История Кубанского казачьего войска
Шрифт:
Данные о войсковых расходах показывают, что, во-первых, войсковые правители относились с крайней осторожностью к тратам войсковых денег и что, во-вторых, они широкой рукой тратили те же войсковые средства в тех случаях, когда той требовала казачья политика. Так, в 1794 году израсходовано было всего 33 р. на газеты, календари и почтовые расходы. В 1795 году израсходована самая большая сумма — 7052 р. Но сюда вошли 5051 р. издержанных на разграничение войсковой земли, 600 р. — на депутатов, посланных в Екатеринослав по делам, и 800 р. выданы «отправленному в Петербург капитану Езуневскому с будущими при нем балыками и икрой на прогоны». В пояснение этих расходов надо прибавить, что представителям от войска, при отграничении войсковых земель, дана была инструкция — не жалеть средств на угощение землемеров и пограничных депутатов. По письму одного из землемеров Головатому можно безошибочно сказать, что в состав отмеченных выше 5000 р. вошла
Что касается казачьего населения, то оно не несло никаких денежных повинностей. Это, конечно, не освобождало его от тягостей натуральных налогов. Военную службу казаки несли на свой счет, и расходы по снаряжению на службу требовали значительных издержек. Казаки не избавлены были также от постойной, дорожной и некоторых других повинностей. В делах архива сохранились документальные данные о затратах населения по доставке 16-му Егерскому полку топлива. Так, например, годичная пропорция в топливе определена была в 120 548 пудов бурьяна на отапливание казарм, печение хлеба, варение пищи и отапливание лазарета с кордегардией; а это стоило свыше 6000 р. при оценке бурьяна по 5 коп. с пуда, что считалось низкой ценой. Но особенно тяжела была самая обстановка при отправлении этой натуральной повинности. Не осевшие еще совсем на землю казаки принуждены были наряжать целые отряды рабочих рук и десятки подвод на значительные расстояния, чтобы добыть такой громоздкий вид топлива, как бурьян. Неудивительно, что и население роптало на тяжелые требования, соединенные с этой повинностью, и войсковая администрация просила начальство избавить войско от поставки населением топлива регулярным войскам.
Натурой отбывались дорожная и почтовая повинности, но обе эти повинности тесно соприкасались уже с нуждами самого населения. Дорог при заселении края не было, и, чтобы хоть сколько-нибудь обеспечить удовлетворительный проезд через казачьи земли, кошевой Чепига распорядился, чтобы проведена была дорога от Донской области по направлению к Екатеринодару и учреждено 20 станций между Екатеринодаром и Таманью, с одной стороны, и Екатеринодаром и Ейским городком — с другой. Проведение дороги поручено было инженер-капитану Бутину и поручику Волкорезу. При деле осталось нечто вроде маршрутной карты, с нанесением на нее урочищ, по которым можно судить, что дорога очень кстати пришлась к хуторам кошевого на Керпилях, войскового протопопа, старшин Кухаренко, Калмыка и проч. При проведении дороги Войсковое Правительство распорядилось, чтобы ближайшие куренные селения и хутора выставляли подводы и рабочих людей, сколько потребуется, а также вспомоществование при переправах через реки. На почтовых станциях лошади содержались населением, но с проезжих взимались прогоны. Для заведывания почтовыми станциями был назначен поручик Толмачевский. Подводы и рабочие люди выставлялись селениями и хуторами вообще при перевозке тяжестей для общественных надобностей, как например, леса для войскового собора, материалов для мостов и пр.
Как ни тяжелы были дорожная и подводная повинности, но самые плохие дороги и сообщения были все же крайне необходимы для вновь колонизуемого края. Без них немыслимо было развитие ни экономической жизни, ни сколько-нибудь удовлетворительных сношений по управлению краем. Перевозка провианта, фуража, тяжестей при отрядах и пр. возможна была лишь по мало-мальски устроенной дороге. Но особенно важны были дороги и почтовые сообщения для торговли.
