранец прямоИль косвенно посмеет покуситьсяНа жизнь кого-либо из здешних граждан,Получит потерпевший половинуЕго имущества, причем другаяИдет в казну республики, а жизньПреступника от милосердья дожаЗависит...Милосердный
История о жестоком заимодавце, пытавшемся вырезать фунт мяса у неисправного должника, рассказывается в целом ряде средневековых произведений и, скорее всего, является историческим фактом.
Ростовщики были озлоблены на своих должников не случайно. Они подвергались гонениям и страдали от экспроприации почти во всех странах Европы. Распространено убеждение, что это связано с религиозной нетерпимостью средневекового христианства и христианства эпохи Возрождения. Однако современные экономисты имеют на этот вопрос более прагматичный взгляд. Они считают, что изгнание евреев из Англии, Португалии, Испании в первую очередь являлось своеобразной формой реструктуризации кредитов. Знать сначала набирала долгов, а когда критическая масса накапливалась – должники не могли или не хотели расплачиваться – знать изгоняла кредиторов-евреев под каким-нибудь «благовидным» предлогом.
Как-то я рассказывала о «Венецианском купце» на одной лекции в Нижегородской школе бизнеса «Грин Сити». Ее ректор, Василий Дорофеевич Козлов, который там присутствовал, посоветовал посмотреть и фильм «Венецианский купец» – недавний голливудский блокбастер. Говорит, что там экономико-политическая линия очень хорошо передана. Предлагаю его рекомендацию вниманию читателя.
В романе «Айвенго», действие которого относится к XI веку, времени Ричарда Львиное Сердце, показано, что никакой «правовой защиты» ростовщиков не существовало. Опустошить их карманы мог любой рыцарь «по праву сильного». Приходилось всячески лавировать и скрывать наличие денег.
Вот ростовщик Исаак, возвращающийся к себе домой из дальних странствий, попадает в руки группы рыцарей, следующих на турнир:
– Нечестивый пес, <…> так ты тоже пробираешься на турнир?
– Да, собираюсь, – отвечал Исаак, смиренно кланяясь, – если угодно будет вашей досточтимой доблести.
– Как же, – сказал рыцарь, – затем и идешь, чтобы своим лихоимством вытянуть все жилы из дворян, а женщин и мальчишек разорять красивыми безделушками. Готов поручиться, что твой кошелек битком набит шекелями.
– Ни одного шекеля, ни единого серебряного пенни, ни полушки нет, клянусь богом Авраама! – сказал еврей, всплеснув руками. <…> Я совсем разорился. Даже плащ, что я ношу, ссудил мне Рейбен из Тадкастера [10] .
10
Произведение цитируется по: [Скотт 1962].
Спокойно спать в этой компании Исаак не может:
Лицо его выражало мучительное беспокойство; руки судорожно подергивались, как бы отбиваясь от страшного призрака; он бормотал и издавал какие-то восклицания; …среди них можно было разобрать следующие слова: “Ради бога Авраамова, пощадите несчастного старика! Я беден, у меня нет денег, можете заковать меня в цепи, разодрать на части, но я не могу исполнить ваше желание”.
Один добрый пилигрим предупреждает Исаака о готовящемся рыцарями покушении на его кошелек и советует скрыться рано утром.