История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3
Шрифт:
Дивизионные генералы от имени своих войск обратились к маршалу Нею, которого не было нужды подстрекать. Осмелев от жалоб, с которыми к нему обращались, от популярности, какой он пользовался в своем армейском корпусе, Ней поддался движению неповиновения, которое напоминало некоторый период революции, а при Наполеоне было возможно только в Испании, при военной анархии, порожденной лишениями, неудачами и расстояниями. Маршал написал главнокомандующему письмо, в котором перечислил все неслыханные лишения своего армейского корпуса, указал на невозможность выживания в Селорику и необходимость отпустить его обратно на Коа, привел доводы против новой кампании на Тахо и категорически потребовал предъявить ему приказы императора, заявив, что если этих приказов не существует, он будет вынужден отказаться от повиновения. Ней имел все основания не одобрять движение
Массена был убежден, что именно неповиновение, а порой и недостаток рвения его подчиненных помешали ему захватить позицию неприятеля в Буссако, перейти Тахо в Пуньете, завладеть линией Мондегу в Кондейше и остановиться на линии Альвы в Понте-Мусела. Это выводило его из себя, но ранее он сдерживался из опасения вызвать в армии лишнее при отступлении потрясение. Потеряв терпение от последнего демарша Нея, он тотчас принял решение отнять у него меч в присутствии всей армии. Он предписал ему немедленно покинуть 6-й корпус, вернуться в Испанию и ждать решения императора о его участи; генералу Луазону, старейшему из дивизионных генералов 6-го корпуса, Массена приказал принять командование корпусом, запретив, под страхом кары за неповиновение, подчиняться маршалу Нею. Ней покинул 6-й корпус, единодушно о нем сожалевший.
После принесения этой мучительной жертвы в войсках стало заметно меньше неповиновения в речах, но не больше склонности к возобновлению кампании на Тахо, которая считалась гибельной для армии и бесполезной для замыслов императора. Все покорились дисциплине, затаив ненависть к тому, кто требовал повиновения. Хотя Массена, жестокий как к другим, так и к себе, мало считался с тем, что называют страданием, он всё же согласился приблизить 6-й корпус к Алмейде и Сьюдад-Родриго, дабы черпать из их запасов провизию, недостающую солдатам. Так французская армия начала жить за счет этих крепостей.
К несчастью, обнищание края, в который прибыли французы, равнялось обнищанию войск, которые пришли в него восстановить свои силы. Генерал Гарданн, обязанный наблюдать за тылами Португальской армии и собирать продовольственные запасы, не обладал достаточной властью, чтобы раздобывать их. Правда, поставки по некоторым сделкам, совершенным еще в сентябре, осуществились, но были отвезены в Саламанку, а часть закупленного зерна застряла на брошенных повозках на дорогах из Саламанки в Сьюдад-Родриго. Остальное послужило пропитанию дивизий Конру и Клапареда. В Алмейде и Сьюдад-Родриго оставался незначительный запас для небольших гарнизонов на случай осады, и этот запас теперь стремительно поглощался 6-м корпусом. Недавно принятая Наполеоном мера еще более ухудшила это печальное положение вещей. Он назначил маршала Бессьера (герцога Истрийского) губернатором севера Испании. И вот почему.
Сочтя неудобным иметь разных губернаторов в Бургосе, Вальядолиде, Леоне и Саламанке и испытывая особенное недовольство генералом Келлерманом, управление которого он порицал и чьей слишком смелой критики не любил, Наполеон решил объединить все разбросанные на севере войска под эгидой единого главнокомандующего, переведя под его управление Бискайю, Бургос, Вальядолид, Самору и Леон. На эту высокую должность он назначил маршала Бессьера, поскольку тот уже служил на севере Испании, где одержал блестящую победу в Рио-Секо. Когда Португальская армия возвратилась в Старую Кастилию, герцог Истрийский уже водворился в Бургосе. Массена писал ему, возвещая о своем приходе, своих нуждах и планах и о недолгом пребывании на севере Иберийского полуострова, и просил незамедлительной помощи продовольствием, боеприпасами и лошадьми. Хотя Бессьер и выказывал в отношении Массена всяческое почтение и восхищение, он отправил в Париж весьма невыгодные для того рапорты о том, что произошло в Португалии, основываясь на самом обманчивом из свидетельств – свидетельстве недовольной армии. Составляя подобный рапорт, он расточал самому Массена заверения в полнейшей преданности и внушил надежду на помощь, которую, возможно, охотно бы и доставил, если б сумел
За несколько дней напрасного ожидания помощи на границе Старой Кастилии Массена получил от Ренье и других своих офицеров весьма мало обнадеживающие подробности о ресурсах Эстремадуры. Видя, что его кавалерия и артиллерия остались без лошадей, а люди приходят всё в большее отчаяние при мысли о новой кампании на Тахо, Массена отказался, наконец, от плана, который был единственным утешением его печалей после потери линий Мондегу и Альвы. Не было более средства ни скрыть это мучительное отступление, ни придать ему другое значение посредством движения на Алькантару; приходилось признать, что после дерзкого марша на Лиссабон и упорного полугодового стояния на Тахо пришлось, подобно двум другим армиям, прежде выдвигавшимся в Португалию, оставить страну, столь неблагосклонную к французским армиям.
