История Карлини
Шрифт:
…
После еды они втроем убрали посуду. Мама легла спать, чтобы хоть немного отдохнуть перед началом работы.
– Каури, давай быстрее, – прошептал Карлини брату.
Мальчик копался на втором этаже, собираясь на учебу. Спустя некоторое время они вместе с Карлини вышли из дома в туманный город.
Было влажно и прохладно, западный ветер ласково играл с волосами, пытаясь закрыть ими обзор. С некоторых пор Карлини стал заплетать волосы в косу, потому что уже стало очень неудобно. А расставаться с волосами не хотелось. Так Карлини чувствовал себя ближе к матери, у которой
Карлини и Каури шли через дворы в сторону школы. Юноша всегда провожал брата и встречал, потому что боялся, что мальчик встретится с отцом. Тот был в нетрезвом состоянии большую часть своей жизни. Он мог поджидать Каури где-нибудь и сделать что-то, о чем потом будет жалеть сам. Карлини не мог допустить этого. Он чувствовал ответственность за маму и брата, поэтому всегда старался вставать между ними и отцом.
«Пускай держится подальше», – ему было грустно так думать, однако по-другому он уже не мог.
Отец больше не был собой. Осталась лишь искалеченная оболочка, в которой даже его душе тяжело находиться.
Туманные дворы с узенькими тропами, поросшими мхом, были наполнены звенящей тишиной. Словно стены домов образовывали вакуум, в котором терялись звуки. Улицы ожили. Казалось, будто они были недосягаемо далеко. Там было шумно и людно. Не протолкнуться, уж точно.
Они с Каури миновали старые гнилые качели, очередной колодец, возле которого раньше ловили лягушек. Впереди был слышен звон колокола. Он был установлен в небольшом храме Хаоса рядом со школой. По тропинкам семенили сонные девчонки и мальчишки. Из-под волос торчали острые ушки. У кого-то они торчали вверх, а у кого-то забавно были опущены вниз. В тумане растворялся свет детский морфийских глаз: алых, оранжевых, бордовых и желтых. Только теплые цвета – символ принадлежности расе морфов – тех, кто верен Дору и идее хаоса. Янтарный, алый, оранжевый, желтый – цвета первозданной стихии лавы-реки, которая вырвалась под взмахом плаща бога. Именно из этой реки когда-то вышли морфийские праотцы и их правитель.
Храм у школы был расписан иллюстрациями из легенд о сотворении мира. Вот Дор появляется в полной темноте, совсем один, переполненный скорбью об утраченном мире, вот он бежит, создавая все вокруг из своих эмоций, а вот и момент создания трех первых правителей. В храме на коленях стояли родители. Они о чем-то молились Дору. Их молитвы, произнесенные шепотом, растворялись в тумане и становились его частью.
Карлини понимал, что подразумевалось под фразой «поддаться хаосу». В мыслях все было очевидно, но в жизни понять это было куда сложнее. Чаще всего приходится сдерживать свои эмоции и чувства, чтобы не испортить какие-то отношения, чтобы не потерять работу.
«Приходится слишком много терпеть, чтобы угодить всем вокруг», – подумал Карлини и тут же ощутил, как внутри все сжимается.
Даже магию многим нужно сдерживать, чтобы не наделать глупостей. Всегда есть граница, переступить за которую не имеется возможности.
– Ну что, вот крыльцо, – Карлини указал в сторону школьных ступеней, по которым бодро взбирались дети. – Тебе пора.
– В этом же месте, в то же время,
– Да, в этом месте в то же время. Я тебя буду тут ждать после занятий.
– Сходим за свежим хлебом? – спросил заговорщицки Каури.
Мальчик обожал ходить в пекарню. Можно было по дороге домой откусить несколько раз от горячей и хрустящей горбушки. Карлини разрешал это делать несмотря на то, что нужно было беречь каждую крошку. Он очень хотел, чтобы у брата была эта радость в жизни и приятные воспоминания из детства.
– Посмотрим, братец, – Карлини потрепал его по волосам. – Ну все давай, иди.
Он проследил за тем, как его брат легко взобрался по ступенькам.
«Ты будешь потрясающим ниаром», – Карлини представил, как Каури пойдет служить на флот или в какой-нибудь престижный ковен.
Карлини увидел, как женщина, которая молилась в храме, молчаливо побрела по тропе со слезами на глазах.
«Что такого произошло? Почему она так горячо молилась?»
Карлини подошел к храму ближе. Маленькое помещение, в котором курились благовония, было наполнено янтарным светом лампады. Этот свет отражался от стекол витражей, которые, по преданиям, подражали большому витражу в чертогах Дора. Говорили, что сквозь стекла можно было увидеть своих далеких предков, тени умерших и даже очертания лиц потомков. Все потому, что через витраж Дора проходят в мир души.
В центре стеклянного изображения мерцала надпись «Живи и цвети».
«Что это значит? – подумал Карлини. – Жить и цвести невозможно, когда ты зажат в рамки со всех сторон».
Стоя у витража, он почувствовал, будто кто-то смотрит на него из-за цветного стекла. Этот взгляд был похож на то, как смотрит отец. Возможно, у Карлини разыгралось воображение, но ему показалось, будто из-за витража на него уставилась пара янтарных глаз. Карлини опомнился от гула барабанов, который послышался со стороны святилища.
«Я уже начинаю это чувствовать, – подумал он, вспоминая, как плохо ему стало утром. – Чувствую, как тяжело быть непосвященным».
С каждым днем энергии становилось все меньше. Карлини все равно приходилось делать его рутинные дела, потому что он был ответственен за свою семью.
– Я посвящусь в морфы, когда вытащу маму и брата отсюда, – произнес шепотом Карлини, словно оправдываясь перед храмом или перед тем, кто наблюдал за ним из-за витража. – Я обещаю.
Глава вторая. Ковен лекарей
Карлини спешил. Его ждал длинный день с большим списком дел от мастера Ариина. Юноша мчался по улице, освещенной блеклым светом западного солнца. Улочки были настолько узкими, что приходилось продираться через толпу и уклоняться от потоков воды, выливающихся помоев из окон. Повсюду стояли бочки, телеги, коробки. Ночью все они стояли по краям улицы, однако днем все находилось в движении. Пахло рыбой, водорослями, потом.
Кто-то нес в руках курицу, кто-то целую охапку пергаментов, пытаясь позавтракать на ходу залежавшимся куском булки, а кто-то, как Карлини, пытался успеть в свой ковен до третьего боя барабанов.