История о царице утра и о Сулеймане, повелителе духов
Шрифт:
Фанор, Амру и Мифусаил бежали, но они были узнаны своими бывшими братьями и погибли от руки мстителей-ремесленников в землях Маахи, царя страны Геф, где они скрывались под именами Штерке, Отерфют и Гобен.
Но цеха ремесленников по тайному наитию продолжали преследовать своей несбывшейся местью того, кого они называли «Абирамом», или убийцей… А потомство Адонирама навеки осталось для них священным, и много времени спустя они еще клялись «сыновьями вдовы» – так звали они потомков Адонирама и царицы Балкиды.
Прославленный Адонирам по приказу Сулаймана был погребен под алтарем воздвигнутого им храма; вот почему Адонаи в конце концов покинул ковчег
Жадный до почестей, власти и плотских утех, Сулайман взял в жены пятьсот женщин и принудил наконец смирившихся духов служить его замыслам; он строил планы порабощения соседних народов с помощью чудесного кольца, выточенного некогда Ирадом отцом каинита Мавъяила. Кольцо это принадлежало сначала Еноху, который благодаря ему подчинил себе камни, потом патриарху Иареду и Нимроду, завещавшему его Саве основателю династии Химьяритов.
Кольцо Соломона подчинило царю духов, ветры и всех тварей земных и небесных. Пресытившись властью, славой и удовольствиями, мудрец часто повторял: «Ешьте, пейте любите; все прочее – суета».
Но странно – он не был счастлив! Чувствуя, что тело его стареет, царь стремился обрести бессмертие.
С помощью множества ухищрений и благодаря глубоким познаниям он надеялся достичь его при соблюдении известных условий: чтобы очистить тело от всех смертных элементов, не допустив его разложения, он должен был двести двадцать пять лет проспать в убежище, недосягаемом для всего земного и тлетворного, глубоким сном мертвеца. После этого отлетевшая душа возвратится в свою телесную оболочку, которая помолодеет до возраста расцвета мужчины равного тридцати трем годам.
Когда Сулайман стал дряхл и нем а понял, что силы покидают его и увидел признаки близкого конца, он приказал порабощенным им духам построить для него в горе Каф неприступный подземный дворец. В самом сердце горы был воздвигнут огромный трон из золота и слоновой кости, опирающийся на четыре столпа, сделанных из ствола столетнего дуба.
Сюда Сулайман, повелитель духов, решил удалиться на время долгого сна. Остаток своих дней он употребил на то, чтобы с помощью магических знаков, заклинаний и чудесного кольца обезопасить себя от всех тварей, всех стихий и всех веществ, обладающих способностью разлагать материю. Он наложил заклятие на пары облаков, на бабочек, гусениц и личинки. Он наложил заклятие на хищных птиц, на летучую мышь, на сову, на крысу, на зловонную муху, на муравьев, на всех мелких тварей, летающих, ползающих и грызущих. Не забыл он и о металлах и о камнях, о щелочах и кислотах, и даже о запахах растений.
Сделав это и уверившись, что на тело его не посягнут никакие разрушительные силы, безжалостные посланники Иблиса, он отдал последнее приказание: повелел отнести себя в сердце горы Каф и, собрав вокруг себя всех духов, поручил им осуществить его гигантские замыслы, а также наказал, пригрозив самыми страшными карами, стеречь его и оберегать его сон.
Затем он сел на трон, к которому крепко привязали его уже холодеющие руки и ноги, глаза Сулаймана погасли, дыхание замерло и он погрузился в сон смерти.
А покорные духи продолжали служить ему исполняя его приказания, и прости ниц перед троном в ожидании пробуждения своего господина и повелителя.
Ветры не овевали его лик; личинки, из которых рождаются черви, не смели к нему приблизиться; хищные птицы улетели, четвероногие грызуны убежали, водяные пары улетучились, и благодаря силе заклятий тление не тронуло тело царя на протяжении двух с лишним веков.
Отросшая
Но может ли мудрость человеческая, ограниченная нашим жалким веком, до бесконечности? Сулайман забыл наложить заклятие на одну лишь тварь, самую ничтожную из всех… Он не подумал о древоточце.
И древоточец приближался, незаметный, незримый… Он вцепился в один из дубовых столпов, поддерживавших трон, и грыз дерево медленно-медленно, ни на миг не останавливаясь. Самое чуткое ухо не слышало бы как скребется это существо меньше песчинки, и каждый год древоточец оставлял за собой щепотку тончайших опилок.
Так трудился он двести двадцать четыре года… И вот однажды подточенная опора надломилась под тяжестью трона, и все рухнуло с ужасающим грохотом.
Маленький жучок-древоточец победил великого Сулаймана и первым узнал о его смерти, ибо царь, упав на каменные плиты, не проснулся более.
Тогда порабощенные духи поняли свое заблуждение и вновь обрели свободу.
Так кончается история великого Сулаймана ибн Дауда, о коем рассказ должен быть выслушан с почтением всеми правоверными, ибо он изложен вкратце священною рукой пророка в тридцать четвертой фатихе Корана, зерцала мудрости и источника истины.
Конец истории о Сулаймане и царице Утра
Сказитель закончил свой рассказ, который длился около двух недель. Боясь снизить впечатление, я не стал упоминать обо всем, что мог увидеть в Стамбуле в промежутках между этими вечерами. Я счел также, что не стоит излагать вкрапленные в повествование маленькие рассказики, которые обыкновенно идут в ход, когда собралось еще мало публики или же для того, чтобы внести разрядку в особенно драматические моменты. «Кафеджи» часто идут на значительные расходы, чтобы заполучить того или иного сказителя, пользующегося известностью. Поскольку сеанс продолжается не более полутора часов, такие рассказчики часто успевают выступить в нескольких кофейнях за одну ночь. Они дают также подобные «сеансы» в гаремах, когда супруг, убедившись в том, что сказка представляет интерес, хочет, чтобы его семья разделила с ним удовольствие. Благоразумные люди для заключения сделки с рассказчиком обращаются к старшим гильдии сказителей, которых называют здесь «хасидеями», так как случается порой, что недобросовестные рассказчики, не удовлетворенные выручкой в кофейне или вознаграждением, полученным от хозяина дома, прерывают сказку на самом интересном месте и исчезают, не дав безутешным слушателям узнать, чем кончилась история.
Мне очень нравилась кофейня, в которой я бывал с моими друзьями-персами: публика там собиралась разнообразная и поговорить можно было о чем угодно; обстановка напоминала мне «Суратскую кофейню» славного Бернардена де Сен-Пьера. В самом деле, на таких космополитических сборищах купцов из разных стран Азии проявляется куда больше терпимости, чем в кофейнях, посещаемых только турками или арабами. Легенда, которую мы слушали, обсуждалась после каждого сеанса различными группами завсегдатаев: в восточной кофейне разговор никогда не бывает общим; и, если не считать замечаний абиссинца, который, будучи христианином, похоже, несколько злоупотребил соком Ноевой лозы, никто не возражал против основных посылок рассказа. Они действительно соответствуют преданиям и верованиям Востока, однако в них чувствуется тот присущий простому народу дух противоречия, который особенно отличает персов и арабов Йемена.