История кочующего экипажа
Шрифт:
— Это что, будет танк перехода, от среднего к тяжелому?
— В какой-то мере. При незначительно возросшей, благодаря башне, общей бронезащите, он будет лучше Т-34-76, но в сравнении с тяжелыми танками противника, сам понимаешь…. Но зато машина, практически не утратит прежней подвижности и маневренности.
— Хотелось бы мне на такой попробовать — мечтательно протянул лейтенант.
— Попробуешь в следующем году.
— Ага, если доживу…
— Для начала надо вырваться отсюда. Затем пробиться к нашим, и в лапы особистов не угодить после…
— Думаешь, не поверят?
— Как пить дать. Замучают допросами и проверками.
— Тогда нам на этом танке сразу к комбригу нужно.
— Скорее к генералу
— Это невыполнимо.
— Все это невыполнимо, а необходимо провернуть. Теперь мы танкисты Удачи.
И они стали работая, разрабатывать поверхностный план своего побега, и угона танка. Помимо всего прочего нужно было решить — пытаться бежать во время полевых испытаний, или рвануть прямо от мастерских? Сейчас главным было только это. Остальная жизнь осталась за колючей проволокой. Конечно, Артем не забыл, о намерении вернуться к «ласточке», и попробовать запустить метафизический механизм временного искажения, но это желание, сместилось на третье место. Лейтенант понятно желал снова стать на защиту Родины, и занять свое место в бронетанковом строю.
А пока, строя из себя технарей и мотористов, они производили видимость ремонта. Их действительно стали чуть лучше кормить, давали больше воды и хлеба, вместо баланды — нечто вроде капустника, и гороховую кашу. Овчарок, конечно, кормили лучше, но и такая пища, позволяла не терять силы, и трезвость мышления.
После двух дней, в плену, и отсутствия какой-либо осведомленности, они никак не знали, то немцы ввели в сражение дополнительные резервы и любой ценой стремился прорваться вдоль белгородского шоссе к Курску. На помощь 6-й гвардейской и 1-й танковой армиям, командование фронта своевременно выдвинуло часть своей артиллерии. Кроме того, для прикрытия обоянского направления, был перегруппирован из района Прохоровки 10-й танковый корпус и нацелены основные силы авиации. А для усиления правого фланга 1-й танковой армии был перегруппирован 5-й гвардейский танковый корпус. Совместными усилиями сухопутных войск и авиации почти все атаки врага были отбиты.
Только 9 июля в районе Кочетовки, танкам противника удалось прорваться к третьей полосе советской обороны. Но против них были выдвинуты две дивизии 5-й гвардейской армии Степного фронта и передовые танковые бригады 5-й гвардейской танковой армии, которые остановили продвижение вражеских танков. Потерпела неудачу также попытка противника продвинуться к Прохоровке с юга. Знай все это Артур и Олег, может быть, и планировали бы свой побег более четко.
А тем временем, на промежутке между первой и второй линиями советской обороны, и днем и ночью, шли тяжелые бои. Курская битва продолжалась и 8, и 9 июля противник все напирал, вел атаки на Ольховатку и Поныри. Фашисты неистово рвались к Курску, намереваясь открыть себе пути на столицу. Их, конечно, изматывали, но и сами выдыхались — резервы ждали своего часа, и в сражение не вводились. Борис и Геннадий, как и все бойцы, на этом участке фронта, после отражения первой сегодняшней атаки фашистов, получили короткую передышку, что позволило немного прийти в себя, да хотя бы хлебнуть воды. Они бегло осмотрели свою «тридцатьчетверку», и проехали вперед на более удобную и выгодную позицию. И теперь стояли, ожидая дальнейших указаний. Автоматчики ютились рядом, тоже ждали распоряжений командования.
— Впереди опять бои — раздосадовано проговорил Генка, пока Василий отсутствовал, отправившись к своим — сколько их было-то?! Я уже считать перестал — гусеницу починили, и началось…. День провоевали, остановились, привели технику в порядок, заправились ГСМ и снарядами, сами поели и спать. Утром опять пошли. Я и не видел тут в Прошлом ничего. Ни мирной жизни, ни чистой не загаженной войной природы, ни пива с лимонадом этих времен…. Только если, тебя подбили,
— Поплюй и постучи — нам так никак нельзя. Это офицеры потом получают новый танк с чужим экипажем. И так по кругу, пока в медсанбат не попадут или не сгорят. А нам нельзя ни танк потерять, не быть переведенными в другие экипажи.
