ИСТОРИЯ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Аршинов Петр Андреевич

Характерно, что в серьезный упрек махновщине автор ставит как раз некоторое пренебрежение военно-стратегической стороной дела. В главе об ошибках махновцев он выражает уверенность в том, что, если бы по­следние вовремя организовали серьезную охрану возможно более широких границ района, — вся революция на Украине, а затем и вообще, могла бы развернуться совершенно иначе. Если автор прав, то в этом отношении судьбу махновщины можно сблизить с судьбой других революционных движений прошлого, в которых военные промахи также сыграли роковую роль. Во всяком случае, мы обращаем сугубое внимание читателя на этот пункт, дающий повод к очень полезным размышлениям.

2) Ярко оттенена полная самостоятельность движения: сознательно и энергично отстаиваемая независимость его от каких бы то ни было на­вязывающих

себя извне сил.

3) Определенно и точно установлено отношение большевизма и совет­ской власти к такому явлению, как махновщина. Нанесен сокрушительный удар всем выдумкам и оправданиям большевиков. Вскрыты до полной на­готы все их преступные махинации, вся их ложь, вся их контрреволюци­онная сущность. Хотелось бы поставить эпиграфом к соответствующей части книги слова, сорвавшиеся когда-то у начальника секретно-оператив­ного отдела ВЧК Самсонова (в тюрьме, при вызове меня «следователем» к допросу). На мое замечание о том, что поступок большевиков по отно­шению к Махно в момент договора с ним является поступком предатель­ским, Самсонов живо возразил: «Вы считаете это предательством? А по-нашему, это показывает лишь, что мы — умелые государственные по­литики: когда Махно был нам нужен, мы сумели его использовать; а когда он стал не нужен, мы сумели его ликвидировать».

4) Многие искренние революционеры считают анархизм идеалистиче­ской фантазией и оправдывают большевизм как единственно возможную, неизбежную и необходимую в развитии мировой социальной революции реальность, закрепляющую известный этап этой революции. Отрицатель­ные стороны большевизма представляются таким образом несущественны­ми и находят себе историческое оправдание.

Настоящая книга наносит этому взгляду смертельный удар. Она на­глядно устанавливает два кардинальных пункта: 1) анархические устрем­ления выявились в русской революции, поскольку последняя стала подлинной самостоятельной революцией трудовых масс не как «вредная утопия фантазеров», но как реальнейшее, конкретное революционное дви­жение этих масс; 2) как таковое, оно было сознательно, жестоко и подло подавлено большевизмом.

Изложенные в этой книге факты ясно показывают, что «реальность» большевизма по существу та же, что реальность царизма. Эти факты кон­кретно и ярко подтверждают и противопоставляют этой «реальности» глу­бокую верность и реальность анархизма как единственной подлинно революционной идеологии труда, и снимают с большевизма всякую тень исторического оправдания.

5) Книга дает богатый материал для переоценки анархистами многих своих ценностей. Она наталкивается на некоторые новые вопросы; она развертывает ряд фактов, способствующих более отчетливому решению кое-каких не новых вопросов; она, наконец, подтверждает некоторые, основа­тельно забытые истины, которые очень полезно еще и еще раз пересмотреть и передумать.

***

Еще одно замечание.

Хотя данная книга написана анархистом, но интерес и значение ее, несомненно, выходят далеко за пределы того или иного определенного кру­га читателей.

Для многих она явится полным и неожиданным откровением. Многим она откроет глаза на совершающиеся кругом события. Многим осветит эти события новым светом.

Не только всякий грамотный рабочий или крестьянин, не только вся­кий революционер, но и каждый мыслящий и интересующийся окружа­ющим человек должен внимательно прочесть эту книгу, должен продумать вытекающие из нее выводы и отдать себе ясный отчет в том, чему она учит.

Теперь, когда жизнь чревата событиями, и мир насыщен борьбой; те­перь, когда революция стучится в каждые двери, готовая так или иначе увлечь в свой вихрь каждого смертного; теперь, когда во всю ширь раз­вертывается великая тяжба — не только между трудом и капиталом, между миром отжившим и миром нарождающимся, но и между приверженцами различных путей борьбы и строительства; теперь, когда большевизм гро­мыхает по земле, требуя крови за свое предательство революции, насили­ем, обманом и подкупом вербуя себе сторонников; когда Махно, тоскуя в Варшавской тюрьме, может быть утешен только тем, что идеи, за которые он боролся, не умирают, но ширятся и растут, — теперь каждая книга, освещающая пути революционной борьбы, должна быть настольной книгой в каждом доме.

