История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 2
Шрифт:
Проведя некоторое время на приемах, Наполеон потратил следующие дни на осмотр общественных заведений, верфей, арсенала и каналов, сопровождаемый повсюду Декре, Прони и Сганзеном. Закончив осмотр, он издал декрет в двенадцати главах, объемлющий все нужды возрожденной Венеции. Эти декретом, в частности, восстанавливались некоторые налоги, отмененные после падения республики, но оправданные длительным опытом, не обременительные и необходимые для того, чтобы поддержать существование города, ибо Венеция, как и Голландия, есть скорее творение рук человеческих, нежели природы.
Обеспечив средства, Наполеон подумал об их использовании. Прежде всего, он организовал управление, которому вменялось в обязанности заниматься содержанием каналов и углублением лагун; издал указ о сооружении большого канала для вывода судов из арсенала в пролив Маламокко и дока для 74-пушечных кораблей, а также об организации гидравлических работ на реке Бренте, отводящей воды в лагуны, и на других путях, которыми они попадают в Адриатику. Кроме того, он учредил свободный порт для беспошлинного ввоза товаров. Наполеон позаботился также об общественном здоровье, повелев перенести кладбища от церквей
7
Ныне это всемирно известное кладбище Сан-Микеле на одноименном острове. – Прим. ред.
Осыпав Венецию всеми этими благодеяниями, Наполеон отбыл во Фриуль, чтобы осмотреть укрепления Пальмановы и Озоппо, возведением которых не переставал руководить издалека и которые считал, вместе с Мантуей и Алессандрией, залогом обладания Италией. Озоппо и Пальманова на Изонцо, Пескьера и Мантуя на Минчио, Алессандрия на Танаро были в его глазах эшелонами почти непреодолимой обороны против германцев.
Затем он прибыл через Леньяно в Мантую, где должен был увидеться с братом Люсьеном, чтобы попытаться помириться с ним, чего горячо желал, но только на некоторых условиях. Его камердинер Меневаль [8] ночью сходил за Люсьеном в гостиницу и привел его во дворец, который занимал Наполеон. Люсьен, вместо того чтобы броситься в объятия брата, приступил к нему с гордостью, впрочем весьма извинительной (ибо из двух братьев был тем, кто не обладал никакой властью), но переходящей, возможно, пределы того, чего требовало достоинство. Свидание прошло мучительно и бурно, но не без полезного результата. Наполеон всё еще относил к числу возможных комбинаций в Испании союз французской принцессы с Фердинандом. Именно тогда он и получил письмо от короля Карла IV с повторным предложением о брачном союзе; и хотя сам склонялся к более радикальному решению, в то же время не исключал и такой род компромисса. Потому он просил Люсьена отдать ему дочь от первого брака, чтобы воспитать ее при императрице-матери, внушить свои взгляды и послать затем в Испанию для возрождения династии Бурбонов. Если бы он не решился доверить ей эту роль, у него было довольно и других тронов, более или менее высоких, на которые он мог возвести ее посредством брачного альянса. Наполеон был расположен пожаловать Люсьену титул французского принца, даже сделать его королем Португалии, где он оказался бы рядом с дочерью, но при условии расторжения его второго брака, с возмещением супруге ущерба посредством титула и богатого надела. Такое устройство дел было возможно, но Наполеон требовал его слишком властно и получил раздраженный отказ. Братья расстались в волнении и досаде, однако без ссоры, ибо часть того, что желал Наполеон, – отправка в Париж дочери Люсьена – осуществилась несколько дней спустя. На следующий же день Наполеон отбыл в Милан, куда возвратился 15 декабря.
8
Воспоминания барона Меневаля издавались в «Захарове» в 2002 году, в книге «Наполеон. Годы величия». – Прим. ред.
