История мировых религий
Шрифт:
Человек начинает философствовать, когда у него закрадываются сомнения в смысле жизни, но отыскать его он во что бы то ни стало хочет. Однако если он заставит себя поверить в какой-либо вариант, то из философии перейдет в религию. Если же он вообще не интересуется смыслом жизни, то никогда не дойдет до философии.
Люди с большим запасом телесной энергии склонны к «философии жизни». Главный психологический корень «философии смерти» – потребность в вере в вечную жизнь. Сторонники этого направления имеют меньше телесной энергии, но больше силы духа. В философском мистицизме велик момент веры, что сближает его с религией.
Между философией и религией то общее, что философские истины столь же интуитивны, как догматы веры, но первые рационально обоснованы, вторые – нет. Философ обязан обосновать с логической непротиворечивостью (но не доказать – это невозможно) то, во что он верит и подкрепить разумом веру.
Арджуна еще спрашивает у
«У философа должно быть «око», которое зрит божественное», – писал М. Штирнер (Штирнер М. Единственный и его собственность. СПб., 1868. С. 291). Бог для философии не менее важен, чем для религии, хотя часто он выполняет функцию понятия о мыслительных сущностях, первостепенную для философии. Философский бог не тождествен религиозному, и его присутствие не гарантирует, что мы имеем дело с философией религии. Бог религии не только мыслительная сущность, но еще и личностен. Он менее рационален, чем философский, но верующим ближе и понятней.
Связь между философскими и религиозными представлениями прослеживается четко и совсем не удивительно, что именно в греческом политеизме сформировалась философия Платона с его царством идей, а в монотеистической христианской Европе, два с лишним тысячелетия спустя, появился Гегель с единой Абсолютной Идеей.
И в философии, и в религии присутствуют рассуждения о Боге. Но «в споре нет смиренномудрия», говорили оптинские старцы. А философия не обходится без спора. Оружие религии – молитва, философии – логичный аргумент.
Стремление философа к истине ненасыщаемо, потому что он не знает, «попал в цель» или нет. Если он уверен, что истина у него в руках, он становится верующим. Если уверен, что ничего найти нельзя, погружается в материальную действительность. Религия обращается ко всем людям, но несет одну истину как единственно верную. Философия не претендует на истинность какой-либо одной системы. Она конструирует пригодные для всех духовные дома, которые хотя и связаны с традициями определенной культуры, но в принципе универсальны. Она преимущественно спрашивает, и удачные вопросы и ответы входят в сокровищницу человеческой мудрости. Религия и идеология дают ответы соответственно для той и этой жизни.
Остановимся теперь на соотношении науки и религии, тем более что существуют различные точки зрения по данной проблеме. В атеистической литературе пропагандировалось мнение, что научное знание и религиозная вера несовместимы и каждое новое знание уменьшает область веры, вплоть до утверждений, что поскольку космонавты не увидели Бога, то стало быть его нет.
Водораздел между наукой и религией проходит в соответствии с соотношением в этих отраслях культуры разума и веры. В науке преобладает рациональность, но и в ней имеет место вера, без которой познание невозможно, – вера в чувственную реальность, которая дается человеку в ощущениях, вера в познавательные возможности разума и в способность научного знания отражать действительность. Без такой веры ученому трудно было бы приступить к научному исследованию. Наука не исключительно рациональна, в ней есть место и интуиции, особенно на стадии формулирования гипотез. С другой стороны, и разум, особенно в теологических исследованиях, привлекался для обоснования веры, и далеко не все церковные деятели соглашались со словами: «верую, потому что абсурдно».
Итак, области разума и веры не разделены абсолютной преградой. Наука может сосуществовать с религией, поскольку внимание этих отраслей культуры устремлено на разные вещи: в науке – на эмпирическую реальность, в религии – преимущественно на внечувственное. Научная картина мира, ограничиваясь сферой опыта, не имеет прямого отношения к религиозным откровениям, и ученый может быть как атеистом, так и верующим. Другое дело, что в истории культуры известны случаи резких конфронтаций между наукой и религией, особенно в те времена, когда наука обретала свою независимость, скажем, во времена создания гелиоцентрической модели строения мира Коперником. Но так не обязательно должно быть всегда.