Массена тотчас отправил в Париж доверенного офицера, дабы доложить Наполеону о событиях отступления, о причинах, помешавших водворению на Мондегу и новому маршу на Тахо, а также о прискорбных сценах, разыгравшихся между ним и маршалом Неем. Офицеру предписывалось требовать помощи, приказов и всего необходимого для незамедлительного возобновления кампании.
Маршал перевел армию обратно в Старую Кастилию, расположив между Алмейдой, Сьюдад-Родриго, Саламанкой и Саморой, где она могла восстановить силы, а затем лично отправился в Саламанку, чтобы своим присутствием придать некоторую энергию армейской администрации. Он надеялся также добиться хоть какой-нибудь помощи от Бессьера, не перестававшего называть себя его преданнейшим и покорнейшим слугой.
Во время отступления, рассказ о котором мы прочитали, Сульт продолжил и завершил осаду Бадахоса, которая поначалу велась с величайшей медлительностью, а в последние дни – с замечательной быстротой. Форт Пардалерас был взят 11 февраля, но и после обретения этого опорного пункта, столь близкого к крепостной стене, французам не удалось к началу марта добраться до края рва, которого должны были достичь, согласно правилам осадного искусства и ввиду силы крепости и гарнизона, за 6–8 дней. Как бы то ни было, с 3 на 4 марта осаждавшие вышли к краю рва, откуда стало видно, что внутри бастионов возводят укрепления, чтобы преградить им путь. Пришлось менять направление огня брешь-батареи и наводить ее на куртину (стена, соединяющая бастионы), чтобы после штурма оказаться внутри самой крепости. По мере приближения к стене огонь неприятеля становился всё более разрушительным и смертоносным, разворачивая головные части подкопов, опрокидывая брустверы в траншеи, убивая и раня по 50–60 человек в день.
Но известия, приходившие со всех сторон, вынуждали преодолевать препятствия. Из Андалусии сообщали, что маршал Виктор в величайшей опасности, что на него движется англо-испанская армия, сформированная в Гибралтаре из войск, привлеченных с Сицилии, из Гибралтара и Кадиса, что он может выставить против нее не более 7–8 тысяч человек; что генерал Себастиани оказать ему помощи не может, ибо направил основные силы к королевству Мурсии, что осада Кадиса может быть снята, а собранное для нее снаряжение уничтожено. Из окрестностей Лиссабона сообщали, что англичане двинулись к крепостям Эстремадуры и тысяча человек уже появились перед Элвашем; что английская армия, вероятно, самого лорда Веллингтона выдвигается на помощь Бадахосу, и это заставляло думать, в согласии с другими слухами, что Массена отступил, наконец, с Тахо на Мондегу или на Коа. Получалось, что в ближайшем будущем французам грозило поражение Виктора, снятие осады Кадиса и, возможно, даже появление у Бадахоса англичан, избавившихся от Массена и вознамерившихся направить свои силы на Сульта, силы которого под Бадахосом составляли не более 16 тысяч человек.
После получения таких известий маршал Сульт появился в траншеях вместе с маршалом Мортье и главными офицерами инженерных и артиллерийских частей и объявил, что желает быть в Бадахосе через двое суток. Ему обещали, что брешь-батарея будет готова на следующий день, что она опрокинет куртину за несколько часов и можно будет начинать штурм. Несмотря на ужасающий огонь из крепости, офицеры артиллерии, соперничая в храбрости с инженерами, продолжали разрушение стены, и 10 марта брешь была объявлена проходимой. Сульт, только что получивший из Андалусии и Португалии еще более тревожные известия, не захотел терять ни минуты и приказал предъявить коменданту, ставшему преемником доблестного Менахо, убитого во время осады, ультиматум.