В Милане его ожидали депеши, пришедшие из Испании и со всех концов Империи, и ему надлежало принять немало решений. Письма агентов с Иберийского полуострова и письма Карла IV с предложением о браке с французской принцессой вручили ему по дороге. Решение столь важных вопросов было для него невозможно в том состоянии ума, в котором он пребывал в это время. Наполеон не хотел брать на себя никаких обязательств, ибо еще ничего не решил, хоть и склонялся, как мы уже сказали, к решению низложить Бурбонов. Он приказал Шампаньи написать в Мадрид о том, что он получил письма короля Карла IV и оценил их важность, но, будучи всецело поглощен делами Италии, не может заняться делами Испании с тем вниманием, какого они достойны, и подобающим образом ответит тотчас по возвращении в Париж в скором времени. Он настаивал на том, чтобы договор Фонтенбло оставался еще некоторое время тайным, а послу Богарне, не считаясь с его мнениями и суждениями, адресовал ничего не значащие, но определенные в одном пункте ответы, запретив выказывать какое-либо предпочтение партиям, разделявшим испанский двор, и давать понять, в какую сторону склоняется двор французский.
Между тем, всецело предавшись делам Италии, Наполеон вовсе не забывал об Испании. Напротив, он отдал новые военные приказы, стремясь постепенно нарастить свои силы по обе стороны Пиренеев, чтобы вне зависимости от окончательного решения ему осталось бы лишь выразить свою волю, когда она у него появится. Помимо армии Жюно, необходимой в Португалии, он подготовил, как мы видели, еще корпуса Дюпона и Монсея и полагал, что этого недостаточно. Он считал, что эти два корпуса, будучи направленными по дороге из Бургоса и Вальядолида под предлогом прохода в Португалию и имея возможность движением влево передвинуться на Мадрид, будут сдерживать столицу и обе Кастилии. Но Наварра, Арагон, Каталония, провинции столь важные и сами по себе, и своим духом, и местоположением, и находящимися в них крепостями, казались ему подлежащими оккупации если и не тотчас выдвинутыми туда силами, то по крайней мере силами, готовыми вступить в них в любой момент.
Поэтому Наполеон хотел располагать еще двумя готовыми дивизиями, одна из которых, разместившись у Сен-Жан-Пье-де-Пора, могла бы под каким-нибудь предлогом выступить на Памплону, а другая, собранная в Перпиньяне, могла бы равным образом войти в Барселону
Швейцарский батальон, расквартированный по соседству, мог довести их количество до шести. Наполеон приказал немедленно воссоединить их в Сен-Жан-Пье-де-Поре под командованием генерала Мутона и добавить к ним роту пешей артиллерии. Перпиньянскую же дивизию он набрал в Италии. Возвращение войск союзников в их страны уже позволяло располагать частью итальянских полков, размещенных вблизи Франции. Наполеон предписал трем итальянским батальонам из Турина и одному из Генуи направляться в Авиньон. Прекрасный неаполитанский полк, который Жозеф отправил к нему для приучения к боевой жизни, уже находился близ Гренобля. Ему также был отправлен приказ двигаться к Авиньону. Туда же были направлены четыре ломбардских и неаполитанских эскадрона, насчитывавших 600–700 всадников, и несколько артиллерийских рот. Французский полк из крепости Браунау, возвращенной австрийцам, переходил Альпы, возвращаясь в Италию. Ему было предписано следовать на юг Франции. Наконец, в Пьемонте имелись сборные пункты пяти егерских и четырех кирасирских полков, отправленных прошлой зимой из Италии в Польшу. Как все армейские сборные пункты, они были весьма обильно снабжены людьми и лошадьми. Наполеон набрал из них еще две прекрасных кавалерийских бригады, сформировавшие под командованием генерала Бессьера дивизию в 1200 всадников. Присоединив к этим войскам несколько французских и швейцарских батальонов из Прованса, можно было собрать в Перпиньяне корпус в 10–12 тысяч человек.
