История куртизанок
Шрифт:
К середине 1960-х годов алкоголь и более четырех десятилетий курения нанесли организму Кэтрин непоправимый вред. К этому времени она стала алкоголичкой, рассовывавшей бутылочки с виски по карманам, состояние ее здоровья ухудшалось с каждым днем. Мужчины уже не заглядывались на нее, когда она заходила в помещение, она лишилась сексуальной притягательности, которой обладала раньше, хоть все еще ходили слухи о том, что она служила прототипом героини «Конца одного романа».
Угасание Кэтрин совпало с концом ее романа с Грэмом Грином, но его ускорил несчастный случай в аэропорту Дублина, где она упала и сломала бедренную кость. Следовавшие одна за другой операции не приводили к восстановлению, и она с помощью виски пыталась заглушить острую боль, которая постоянно
В мае 1978 г. — когда оставалось всего несколько месяцев до ее смерти — шестидесятидвухлетняя Кэтрин написала Грэму нежное письмо, проникнутое печалью. Она с сожалением заметила, что он собирался уехать на Капри, — при этом Кэтрин ни словом не обмолвилась о том, что с ним вместе должна была ехать И вон, — где они часто бывали вместе. «Как мы были там с тобой счастливы! Я никогда не забуду те времена, тот день, когда мы впервые вошли в ворота виллы», — писала она{361}. Дальше в письме Кэтрин вспоминала другие радостные моменты — то, как на крыше Розаио они играли в слова, как плавали под водой, курили опиум. «В моей жизни никогда не было никого, похожего на тебя, и я тебе бесконечно благодарна» — так Кэтрин закончила письмо. Она увиделась с ним еще раз, мельком. Незадолго до смерти, наступившей 7 сентября 1978 г., она вежливо отказала ему в приглашении. Кэтрин мучительно страдала от рака и хотела, чтобы он ее запомнил такой, какой она была много лет назад, в их счастливые времена.
После кончины Кэтрин Гарри Уолстон отправил человеку, который страстно хотел жениться на его жене, послание, где, в частности, писал: «Кто может сказать, положа руку на сердце, что прошел по жизни, никому не причинив боли? А ты еще дарил радость, Но ты дал Кэтрин что-то такое (не знаю, что именно), что больше не давал ей никто»{362}. Этот дар, которому Гарри не мог придумать название, включал в себя разные составляющие, такие, например, как страсть и чувственная любовь. Но суть его, скорее всего, составляло удовлетворение Кэтрин тем, что она служила музой возлюбленному, вдохновив его на создание нескольких замечательных произведений англоязычной литературы.
Джойс Мэйнард{363}
Шаловливая девчушка с улыбкой на лице, снимок которой украсил обложку выпуска журнала «Нью-Йорк тайме мэгэзин» от 23 апреля 1972 г., мягко говоря, совсем не походила на красавицу, которой вскоре предстояло стать любовницей известного пятидесятитрехлетнего писателя. С фотографии на обложке на нас смотрит этакий тощий эльф с плоской грудью, в поношенных расклешенных джинсах и свитере с круглым воротом. Одной худенькой рукой она держится за кроссовку, а другой, на которой болтаются слишком большие часы, подпирает чуть склоненную голову. Но больше всего на снимке поражает лицо девушки, обрамленное длинными, спутанными на концах темными волосами и непокорной челкой, озорное лицо без всякой косметики, с большущими глазами, в которых сквозит усталость, а взгляд с робкой радостью и не без доли удивления направлен прямо в объектив.
