История маленького лорда
Шрифт:
— Рад это слышать, — сказал он отрывисто. — Пока все хорошо. Садитесь. Хотите стакан вина? Ну, что еще?
— Его светлость остался у матери. Завтра я привезу его в замок.
Граф прикрыл глаза рукой.
— Так… Продолжайте. Я вам запретил писать мне, и я ничего не знаю. Что это за мальчик? Про мать мне не нужно знать, а он какой?
Мистер Хэвишем выпил рюмку вина.
— Трудно судить о характере семилетнего ребенка, — осторожно сказал он.
Граф был сильно предубежден. Он быстро
— Дурак он, что ли, или грубиян? Сказывается американская кровь?
— Нет, сэр, мне кажется, она ему не повредила, — сухо ответил поверенный. — Я не судья, но, по-видимому, он славный мальчик.
Мистер Хэвишем всегда говорил обдуманно, не увлекаясь, а сейчас нарочно себя сдерживал еще больше, чтобы граф при свидании с внуком не разочаровался.
— Здоров? Высок ростом?
— Кажется, здоров и довольно высок для своих лет.
— Хорошо сложен и недурен?
Мистер Хэвишем слегка улыбнулся: он вспомнил прелестного мальчика на тигровой шкуре.
— Кажется, красив, — отвечал он, — я мало толку знаю в детях, но он не такой, как английские мальчики.
— Не сомневаюсь, — промычал граф, чувствуя приступ подагры. — Американские дети все бесстыжие нищие, знаю!
— Это не совсем так, — возразил Хэвишем. — Лорд жил со взрослыми людьми, и разница, кажется, заключается в том, что в нем какая-то смесь детской беспечности с серьезностью взрослого.
— Американское бесстыдство! — настаивал граф. — Они называют это ранним развитием и свободой… Отвратительные манеры — вот это что!
Мистер Хэвишем отпил еще немного вина. Он никогда не спорил с графом, когда того мучила подагра. В таких случаях лучше было оставить его в покое. Они немного помолчали. Хэвишем первый заговорил:
— У меня есть к вам поручение от миссис Эррол…
— Никаких поручений от нее. Чем меньше будут о ней говорить, тем лучше.
— Это очень важный вопрос. Она не желает получать от вас денег.
Граф вспыхнул.
— Это еще что? — крикнул он.
Мистер Хэвишем повторил:
— Она не желает получать от вас денег, потому что ваши отношения далеко не дружеские…
— Не дружеские? — взорвался граф. — Да я ее ненавижу! Думать о ней не хочу! Продажная, крикливая американка! Видеть ее не желаю!
— Милорд, — сказал мистер Хэвишем, — едва ли можно назвать ее продажной. Она ничего не просила и не хочет даже принять то, что вы предлагаете.
— Это нарочно! — перебил его благородный граф. — Она хочет принудить меня принять ее, воображает, что поразит меня силой духа! Не выйдет! Это все американская самостоятельность! Я не хочу, чтобы она у ворот моего замка жила как нищая. Она мать моего внука и должна жить прилично. Хочет или нет, а деньги ей придется получать!
— Она не станет
— Мне все равно, станет она их тратить или нет, — бушевал граф. — Посылать деньги буду! Не позволю ей рассказывать, что она живет как нищая, что я ей ни гроша не даю! Она хочет восстановить мальчика против меня! Она, верно, уж невесть что ему про меня наговорила!
— Нет, — возразил мистер Хэвишем. — У меня есть еще одно поручение к вам, которое убедит вас, что она не сделала этого.
— Я и слышать ничего не хочу! — кричал, задыхаясь, граф.
Но мистер Хэвишем спокойно продолжал:
— Она просит вас не говорить лорду Фаунтлерою ничего такого, из чего он может понять, что вы из ненависти к ней разлучаете ее с сыном. Он очень к ней привязан, и она уверена, что это может его оттолкнуть от вас, внушить ему чувство страха или помешать ему любить вас. Она ему сказала, что он слишком мал, чтобы понять, отчего она не может жить с ним, но что со временем она ему все скажет. Она желает, чтобы ни малейшей тени не легло между вами и ребенком.
Старик опустился глубже в свое кресло, глаза его гневно сверкали из-под бровей.
— Что? — протянул он, задыхаясь. — Вы хотите меня уверить, что она ничего ему не сказала?
— Ни единого слова, милорд, — холодно отвечал поверенный. — Уверяю вас, что ни единого. Мальчика убедили, что вы самый любящий и добродушный дед. Ему не сказали ни одного слова не в похвалу вам. И так как я исполнил в точности все ваши приказания в Нью-Йорке, то он, конечно, уважает вас за щедрость и великодушие.
— Это правда? — спросил граф.
— Даю вам слово, — отвечал мистер Хэвишем, — что от вас теперь зависит произвести самое лучшее впечатление на лорда Фаунтлероя. И если вы позволите мне высказать свое мнение, я уверен, что вы достигнете своей цели, если ни единого дурного слова не скажете про его мать…
— Хо-хо, — пробормотал граф. — Мальчику всего семь лет.
— Да, но все семь лет он неразлучно провел с матерью, — возразил мистер Хэвишем, — и очень к ней привязан.
5. В ЗАМКЕ
На другой день, далеко за полдень, мистер Хэвишем и маленький лорд ехали в карете по длинной аллее, ведущей к замку. Старый граф распорядился, чтобы внук прибыл к обеду, и по каким-то одному ему известным причинам велел, чтобы ребенка впустили к нему в комнату одного. Маленький лорд, сидя в карете, с большим любопытством смотрел в окошко. Все ему было интересно: карета, запряженная превосходными лошадьми, блестящая сбруя, нарядный кучер и высокий лакей в ливрее. Герб на дверцах кареты особенно привлек его внимание, и он спросил лакея, что он означает.