История Нью-Йорка
Шрифт:
Правда, некоторые старинные местные поэты – а их в Новых Нидерландах было великое множество, – воспользовавшись таинственным исходом Вильяма Упрямого, сочинили сказку о том, что он, подобно Ромулу, [301] был перенесен на небо и сияет там в виде очень яркой маленькой звезды где-то в левой клешне Рака; другие высказывают столь же фантастическое предположение, будто он испытал такую же судьбу, как славный король Артур, [302] который, по уверениям древних бардов, был унесен в прекрасные кущи сказочной страны, где живет и теперь, во всем своем величии и силе, и откуда рано или поздно вернется, чтобы вызволить бедную старую Англию из рук жалких, болтливых, погрязших в кляузах министерств и восстановить былое благородство, достоинство и незапятнанную честность, господствовавшие в славные дни рыцарей Круглого Стола. [303]
301
Ромул – легендарный основатель Рима (753 до н. э.) и первый римский царь. Согласно преданию, в 716 г. до н. э. был вознесен на небо в колеснице Марса и обоготворен под именем Квирина.
302
Артур –
303
Древние уэльские барды верили, что король Артур не умер, а был унесен феями в какой-то прекрасный край, где он останется на время, а затем снова вернется и будет царствовать, пользуясь таким же уважением, как и прежде. – Холингшед.
*Холингшед (правильно: Холиншед), Рафаэль (ум. 1580) – английский историк, автор «Хроник Англии, Ирландии и Шотландии», которые послужили источником многих пьес Шекспира и других драматургов.
Британцы предполагают, что он еще вернется и завоюет всю Британию, ибо таково, несомненно, пророчество Мерлина. [304] Он сказал, что смерть его будет сомнительной; и сказал правду, ибо люди до сих пор сомневаются и не знают, что думать об этом, – ибо им неизвестно, жив он или умер. – Де Лив. [305] Хроника.
Все это, однако, лишь забавные фантазии, туманные видения грезящих наяву плутов-поэтов, верить которым я бы не советовал моим благоразумным читателям. Не склонен я также придавать веры ни утверждениям одного древнего автора мало достоверной истории, доказывающего, что Вильгельмус погиб при разрушении одной из его ветряных мельниц, ни домыслам более позднего писателя, уверяющего, будто он пал жертвой философского опыта, который тщетно старался осуществить на протяжении многих лет, и имел несчастие сломать себе шею, свалившись из чердачного окна ратуши при безуспешной попытке поймать ласточку, насыпав ей на хвост щепотку соли.
304
Мерлин – в средневековых легендах – уэлский волшебник, помогавший королю Артуру в его борьбе с врагами.
305
Де Лив, Герард (ум. 1492) – голландский книгопечатник. Ирвинг имеет в виду изданные им в Антверпене «Хроники Англии» Вильяма Кэкстона (1421–1491).
Наиболее правдоподобное сообщение, которому я готов не обинуясь поверить, мы находим в одном темном предании, гласящем, что постоянные неурядицы на границах его провинции, бесконечные замыслы и планы, роившиеся в его собственном черепе, и напоминания, просьбы, увещания и глубокомысленные советы разных почтенных собраний державного народа, вместе с упрямым нравом его совета, который ни в чем не соглашался с ним и всегда был неправ, – все это, говорю я, поддерживало его мозг в состоянии такого накала, от которого он в конце концов и истлел, как истлевает голландская семейная трубка, послужившая трем поколениям заядлых курильщиков. Таким образом вспыльчивый, но великодушный Вильям Упрямый как бы сгорел заживо, угаснув, словно грошовый светильник; и когда безжалостная смерть задула, наконец, еле мерцавшее пламя, от маленького губернатора не осталось почти ничего, что можно было бы похоронить!
КНИГА ПЯТАЯ
Содержащая описание первого периода правления Питера Стайвесанта и неприятностей, которые доставлял ему совет Амфиктионии
ГЛАВА I
В которой показано, что смерть великого человека не вызывает столь уж неутешного горя. А также о том, как Питер Стайвесант прославился благодаря необычайной крепости своей головы.
