История любовная
Шрифт:
– Вот-дак ловко! – побледнел конторщик. – И не думал… Они мне «Листок» давали про «Чуркина», я и дожидался!…
«Листок» я ему давал, передавала Паша. Мне стало стыдно, и я сказал:
– Это верно, за «Листком» он ходит…
И мы ушли.
– Ну что, было? – спросил я Женьку. – Встретил ее на улице? Я из окошка видел.
– А, видел… Пока ничего… Посоветоваться к тебе…
Это мне польстило. Когда мы пришли в мою комнату, Женька насупил брови и сказал нехотя:
– Гм!… Хотел под дверь ей сунуть,
– Какой черт?! – удивился я.
– Домовой хозяин. А то девчонки…
Я ничего не понял. Какие девчонки, где?…
– Она же рядом, соседи ваши, Постойки…
У меня пошло перед глазами.
– Она?!. с роскошными волосами?!. – воскликнул я.
– Так вот… – сказал он мимо меня и кашлянул. – Чего ты так? Разве ты с ней знаком?…
Сердце мое сжималось, но я сдержался.
– Конечно… недавно… она познакомилась со мною… через забор… – Через забо-ор!… Какое же это…
– Она хотела даже… подарить мне поцелуй!
– Ого! – насмешливо сказал Женька, но губы его скривились.
– И я чувствую, что она… Ну, это… для тебя не интересно. Хочешь послать письмо? – насмешливо сказал я. – Попробуй…
– Нечего и пробовать! – заносчиво крикнул Женька. – Мы уже переговорили… раньше заборных комплиментов! Пожалуйста, не форси, что можешь стать на моей дороге! Глупо. Да и рано, только четырнадцать!…
– Во-первых, давно пятнадцать, а все дают шестнадцать! И я… произвожу впечатление на… же-нщин! Что у меня нет усов, это только… наивная девушка может!… И у Аполлона тоже нет усов, а все… признают! Женщины ценят глаза и… ум! Пушкин вовсе не был красив, а все с ума сходили! – сыпалось из меня. – Всякую женщину можно покорить… жаром души и сердца! И все поэты имеют миллион поклонниц!…
Женька слушал насмешливо и почесывал себе нос. Я боялся, что он скажет сейчас такое, что сразу меня убьет. Но он только сказал – «гм… гм!…», – но и это меня убило. Из этого «гм!» я понял, как он уверен.
– Ты всегда признавал только и-де-альную любовь! – насмехался он надо мной. – Можешь и-де-ально любить ее! Не запрещаю! Люби! А я смотрю реально, и она бу-дет моей!
Мне представились ее косы и царственно-бледное лицо, и я остро почувствовал – что теряю!
– А я по одному ее голосу чувствую, что она недоступна… ничему низменному и грязному! Да ты не в старуху ли влюбился? – пробовал посмеяться я. – Повивальная бабка, акушерка? Жирная старуха в бородавках? Но у ней уже есть любовник, «Рожа»!
– «Ро-жа»?! – поразился Женька. – Не может быть!…
Я ему рассказал про «Рожу». А сердце ныло. Я оглядел его длинный нос, выпуклые глаза, «рачьи», его долговязую фигуру. Не может такой понравиться! Ну, пококетничает…
– Так ты в эту старуху врезался? – пробовал я дразнить.
– Нечего дурака ломать! – рассердился он. – Она – ученая акушерка, красавица… Читал на вывеске – «Акушерка, С. К. Постойко»? Она и есть.
А я думал, что это – повитуха!
– Конечно, я мог бы подождать до субботы и проводить из церкви, но надо ковать железо, пока горячо! И Македонов советует… Написал признание в любви и прошу свиданья… хотел под дверь сунуть, чтобы сегодня же приходила в Нескучный… прошу решительного ответа. А этот черт… и девчонки торчат, увидят!
– Женька, я должен тебе сказать… Она… тоже мне нравится… Я ее давно заметил… она поразительно красива!…
– Да, недурна… – процедил он сквозь зубы. – Не запрещаю… пожалуйста! Я смотрю на нее просто как на красивую же-нщину! Не люблю рассысоливать! Не я, а она мной заинтересовалась? Ясно, что я ей нужен!… А ты еще слишком молод! Попробуй… – повел он плечом и сплюнул. – Только ничего не выйдет.
– Но почему ты воображаешь, что она так легко смотрит на… на любовь? Она же не такая…
– Есть данные! – сказал он нагло. – Видно сразу, что ищет приключений. И вот, написал письмо… Просмотришь?
Хоть и сосало сердце, но мне польстило, что Женька со мной советуется. В сочинениях он всегда просил просмотреть ошибки и, главное, знаки препинания.
– Если хочешь… – скромно ответил я.
Он достал «Учебный календарь М. О. Вольфа» и вынул письмецо на розовой бумажке. На уголке был голубь, с конвертиком, в веночке.
– Знаешь… катнул стихами! Я так и вспрыгнул.
– Ты… сти-хами?!.
– А что, не могу я, по-твоему, стихами? Чепуха! Ни черта наскоро не вышло, а то бы я… Сдул из Пушкина! Македонов тоже своей из Пушкина. Мелкие стишки, никто не знает…
– Пу-шкина-то не знают?!
– А ты, зубрила, всего Лермонтова знаешь? – спросил он хитро.
– Надеюсь, «Мцыри» даже наизусть могу. И почти весь «Маскарад»…
– А это откуда, помнишь?
Вы съединить могли с холодностью сердечнойЧудесный жар пленительных очей.– Конечно, помню! Это… из «посмертных стихотворений»!
– На-ка вот, из «посмертных»! Это и есть из Пушкина!
– Как из Пушкина?!
– Так из Пушкина! Зубрила, и то не знаешь. А она и подавно. В пятницу ты отсутствовал… Я самого Фед-Владимирыча нарочно спросил, что вот, в одном журнале предложено угадать, какого знаменитого поэта стихотворение… – «Вы съединить могли с холодностью сердечной…» и прочитал до конца! Не Лермонтова? Тот так и бухнул: «Понятно, Лермонтова. Сразу его дух сарказма виден!» Даже Фед-Владимирыч промазал!