Несмотря на то что войску была дарована свободная внутренняя торговля, торговая деятельность в первое время у черноморцев была слаба. Торговля только налаживалась. Торговцы были пришлые и к составу казачества не принадлежали, потребности населения в предметах ввоза были ограничены, и преобладающие формы торговли отличались натуральным характером. Велась, собственно, не торговля, а мена. Особенно развиты меновые сношения были на границе войска с черкесами. С появлением черноморцев на пожалованные земли сами горцы первыми завязали торговые сношения с ними. Предлагая в обмен на соль — хлеб и разные произведения своего убогого хозяйства, они заставили правителей войска, в силу необходимости, обратить на это внимание. Учреждены были пункты для торгово-меновых сношений с горцами, а позже — меновые дворы. В 1799 году Войсковое Правительство обратилось с просьбой к Государю об открытии трех меновых дворов: одного в Екатеринодаре для торговли с бжедухами, одного на Гудовичевой переправе для торговых сношений с хатукайцами, а третьего в Курках для торговли с шапсугами. Просьба мотивировалась обоюдными выгодами казаков
Выгоды такой меновой торговли с горцами были настолько очевидны и велики, что ни Войсковое Правительство, ни отдельные представители власти не пытались обложить этот вид торговли пошлиною. Если и возникали в этом отношении предположения, то они касались торговых операций внутри войска. Так, в Екатеринодаре были учреждены войсковые весы, или «Тереза». В 1800 году аренда их была отдана с торгов сотнику Кияшко за 350 руб. в год. Один из второстепенных представителей войсковой администрации, полковник Савва Белый, просил в 1793 году начальство разрешить ему обложить небольшим сбором греков торговцев, чтобы получить «самую малую пошлину для покупки бумаги, сургуча и прочих необходимостей». В делах не осталось указаний, как удовлетворена была эта просьба. Но вообще в то время войсковая администрация не стесняла торговлю, и никаких обложений торговли сборами не практиковалось.
Что касается трудового населения, то оно более всего заинтересовано было в устройстве ярмарок. В архивных документах сохранилось по этому предмету довольно значительное количество ходатайств об открытии ярмарок в куренных селениях.
Но ярмарки, и в особенности меновые дворы, считались в ту пору очень опасными в санитарном отношении. При каждом меновом дворе устраивался и карантин. Войсковое начальство ревностно следило за тем, чтобы от черкесов через меновые дворы не заносилась зараза. Общественная медицина и врачебная помощь были слабо развиты в то время, и организация медицинской помощи сводилась исключительно к предупредительным мерам против занесения в край чумы, холеры и других эпидемических заболеваний. На всю Черноморию был один только врач. Когда в Черномории появилась чума, то войско должно было обратиться за медицинскими силами в другие места.
Первые сведения о появлении чумы были получены в марте 1796 года от шапаря Ачуевского завода, Дубчака. По тогдашним обыкновениям, он секретно донес начальству, что на рыболовных заводах полковника Бурноса и поручика Паливоды появилась чума и что появление этой болезни произвело потрясающее впечатление на забродчиков, которые разбежались с заводов.
Для расследования появления болезни войсковое начальство послало полковника Гулика и подлекаря Третьякова. На месте появления болезни Гулик и Третьяков нашли только один труп. Других умерших от чумы не удалось отыскать. Оказались также больные с бубонами рабочие. Гулик сжег хату и невода. В это время в Черномории явился по распоряжению Жегулина начальник карантинов Гохфельдт. Были учреждены карантины в Керчи и Темрюке. Тут же установлено было, что заболевания чумой начались на заводе войскового судьи Головатого. Еще на четвертой неделе Поста проходили через завод с Бугаза три забродчика, переночевавшие у казака Волошина. Один из них вскоре умер. На Вербной неделе скоропостижно умерла жена Волошина, затем еще четверо в ее семье. А на самом заводе Головатого умерло 6 человек.
Гохфельдт и врач Шмидт посещали эти места и принимали энергичные меры для прекращения чумы. Но 27 апреля снова умер от чумы солдат в Тамани. Далее чума перебрасывается в селение Вышестеблиевское и город Темрюк. Так, мало-помалу, распространилась болезнь по всей Черномории, причинив громадный урон населенно. Вообще борьба с чумой была непосильной. Врачебных сил было мало; население относилось к принимаемым мерам враждебно, скрывало больных и случаи смерти, продовольственных средств недоставало.
В общем, чума 1796 года на Черномории унесла значительное количество человеческих жертв, и борьба с ней стоила больших средств. Только у разных старшин и казаков было сожжено 75 домов с строениями и имуществом на 30 575 р., 10 рыболовных заводов на 17 531 р. Если прибавить к этому содержание карантинов, разъезды медицинского персонала и лиц, командированных для борьбы с чумой, расходы на медикаменты, громаднейшие убытки от стеснений, соединенных с предупредительными мерами, то в результате должны оказаться очень большие и в высшей степени обременительные затраты на борьбу с чумой и ее прекращение.
Понятно, что и без того бедное население неминуемо должно было еще больше обеднеть, пережив все ужасы этого страшного народного бедствия.
Конечно, тяжелое экономическое положение казачьего населения зависело не от одних бедствий чумной эпидемии. Собранное из разных мест, разрозненное и отчасти разноплеменное войско достаточно бедным перешло на новые земли. Короткий промежуток времени при заселении края, неудачи самого заселения, наметившаяся классовая рознь еще более неблагоприятно влияли на экономический быт черноморцев.