История моей жены. Записки капитана Штэрра
Шрифт:
— Какой ужас! — взвыл он. — За что мне такие несчастья? Ведь я совсем не в себе, язык заплетается, наверное, хватил удар, не иначе.
Разве не я самолично говорил ему перед отъездом, что жена моя отправляется на отдых к морю? Не я торговался с ним за аренду, настаивая на половинной оплате за период нашего отсутствия? Уму непостижимо, почему после всего этого я обращаюсь с ним так незаслуженно грубо.
— Нечего тянуть время. Кто еще был в машине?
— О Боже милосердный! — взмолился он. — Видно, мир перевернулся вверх тормашками. Разве не вы заявили мне, что за вашей женой заедет француженка, которая встречала здесь
Тут меня самого чуть удар не хватил.
— А из мужчин разве никого не было?
— Был какой-то мужчина. Утонченный такой господин. Не иначе как супруг той французской мадам.
Я немного утихомирился. Спокойствие в таких случаях дает лучший результат. Да и к чему допытываться, кто был в машине, когда я и без того знаю! Я оглядел площадь.
Несколько такси ехало в том направлении, одно остановилось на мой свист. Хотя бы в этом удача.
— Садитесь в машину, — негромко скомандовал я владельцу пансиона. — И — молчок, если вам жизнь дорога.
— Куда поедем? — спросил я старика.
— Чаринг-Кросс, — вымученно пробормотал он.
— Это другой разговор! — одобрил я. — К поезду на Дувр! Гоните поживей, чтоб не опоздать.
Старика я тоже затолкал в машину. Зачем — не знаю сам. Возможно, надеялся выведать по дороге подробности. Но напрасно.
Отвезите его к церкви, и он, мол, там поклянется, что видел «того господина» всего два раза. Он его и не знает-то толком, поскольку тот не жил в пансионе. Впрочем, сейчас ему вспомнилось, что это третий случай, так как один раз они встретились в подъезде. От него, хозяина, ничего не укроется, я же знаю, какой он наблюдательный, а если не знаю, то могу верить ему на слово. Он человек наблюдательный, все примечает и запоминает. Остановите автомобиль, и он тотчас мне поклянется…
Ни к какой церкви я его не повез, зато удалось из него вытянуть, что мои предположения оказались верными: мисс Бортон, видимо, действительно проговорилась, что видела меня в Лондоне или встретила на улице. Потому как сегодня ночью жена даже оставила для меня письмо в конторе пансиона с тем, чтобы утром его переслали в «Брайтон», а кроме мисс Бортон никто не знал, что я остановился там… И еще одна деталь: со вчерашнего вечера они упаковывали вещи, причем все трое, и прихватили «много всего», потому как багаж получился объемистый, чему лично он очень удивился, ведь отдых предполагался коротким…
Большего мне и не надо было. Даже если у старика рыльце и в пушку… но вряд ли. Он оказался примитивнее, чем я думал. К чему его дольше терзать, пусть себе отправляется восвояси.
— Расплатитесь с шофером, — велел я, выскакивая из машины. И тут он расхрабрился.
— Я подам на вас жалобу за ущемление личной свободы и прочие нарушения закона, — крикнул он мне вдогонку, но меня и след простыл.
Я не бежал, а летел. Вы и представить себе не можете, на какие чудеса способны мои ноги в случае необходимости! Правда, и люди помогали — пройти без очереди, протолкаться к кассе и прочее. Вообще, ста пяти килограммам, как правило, уступают, я проверил на опыте.
— Дувр! Дувр! — кричал я с какой-то легкостью на сердце, и повсюду мне кивали, махали руками, указывали. В результате удалось
— Благодарю тебя. Господи! — прошептал я и, подобно киногерою, застыл в коридоре отдышаться. Сердце колотилось как бешеное.
Сперва я прошел весь состав из конца в конец, а затем, после некоторой рекогносцировки остановил свой выбор на купе первого класса с опущенными занавесками. С ключом от подъезда на пальце я отворил дверь.
— Доброе утро.
И когда на мое приветствие не ответили, продолжил:
— Ты стала носить лорнет, дорогая?
В руках у нее был тот же лорнет, что и тогда на балу. Очень изящный, в золотой оправе. Она сразу же поднесла его к глазам — может, в растерянности, а может, чтобы убедиться, действительно ли это я. И тогда я вновь увидел, какими огромными могут стать эти глаза.
Поль де Греви выглядел чрезвычайно элегантно. Японский жилет, изящная сорочка и коричневый дорожный костюм — безукоризненно. После недолгих колебаний он вознамерился было вскочить, но я его мигом осадил. Не рукой — пнул его в лодыжку ото всей души, думаю даже, она сломалась, потому что он рухнул на сиденье, как подкошенный. И губки свои бантиком тотчас сжал — плотно-плотно.
— Чтоб не пикнули у меня, — приказал я. К тому времени сердце мое билось уже поспокойнее.
А когда он еще разок попробовал трепыхнуться, я лишь смазал его по носу, и этого оказалось достаточно. Изо рта и из носа моментально хлынула кровь.
И тут я наконец повнимательней разглядел этого кавалера.
До чего же у парня кишка тонка! Богом клянусь, руки чесались разделаться с ним по-палачески: представил себе, как выдавлю ему оба глаза, а потом сброшу с поезда на полном ходу. И все это здесь, на глазах у его любовницы. Только зачем спешить? Разберемся-ка с моей женушкой.
Она недвижно застыла на месте, не в силах проронить ни звука. Словно бы ждала, когда же на нее обрушится удар. А ее злой рок, то бишь я, вместо того, чтобы решать, как мне поступить, обратился к ним с речью:
— Славно же вы путешествуете на мои денежки. Первым классом! Какая наглость! А ну, давай сюда акции! — приказал я жене, неожиданно для самого себя.
Богом клянусь, до того момента я о них и не думал. Были у меня акции некоего общества «Цинциннати Рэйлвей», доставшиеся в наследство от отца, и я совсем недавно взял их из банка, аккурат перед поездкой. Собирался было прихватить их с собой в Брюгге, но потом передумал. И вот сейчас чутье мне подсказало, что эти голубки их украли. И правда.
Жалко было не только ценных акций. Но чтобы я же оплачивал их свадебное путешествие!
— Какие акции? — спросила жена мертвым голосом.
— Ты только не шустри, — цыкнул я, заметив, что она присматривается к стоп-крану. Да и Дэден завозился, прижимая к лицу окровавленный платок; видимо, нога очень болела.
— Я на расправу короток, — поднял я палец, на котором был ключ. — Все мои действия продуманы, а главное — обоснованы.
И тут я наконец посмотрел ей в глаза. До этого момента мы избегали встречаться взглядами. Впрочем, у меня такое впечатление, что она не очень-то хорошо и видела, словно сквозь туман: это чувствовалось и по выражению ее глаз, и по их цвету. Сама она была очень бледна, а белки глаз — сплошь в красно-розовых прожилках, вероятно, от волнения. Она уставилась на меня неуверенно и бессмысленно, точно слепая.