История о сене и собаке
Шрифт:
И зачем только мы возились и ломали этот замок?
— Действительно, — сказал он, обращаясь к Ваське: — Ну что, извини, Василий, не получилось. Придется менять молнию.
— Пойдем, Вася, нам пора…
В сумке запел сотовый. Звонила Кристина, спросила о сыне и сообщила, что ей полегчало. Поговорив с подругой, я решительно ухватила Ваську за руку и повернулась к Лудовину. Смотреть на него почему-то было трудно, и я постаралась избежать его взгляда.
— До свидания, Роман Петрович. Рада за вас, вы нашли достойную работу и достойную девушку.
Сказав
— Роман, отлично, что я тебя застал!
— Запахнись и побежали к машине, — сказала я Ваське, когда мы наконец-то оказались на улице. Уже стемнело, вечер был тихим и вполне теплым для поздней осени.
— Наперегонки? — азартно поинтересовался Васька.
— Давай, — согласилась я.
Василию удалось обогнать меня на последнем этапе, но он благосклонно согласился не учитывать мое поражение, сделав скидку на высокие каблуки моих сапог. Бег к машине привел меня в какое-то сумасшедшее состояние, стало вдруг весело, словно я глотнула хорошего шампанского и воспарила среди его шипучих пузырьков. Правда, эйфория прошла столь же быстро, как опали бы эти пресловутые пузырьки. Когда Васька устроился на заднем сиденье, а я захлопнула дверцу, веселье помахало мне рукой и удалилось прочь, растаяв в сумерках легким облачком. Я завела мотор и дала задний ход, выруливая с узкого пространства стоянки. В зеркале заднего вида мелькнула мужская фигура, и в тот же момент Васька завопил:
— Теть Даш, сумку, мою сумку на тренировке оставили!
Я чертыхнулась про себя, вернула транспортное средство в исходную позицию и заглушила мотор.
— Подожди в машине, — бросила я Ваське, энергично рвущемуся выскочить наружу.
Далеко идти не пришлось. Мужская фигура, которую я заметила в зеркале, принадлежала Лудовину. Он, прихрамывая, приближался к нам, и я пошла навстречу, почти спокойная, как то, широко известное, неживое домашнее животное.
— Это не вы, случайно, оставили сумку? — спросил Лудовин, останавливаясь передо мной.
— Да, Вася только что вспомнил. С этой молнией обо всем позабыли… — пробормотала я. — Спасибо, Роман Петрович, но вам не стоило беспокоиться, я бы сама вернулась и забрала. Извините, что напрягли…
— Никакого напряга, увидел сумку, подумал — ваша. Вроде, мы с вами немного знакомы, вот я и решил попытаться догнать вас.
— А если бы не догнали? — тупо спросила я.
Он не ответил, молчал, глядя на меня в упор, кажется, точно также как тогда, у входа в ресторан. И опять вечер, только без дождя, капли не блестят на его волосах. Бред…
— Я пойду… — то ли сообщил, то ли спросил он.
— Да, конечно, и мне ехать пора…
Он кивнул, развернулся и, не прощаясь, двинулся прочь.
Я смотрела ему вслед и почему-то злилась оттого, что он вот так равнодушно и уверенно уходит.
— Роман Петрович!
— Да? — он резко остановился, обернулся, подошел ко мне.
— Вы хотели что-то спросить, Дарья Васильевна?
Что я хотела спросить? Ничего не хотела, я все уже ему сказала, и если бы не эти чертовы молния и сумка, я бы уже катила по проспекту и знать не знала об этом новоиспеченном тренере. Не расспрашивать же его о делах, которые меня больше никоим образом не касаются, да и прежде касались постольку поскольку. По совпадению случайностей. Почему именно он оказался новым Васькиным тренером? Но пауза слишком затянулась, и мне нужно было хоть что-то сказать, потому что он стоял и смотрел на меня так серьезно-выжидающе. Кстати, он ведь так и не отдал мне Васькину сумку, а собрался уходить. И я не заметила этого. Надо же! Зачем, спрашивается, догонял?
— Роман Петрович, давайте же сумку… — начала я и продолжила более чем неоригинально: — Рада за вас, что вы нашли работу… не век же вам таскать тяжести на стройке…
— Да, я это понял, вы рады за меня, если не шутите, — ответил он, даже не пошевелившись, чтобы вернуть мне злополучную Васькину вещь.
— А отчего же мне за вас не порадоваться? — спросила я. — Что-то не так?
— Нет, все нормально, вы сами видите, — в голосе его я услышала язвительные нотки.
— Ну и как, вам легче, Роман Петрович?
— В каком смысле? Не понял… — сказал он.
— Все у вас утряслось, вы ушли со стройки, хотя я не понимаю, зачем вы вообще там работали… с вашими возможностями. И… с Ритой… — имя нахалки слетело с языка помимо воли, — у вас все наладилось.
И зачем я брякнула это? Какое мне дело?
Он растерялся, удивился, или ловко разыграл удивление?
— Рита? При чем здесь Рита?
— Но как же, Роман Петрович… — я замолчала, злясь, что начала этот разговор и, более того, так необдуманно окликнула его. Хотя, он же не отдал мне сумку.
— Дарья Васильевна… — начал Лудовин, помолчал, вздохнул, потом продолжил:
— Вы так убиваетесь о своей сестре, но напрасно, совсем зря.
— Я не убиваюсь, мне просто не совсем понятно… не совсем понятны ваши поступки, Роман Петрович!
— Какие поступки?
— Вы прекрасно понимаете, какие…
— Дарья Васильевна, я не могу разгадывать ваши загадки, скажите, чего вы хотите от меня?
— Я? От вас? — взорвалась я. — Ничего, абсолютно ничего не хочу! Прощайте, Роман Петрович, надеюсь, что больше вы никогда не возникните на моем пути!
Я двинулась в сторону машины и через пару шагов сообразила, что сумку он так мне и не отдал.
— Роман Петрович! Вы отдадите мне сумку или нет? — ринулась я обратно.
— Вы все-таки хоть что-то хотите от меня, — произнес он, не сделав ни малейшего телодвижения.
— Отдайте сумку! — взревела я.
— Возьмите же, — он стащил ее с плеча и протянул мне.
Я дернула сумку к себе.
— Что за дурацкие игры? Я вам кто, девочка?
— Нет, вы очень… привлекательная женщина, — сказал он, отпуская ремень сумки.