Предписав эти диспозиции войскам, остававшимся по эту сторону Пиренеев, Наполеон распорядился о новом движении войск, уже их перешедших. Генералу Дюпону, одна дивизия которого выдвинулась к Витории, он приказал воссоединить все три дивизии между Бургосом и Вальядолидом в первые дни января, с видимым направлением на Саламанку и Сьюдад-Родриго, то есть на Лиссабон, но при этом наблюдая за мостом через Дуэро на Мадридской дороге, дабы быть готовыми завладеть им при первой необходимости. Маршалу Монсею было предписано занять позиции, оставляемые Дюпоном, и выдвинуть одну из его дивизий к Витории. Эти движения не могли чрезмерно усилить подозрений испанского двора, ибо производились по Лиссабонской дороге. Однако чтобы придать им еще более естественный вид, Наполеон велел Богарне направить испанскому двору уведомления самого тревожного свойства о скоплении английских сил в Гибралтаре, скоплении совершенно реальном, ибо незадолго до того стало известно, что британское правительство почти полностью вывело войска с Сицилии и намеревается послать в Португалию войска, вернувшиеся из Копенгагена. Наполеон настоятельно просил испанский двор позаботиться об охране Сеуты, Кадиса, лагеря Сан-Роке и Балеарских островов, этими полезными указаниями добавив правдоподобия предлогам, на которые ссылался при введении в Испанию новых французских войск.
Наполеон спешил покончить с делами Италии, чтобы вернуться в Париж, откуда мог пристальнее следить за предметом своей постоянной озабоченности. Однако решение по одному из тех вопросов, которые ему было бы удобнее решать в Париже, нежели в Милане, он не захотел откладывать ни на день. Вопрос этот относился к постановлениям британского правительства от 11 ноября касательно навигации нейтральных стран. Обнаружив, что доведенная до крайности система запретов вредит Англии более, чем Франции, Сент-Джеймский кабинет задумал доставить облегчение всеобщей торговле, принудив суда всех стран заходить в Великобританию и, более того, платить ей дань. Вследствие чего было постановлено, что судно любой страны, не находящейся в состоянии войны с Великобританией, хотя и зависящей в той или иной степени от Франции, может свободно заходить в порты Соединенного Королевства и его колоний и затем отправляться куда угодно при условии уплаты 25 %-ной таможенной пошлины. И напротив, всякое судно, не заходившее в порты Великобритании и имеющее на свои товары сертификаты, выданные французскими агентами, подлежит конфискации и объявляется трофеем. Таким способом торговые суда любой страны принуждались (в той мере, в какой были выполнимы законы на морских просторах) либо заходить в английские порты для уплаты пошлины, либо плыть в Англию за продовольствием и другими товарами английского производства. Вся торговля должна была проходить через английские порты, всякий товар должен был либо происходить из Англии, либо быть оплачен там пошлиной. Благодаря этим предписаниям англичане получали надежное средство отправлять во Францию свои колониальные товары, происхождение которых нельзя было проследить. В действительности они заманивали к себе суда нейтральных стран, нагружали их сахаром и кофе, затем сопровождали к французским или голландским портам с фальшивыми документами, выдававшими английские товары за товары нейтральных стран, прибывшие прямо из Америки.
Узнав в Милане об этом решении, Наполеон сначала написал в Париж, потребовав доклада у министра финансов и начальника таможен. Однако, не дожидаясь их ответа, он 17 декабря издал декрет, известный под названием Миланского, еще более суровый, чем все предыдущие.
Если в Берлинском декрете Наполеон ограничился недопущением в порты Империи любого судна, заходившего в Англию, на сей раз он пошел дальше и объявил военной добычей всякое судно, которое заходило в Англию или в ее колонии и подчинялось ее требованию уплаты пошлины. Подзаконными актами он установил суровые наказания для капитанов и матросов, уличенных в подложных декларациях. Миланского декрета было довольно, чтобы полностью перекрыть сообщения, которые Англия хотела открыть к своей выгоде. Но преимущество покупалось ценой насилия, которое неминуемо должно было вскоре утомить Францию и ее союзников не менее, чем саму Англию.