Анархизм — не привилегия

избранных, а глубокое и широкое учение и мировоззрение, с которым в наши дни должен быть знаком всякий.

Пусть читатель не станет анархистом. Но пусть не случится с ним того, что случилось с одним стариком-профессором, попавшим случайно на анархическую лекцию. Взволнованный до слез, он говорил после лек­ции собравшимся вокруг него слушателям: «Вот я, профессор, дожил до седых волос и до сих пор ничего не знал об этом замечательном, пре­красном учении… И мне — стыдно…»

Пусть читатель никогда не будет анархистом: быть анархистом — не обязательно. Но знать анархизм — надо.

Май 1923 г.

Волин.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Махновщина — колоссальное явление русской действительности. По глубине и разнообразию идей она превосходит все известные нам само­бытные движения трудящихся. Фактический материал у нее огромный, но в условиях теперешней — коммунистической — действительности не­чего и думать собрать весь материал для освещения движения. Это — дело последующих лет.

Работа по истории махновского движения предпринималась мною че­тыре раза. Для этого тщательно собирался весь материал, относящийся к движению. Но все четыре раза работа, доведенная до середины, пропа­дала вместе с материалами. Дважды она пропала на фронте, в боевой обстановке, а два раза — на квартирах во время обысков. Особенно ценный материал пропал в январе 1921 г. в г. Харькове. В нем было собрано все, что имелось на фронте, в махновском лагере и в личных архивах Махно: \ записки Махно, содержавшие большой фактический материал, больший- ' ство изданий и документов движения, комплект газеты «Путь к Свободе», подробные биографические данные ответственных участников движения. Собрать в короткое время хотя бы часть пропавшего не представлялось возможным. Поэтому настоящая работа велась при отсутствии многих, крайне необходимых материалов. С другой стороны, она производилась первое время в обстановке боев, а после — в очень неблагоприятных поли­цейских условиях русской действительности, когда ее приходилось писать так, как в царской каторге заключенные писали записки друг другу, т.е. где-нибудь в углу или спрятавшись за стол, с вечной опаской, как бы не накрыло начальство.

Вследствие этого работа носит спешный характер, имеет много про­белов. Окружающая действительность требует, однако, чтобы работа по истории движения была выпущена хотя бы и в таком неполном виде. Сле­довательно, она не является исчерпывающей, а лишь начальной и будет иметь дальнейшую разработку и продолжение. Но для этого необходимо собирание материалов, относящихся к движению. Просьба ко всем това- \ рищам, имеющим что-либо из этого материала, передать его автору.

***

В этом предисловии я желаю сказать несколько слов заграничным товарищам-рабочим. Многие из них, приезжая в Россию на те или иные конгрессы, видят русскую действительность из казенных рук. Они обхо­дят заводы Петрограда, Москвы и других городов и знакомятся с положением в них на основе данных правительственной партии или родственных ей политических групп. Такое знакомство с русской действительностью не имеет ценности. Приезжающим гостям всегда пока-ывают жизнь, далекую от действительности. Возьмем следующий при-В 1912 или 1913 году один амстердамский ученый (кажется, Израель Ван-Кан) приехал в Россию для ознакомления с русской тюрь­мой и каторгой. Царское правительство предоставило ему возможность осмотреть тюрьмы Петрограда, Москвы и иных городов. Профессор хо­дил по камерам, знакомился с положением заключенных, разговаривал с ними. Несмотря на это и на то, что он вступил в нелегальную связь с некоторыми политическими каторжанами (Минор и др.), в русской тюрьме он в общем не увидел больше того, что ему желало показать само тюремное начальство; и то, что было специфически в русской каторге, осталось для него неизвестным. Вот в положение такого Из-раеля Ван-Кана попадают все заграничные товарищи-рабочие, приезжа­ющие в Россию и думающие в короткий срок, на основании данных правительственной партии или соперничающих с ней политических де­ятелей, познакомиться с русской жизнью. Они неизбежно будут делать грубые ошибки.