— Так и я о чем? Будем всегда в строю — не вывернемся. Артем пропал, нужно принимать решение самим. Еще «окно» прозеваем, и все, тогда в прошлом до победного конца.
— Так мы вроде не туристы во Времени, и не на экскурсии по городам и селам СССР.
— Да я понимаю, просто накатило…
Помолчали, пожевали сухарей, каждый понимал, что сейчас они никуда не двинуться.
— Собрали блин припасов на дорожку — пробурчал Борис — неизвестно когда и покормят.
— До вечера протянем — покормят. А вот запастись, вряд ли выйдет.
Ситуация менялась, штаб фронта требовал, и вскоре, уже советские части пошли на прорыв, занимая улицу за улицей. Экипаж получил приказ поддерживать огнем пехоту, и не пропускать бронетехнику противника, если, не уничтожая, то выводя из строя. Вскоре прибежал Вася, по рации передали вводную, и передышка кончилась.
— Вперед на Запад! — Трогаясь, прокричал Борис, вспоминая, что вскоре таким и будет девиз Красной Армии, которая начнет освободительное движение.
Генка, молча, вынул снаряд из крепления в башне, вложил в казенник, запер затвор, и пробурчал себе под нос:
— Я бы уже в части, предпочел быть, когда все двинутся на запад…
Пара десятков метров по улицам, и они снова вступили в бой. Несмотря на интенсивный обстрел, надеясь на крепость брони, и на свою сноровку, которая все возрастала — пусть и в малой степени, но парни родившиеся конце 90-х, были немного быстрее, своих предков. Так «Тридцатьчетверке» пришлось и дальше действовать совместно с пехотинцами, перебрасывая тех на броне. Метр за метром, врага теснили, отвоевывая пядь за пядью родную землю. От попаданий броня, казалось, уже беспрерывно гудела, постепенно у танкистов выработалась мгновенная реакция. Борис вовремя подавал, и отводил танк, старался все время подставлять врагу лоб, а Генка, в поте лица, трудился у пушки, стараясь опережать немцев. Ему трудно было, без заряжающего, потому в экстренных случаях, того заменял Боря, перелезая на боеукладку.
Редели ряды пехотинцев вокруг, в еще уцелевшие дома, то и дело попадали снаряды, мины, и пулеметные выстрелы, но танк, каким-то чудом, оставался целым.
— Прут и прут, гады — возмущался Геннадий — а подмоги все нет и нет. Как нужно воевать, чтобы не оставить позиции, и продержаться?
— Вася корректируй, давай, не останавливаясь. Положение все время меняется. Пусть хоть пару залпов дадут. — Не выдержал Борис — еще немного и мы — решето.
Но должной поддержки огнем не последовало, ни через пять минут, ни через десять, пришлось отступить, и оттянуться к своим, основным силам. Не везде, удавалось выдерживать натиск неприятеля, и во второй половине дня немецкие войска снова заняли станцию. А вечером 307-я дивизия перешла в контратаку и отбросила противника. Немцев выбивали из поселка, и заняли оборону, намереваясь уже не впускать их на станцию. Только теперь неполный экипаж «тридцатьчетверки» с номером «79», смог отдохнуть, поесть, и подумать о своем положении.
— Ехали, ехали, и наконец, приехали — констатировал итоги по создавшейся ситуации, Генка. — И куда мы перлись? Хуже будет только под Прохоровкой.
— Да, нужно отсюда как-то слинять — кивнул Борис — возвратиться в свой батальон, узнав — где он, и ждать Артема. Или вестей о нем.
— Это, если о нем с лейтенантом, что-то известно. Но думаю, что нет — только мы можем рассказать.
— Понесла нас нелегкая в том направлении — теперь не расхлебаешь… — Буркнул Борис — спасибо лейтенанту.