История моего второго рождения
Шрифт:
Мы остановились около огромного белого лайнера с красными полосками. Людей на причале почти не было, похоже многие уже попрощались с близкими и разошлись. На лайнере крупными красными буквами было написано «Разум». И кто же придумал такое глупое название для судна? Или это предостережение судьбы? Ведь разум говорил мне, что нужно посадить Элис на борт одну, а самому расправиться с незнакомцем, который следил за нами. А чувства… они подсказывали, что Элис упускать ни в коем случае нельзя. Если сейчас она отправится в Лиссабон, я больше никогда не увижу ее. И всю оставшуюся вечность буду
Мужчина в форме повернулся к нам, учтиво поклонился и сказал:
– Добро пожаловать на борт!
Элис отпустила мою руку и быстро зашагала по белым ступенькам лайнера. Я слышал, как ее каблуки быстро стучат по металлическим ступенькам. Этот звук эхом отдавался где-то внутри меня, но я никак не мог понять где. Словно стук где-то у меня в груди, давно забытое чувство… Элис резко остановилась, развернулась и испугано посмотрела на меня. Я слышал, как участилось ее дыхание, почувствовал, как волна страха прокатилась по всему ее прекрасному телу.
– Джаспер, ты… ты идешь?
Глава 8. Гордость и предубеждение
Я глубоко вдохнул, прохладный воздух наполнил мои легкие. Конечно, Элис видела, что я не могу решить: остаться на пристани или подняться вслед за ней. Она выжидающе смотрела. У меня есть секунд десять до того, как она спрыгнет вниз и перепугает всех своей нечеловеческой скоростью. Итак, если я остаюсь, Элис тоже останется. Конечно, я могу привязать ее к кровати в каюте, но боюсь, с ее упорством, как только она отвяжется, она спрыгнет с корабля и доберется сюда вплавь. За столь короткое время я успел достаточно изучить ее непростой характер. Подсчитав все за и против этой поездки, я понял, что «против» в несколько раз перевешивают и… поднялся на борт. До сих пор не могу понять, что заставило меня это сделать.
Мужчина в форме провел нас по длинному коридору к нашей каюте. Хотя, опять-таки каютой это назвать сложно. За темной дубовой дверью нас ожидали огромные четырехкомнатные апартаменты. Просторная красно-золотая гостиная, совмещенная со столовой, спальня, украшенная синим бархатом, большая мраморная ванная и кабинет с широким столом из красного дерева.
– Если вам что-то понадобится, позвоните. Ваши желания будут тот час же исполнены. Я вынужден вас покинуть, потому что еще не успел распорядиться насчет вашего приезда, герцогиня. Прошу меня извинить.
Мужчина учтиво раскланялся и вышел в коридор. Я скептически оглядел просторную гостиную с золотыми канделябрами и мебелью примерно конца восемнадцатого века.
– Элис, признайся, саквояж доверху забит деньгами?
– У меня есть чековая книжка.
– Прости за прямоту, но откуда у тебя такое количество денег?
– Один человек… он оставил мне небольшое наследство.
– Наследство?
– Примерно полгода назад, я впервые увидела тебя, а через месяц после, человек, который обо мне заботился,
– Он был вампиром?
– Да.
– И скончался?
– Его убили.
– Понятно… тот мужчина назвал тебя герцогиней, это так?
– Формально. В чековой книжке стоит не мое имя. Это допрос?
– Просто хочу знать… с чем имею дело.
– А с чем имею дело я, Джаспер?
– Ты?
– Ну, ты задал уже достаточно вопросов, теперь моя очередь.
– Справедливо.
– Я тоже так думаю. Итак, почему ты посреди ночи выбил дверь моей комнаты и увез меня в Лиссабон?
– Ну, фактически еще не увез.
– Но ведь собираешься, Джаспер?
– Твоя наблюдательность не знает границ.
– Отвечать ты не хочешь?
– Можно следующий вопрос?
– Как думаешь, тот, кто следил за нами. Сейчас на борту?
– Скоро узнаем. Если начнут пропадать люди, то да.
– А если он не голоден?
– Такие как он, всегда голодны.
– Ты его знаешь, Джаспер?
– Я знаю себя… знал… в любом случае у меня есть кое-какие предположения на его счет.
– Но мне ты о них не скажешь?
– В целях твоей безопасности, нет. И могу я тебя попросить об одолжении?
– Каком?
– Элис, не выходи отсюда до конца путешествия, хорошо?
– Неужели ты считаешь, что тот, кто следит за нами, настолько опасен?
– Я не могу быть уверен, и… и не хочу рисковать тобой.
– Мы едва знакомы, а ты обо мне уже так заботишься. Почему? Обычно все думают только о себе.
– Это мой долг.
– А если я прощу тебе все долги?
Я усмехнулся и покачал головой. Что я мог ответить, когда и сам не знал ответа? Конечно, я мог бы сказать, что все дело в моем воспитании, клятве, данной на конституции защищать слабых и беззащитных. Но, во-первых, Элис сложно назвать беззащитной, и уж тем более слабой. А во-вторых, я сам прекрасно понимал, что дело не в клятве и не в воспитании. А в чем-то другом… Я чувствовал себя обязанным ей. Элис была для меня водой в пустыне, голосом для немого, сердцебиением для мертвого… Но я не мог всего этого осознать, слишком тонкой и прозрачной была грань объяснений.