Джойс Мэйнард выглядела как ребенок, но содержание ее хорошо и живо написанного очерка «Взгляд на прожитое в восемнадцать лет», в котором она анализировала причины неудовлетворенности ее поколения, выросшего после Вудстока на телевизионных шоу и куклах Барби, свидетельствовало о незаурядном уме взрослого человека. Молоденькая девушка с проницательностью ученого мужа рассуждала о гражданских правах, политике, «Битлз», марихуане, женской эмансипации, «конфузе девственности» в эпоху сексуальной революции. Она с сожалением признавала, что большую часть жизни провела перед экраном телевизора: «Если бы я столько же времени занималась игрой на пианино, сколько сидела перед телевизором, я стала бы теперь прекрасной пианисткой. Комедийные сериалы с головой погрузили меня в американскую культуру. После этих лет, проведенных перед
Американские средства массовой информации и широкая публика, в свою очередь, были восхищены Джойс Мэйнард, студенткой первого курса Йельского университета. Издатели журналов толпились у двери ее дома, она получала множество заказов на публикации и наводняла прессу работами, отличавшимися утомительным простодушием и неудержимым энтузиазмом. Ее читатели были явно ненасытны. Она писала для самых популярных журналов, но самое поразительное то, что Джойс вела собственную рубрику в журнале «Нью-Йорк тайме мэгэзин».
Многие читатели связывались с ней напрямую. Одно письмо, присланное из небольшого городка Корниш в штате Нью-Гэмпшир, отличалось от всех остальных. Его автор предупреждал девушку о соблазнах поспешных публикаций и советовал Джойс развивать ее литературный дар, который издатели обязательно постараются использовать к своей выгоде. Автор послания, имя которого уже стало культовым, просил ее не распространяться о содержании его письма и в конце его поставил подпись: Дж Д Сэлинджер. Тот факт, что Джойс была одной из немногих студенток Йельского университета, которая не читала ни роман «Над пропастью во ржи», ни другие произведения Сэлинджера, ничего не менял: она прекрасно знала о его известном отвращении к популярности, и ее чрезвычайно удивило то, что он ей написал.
Переписка продолжилась. Она переросла в глубокие и пылкие отношения, продолжавшиеся девять месяцев. Они наложили неизгладимый отпечаток на всю жизнь Джойс и оказали воздействие на нынешний литературный мир благодаря ее откровенным воспоминаниям «В мире — как дома», изданным в 1998 г. Начавшееся с почти ежедневного обмена письмами общение с Джерри — так Сэлинджер стал подписывать свои послания, — вскоре стало главным делом жизни Джойс. Два писателя, оба влюбленные в слова, принялись обольщать друг друга.
Какой же должна была быть восемнадцатилетняя девушка, чтобы в письмах вызвать интерес такой знаковой литературной фигуры, как Джером Дэвид Сэлинджер? В очерке Джойс Мэйнард, опубликованном в журнале «Таймс», уже проявилась ее очевидная исключительность, которая привлекла внимание Сэлинджера, а ее образ на обложке журнала взволновал и возбудил его. Она была младшей дочерью необычайно одаренных родителей. Ее мать, Фредель Брузер, была любимым ребенком в еврейской семье, бежавшей из России от погромов и обосновавшейся в Канаде. Здесь Фредель получила премию генерал-губернатора как лучшая выпускница средней школы и продолжила двигаться к вершинам академических успехов в университете, получив докторскую степень summa cum laude [54] в колледже Рэдклиф при Гарвардском университете. (Диссертацию она посвятила концепции непорочности в английской литературе.) Макс Мэйнард, ее муж, который был старше Фредель на двадцать лет и происходил из нееврейской семьи, преподавал английскую литературу в университете Нью-Гэмпшира, рисовал и пугал членов семьи (а подчас даже вызывал у них отвращение) случавшимися у него время от времени запоями и сопутствующими приступами ярости.
54
С отличием (лат.).
Фредель и Макс были в равной степени преданы детям и чрезвычайно честолюбиво относились к их воспитанию. И Джойс, и ее старшая сестра Рона выиграли конкурс журнала «Схоластик», а Рона еще написала рассказ, удостоенный премии. Хоть Джойс не отличалась большой любовью к чтению, она каждый день делала записи о произошедших с ней событиях и описывала собственные наблюдения, что, по мнению ее матери, составляло материал для обработки в будущем. Но — скорее всего, из-за сложности семейной жизни Мэйнардов — образцом счастливой семьи для Джойс служил радио- и телесериал «Отец знает лучше».