Для такого глубокомысленного философа, как я, способного ясно видеть насквозь там, где взор обыкновенных смертных проникает едва до полпути, нет более простой и очевидной истины, нежели та, что смерть великого человека – событие весьма маловажное. Сколько бы мы ни мнили о себе, какие бы суетные рукоплескания миллионов мы ни вызывали, даже самые великие среди нас занимают, несомненно, лишь крайне ничтожное место в этом мире; и столь же несомненно, что даже это маленькое место быстро замещается, как только мы оставляем его вакантным. «Какое значение имеет, – говорит изысканный Плиний, – появление человека или его уход? Мир – это театр, в котором декорации и актеры постоянно меняются». Ни один философ не высказывал более правильной мысли, и я только удивляюсь тому, что столь разумное замечание могло просуществовать так много веков, недостаточно оцененное человечеством. Мудрец шествует вслед за мудрецом; герой, едва сойдя с триумфальной колесницы, уже уступает место другому герою, появившемуся после него; и о самом надменном государе говорится лишь, что «он почил с праотцами, и вместо него воцарился его преемник».
Говоря по секрету, мир не слишком скорбит о своей утрате; если его предоставить самому себе, он скоро перестанет печалиться, и, хотя народ, выражаясь фигурально, часто тонул в слезах по случаю смерти великого героя, почти наверняка можно сказать, что никто не прольет слезы по столь грустному поводу, разве только какой-нибудь голодный писака уронит ее со своего заржавелого пера. Всю тяжесть скорби приводится выдерживать на себе историкам, биографам и поэтам, которые – злосчастные мошенники! – как «мортусы» [306] в Англии, выступают в роли главных плакальщиков; в их писаниях народ испускает тяжелые вздохи и утопает в слезах, хотя он вовсе и не думал этого делать. В то время как патриотический писатель рыдает и воет в прозе, в белых стихах и в рифмованных поэмах и собирает капли общественной скорби в свой толстый том, как в слезницу, его сограждане – в этом можно почти не сомневаться – едят и пьют, пиликают на скрипке и танцуют, ничего не ведая о горьких стенаниях, издаваемых от их имени, как не ведают наши мнимые персонажи, Джон До и Ричард Ро, [307] о тяжущихся, за которых они великодушно выступают на суде в тех или иных случаях.
306
Мортус – служащий похоронной конторы, сопровождающий траурную процессию.
307
Джон
Самый славный и достохвальный герой, когда-либо разорявший целые государства, может быть предан забвению среди обломков воздвигнутого ему памятника, если какой-нибудь добросердечный историк не смилостивится над ним и благосклонно не сохранит его имя для потомства. Сколько бы доблестный Вильям Кифт ни тревожился, ни суетился и ни терзался, когда в его руках были судьбы всей колонии, я вполне серьезно допускаю возможность того, что лишь этой достоверной истории будет он обязан своей известностью в грядущих веках.
Его кончина не вызвала никаких потрясений в Новом Амстердаме и его окрестностях; земля не задрожала, и ни одна звезда не упала, сорвавшись со своей орбиты. Небеса не оделись в траур – в чем охотно попытались бы убедить нас поэты – по случаю злосчастной смерти героя, скалы (жестокосердные бродяги) не изошли слезами и деревья не склонили свои вершины в молчаливой скорби. А что касается солнца, то оно проспало в последующую ночь так же долго, и проснувшись, явило взорам такое же веселое лицо, как и всегда в этот день того же месяца любого года и до этого события, и после него. Добрые жители Нового Амстердама все как один сказали, что губернатор был очень хлопотливым, расторопным, суетливым человечком, что он был «отцом отечества», [308] «благороднейшим созданием божиим», [309] «он человек был в полном смысле слова, уж мне такого больше не видать», [310] и еще множество других вежливых и доброжелательных фраз, какие всегда произносятся по случаю смерти любого великого человека; после чего они закурили трубки и больше о покойнике не вспоминали, а Питер Стайвесант стал его преемником.