«То, что в традиционных религиозных представлениях противоречит результатам научного познания, не может считаться объективной истиной, поскольку в противном случае это привело бы к внутреннему противоречию разума и означало бы отрицание единства Бога, который является единственной основой любой истины. На протяжении своей истории она уже неоднократно делала это, но, как правило, неохотно и с опозданием. Но в каждом из этих случаев в конце концов выяснялось, что религия от этих уступок не теряла ничего из того, что
Существует еще и область суеверий, которая не имеет отношения ни к религиозной вере, ни к науке, а связана с остатками мистических и мифологических представлений, а также с различными сектантскими ответвлениями от официальной религии и бытовыми предрассудками. Суеверия, как правило, далеки и от подлинной веры, и от рационального знания.
На состоявшемся в 2003 г. саммите организации «Исламская конференция» премьер-министр Малайзии М. Мохаммад сказал: «Нам предписано читать и стремиться к знаниям. Ранние мусульмане поняли это правильно и принялись штудировать древних греков, дополняя их учения собственными открытиями. В результате они дали миру великих математиков, физиков и астрономов, превзойдя остальные народы своего времени по знаниям. Поэтому они смогли преумножить свои богатства, построить передовые армии, защитить свой народ и дать ему предписанный исламом собственный путь жизни… Но потом пришли новые интерпретаторы ислама, которые принялись понимать под наукой лишь исламскую теологию. Все остальное отвергалось. И начался регресс… Наша религия учит нас готовности защищать свой народ… Для обороны нам нужны автоматы и ракеты, бомбы и военные самолеты, танки и боевые корабли. Но из-за собственного отвержения науки мы сегодня не имеем возможности производить все это оружие». Эти слова справедливы не только для ислама и не только в отношении материальной техники. Религия и наука дают человеку духовное оружие в позитивном смысле этого слова, оружие созидания, и в этом качестве они должны действовать сообща.
Вера как условие и следствие обретения человеком целостности
Важный вопрос, который возникает в связи с изучением религиоведения, – вопрос о том, как оно соотносится с верой, которая может не быть результатом всестороннего знания. Помогает ли оно вере или, наоборот, препятствует? Выскажем предположение, что изучение истории религии расширяет основания веры и служит еще одним ее источником.
Для того чтобы что-то делать добротно, человек должен верить в то, что все это не напрасно и имеет непреходящее значение. Безверие мешает настоящему делу. Напротив, что-то получается даже у того, кто просто верит в свое предназначение. А если он к тому же работает над собой не время от времени, а все силы своего ума, души и тела отдает тому, что считает своим предназначением, то непременно достигает результатов. Религиозная мысль, хорошо представляла себе значение веры. «Все, во что мы верим, удается. Верьте в то, чего нет, для того, чтобы оно могло быть: в наших руках находятся созидательные силы воображения». Апостол Павел писал: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евреям 11: 1). Человек может поправиться от болезни не только за счет лекарств, но благодаря вере – таков взгляд «христианской науки». Когда человек внушает себе, что он здоров, это помогает ему выздороветь. Когда внушает другим, что они здоровы, они на самом деле выздоравливают. В этом смысл лечения внушением и самовнушением (известен эффект плацебо). Через внушение человек может управлять телом и потоками мировой энергии. В чудеса верят и чудесное происходит – от силы веры. Но большинство людей настолько слабы, что не могут верить в чудесное. Тогда им нужны пастыри – люди, верящие сами и обладающие такой огромной силой веры, что могут внушить ее другим. Эта сила передается через личный контакт тому, кто жаждет поверить и настраивается на веру. Отсюда процедура посвящения, таинственность ритуалов и т. д. Каждый должен прежде решиться поверить в то, во что хочет и может уверовать, и тогда в нем открываются силы для реализации веры. Научное знание эмпирически проверяемо, и для веры в него не нужно много внутренних сил. В век науки теряется напряженность веры. Вера в чудеса трудна и непроверяема. Отвлеченный разум не дает настоящей уверенности ни в чем. Последняя появляется тогда, когда акты мышления, обеспечивающие основу для ее обретения, не останавливаются на уровне абстракции, а трансформируются в акты жизни человека. Для этого разум должен стать целостным и весь мир воспринимать как нечто живое. Такое восприятие мира – шаг к вере. Акты целостного мышления, связанного с истоками духовной жизни, вызывают веру и приводят человека в состояние гармонии со своей природой.