308
…отец отечества – здесь имеется в виду Дж. Вашингтон, первый президент США.
309
…благопристойнейшим созданием божиим – А. Поп. Опыт о человеке (IV, 247).
310
…он человек был в полном смысле слова… – В. Шекспир. Гамлет (I, 2).
Питер Стайвесант был последним и, наравне с прославленным Воутером Ван-Твиллером, самым лучшим из наших старинных голландских губернаторов. Воутер превосходил всех, кто ему предшествовал, а с Питом, как по-приятельски называли Питера старые голландские бюргеры, всегда обнаруживавшие склонность к фамильярному обращению с именами, не мог сравниться ни один из тех, кто за ним последовал. Он действительно был самой природой предопределен к тому, чтобы вывести из отчаянного положения ее любимую провинцию, но богини судьбы, или Парки – Клото, Лахесис и Атропос, [311] эти самые могущественные и неумолимые из всех древних и бессмертных старых дев, предназначили этой провинции постоянно пребывать в состоянии неизменного смятения.
311
Клото, Лахесис и Атропос – три сестры, богини судьбы (Парки) в древнегреческой мифологии, определявшие рождение, жизнь и смерть человека. Их решения были неподвластны воле богов.
Сказать просто, что он был герой, значило бы совершить по отношению к нему беспримерную несправедливость; он был поистине сочетанием героев, ибо обладал крепким, сухощавым телосложением, как Аякс Теламон, [312] столь прославившийся своей доблестью, когда он дубасил маленьких троянцев, и сутулыми плечами, за которые Геркулес отдал бы свою шкуру [313] (я имею в виду львиную шкуру), когда вздумал освободить старого Атласа от его груза. Больше того, он был, как пишет Плутарх про Кориолана, [314] страшен не только силой своего оружия, но также и голосом, звучавшим так, будто исходил из бочки; и подобно этому же воину, он питал величайшее презрение к державному народу, а одного его сурового вида было достаточно, чтобы сердца врагов трепетали от ужаса и смятения. Вся эта великолепная воинственная внешность несказанно выигрывала от случайного преимущества, которым, к моему удивлению, ни Гомер, ни Вергилий не наделили ни одного из своих героев, хотя оно стоит всех жалких царапин и ран, упоминаемых в «Илиаде» и «Энеиде», и в «Фарсалиях» Лукана [315] на придачу. Это было не что иное, как страшная деревянная нога – единственная награда, заслуженная им в битвах, в которых он храбро сражался за родину; однако он очень гордился своей деревянной ногой и не раз говорил, что ценит ее больше, чем все остальные конечности вместе взятые. И в самом деле, он так высоко почитал ее, что велел изящно инкрустировать и украсить серебряными барельефами, из-за чего в некоторых исторических произведениях и легендах рассказывается, будто у него была серебряная нога. [316]
312
Аякс Теламон – легендарный герой, храбрейший после Ахилла в греческом войске, осаждавшем Трою. Ирвинг, очевидно, имеет в виду пьесу Шекспира «Троил и Крессида», где действует Аякс.
313
Геркулес отдал бы свою шкуру. – По древнегреческому мифу, Атлас согласился достать для Геркулеса золотое яблоко из сада Гесперид, если Геркулес подержит в это время на своих плечах небо. Когда Атлас вернулся, он хотел оставить Геркулеса держать небо, но тот хитростью (попросив Атласа подержать небо, пока он поправит львиную шкуру у себя на плече) заставил Атласа вернуться к исполнению своих обязанностей.
314
Кориолан – римский военачальник; на основе рассказа о нем Плутарха в «Сравнительных жизнеописаниях» Шекспир создал пьесу «Кориолан».
315
Лукан, Марк Анней (39–65) – римский поэт, автор поэмы «Фарсалия, или О гражданской войне», описывающей борьбу между Цезарем и Помпеем.
316
См. исторические труды господ Джосселина и Блома.