История одного автографа
Шрифт:
– А теперь я буду просить и вас, милейший Алексей Иванович, оставить свой автограф в этой книжице...
Похолодев, я вскидываю голову и тупо смотрю на Чуковского.
– Что писать?
– спрашиваю я хриплым голосом.
Сдерживая улыбку, он широко разводит руки. И осторожно, чуть ли не на цыпочках, балетной походкой идет к дверям, а потом столь же осторожно прикрывает их за собой.
Я остаюсь один на один с "Чукоккалой". Вернее, один против
Я всю жизнь был тугодумом. Написать что-нибудь экспромтом, особенно если результатов моих творческих усилий ждут тут же над моей головой или за плохо прикрытой дверью, я не умею. А сейчас я и совсем в панике. Ведь надо же не просто расписаться, оставить автограф: дескать, с приветом и уважением Л.Пантелеев, - надо сочинить что-нибудь острое, блестящее, во всяком случае не хуже того, что сочинили Аркадий Аверченко, или Саша Черный, или Джером Клапка Джером, которые, если не ошибаюсь, тоже оставили в этой книжище перлы своего ума и таланта.
Боже мой, что же я буду делать, где же мне тягаться с этими титанами?! Кто я? Что я? Впрочем, постойте! Я знаю, кто я! Сегодня мне особенно хорошо известно, кто я такой.
Что-то брезжит в моей несчастной голове. Кажется, я начинаю понимать, чем я могу потрафить хозяину этого альбома.
В комнату заглядывает Корней Иванович:
– Ну как?
Улыбка на его губах кажется мне сардонической.
– Дайте мне чернил, - говорю я мрачно.
– Стило у вас в руках, Алексей Иванович. В правой.
Я объясняю, что мне не стило нужно, а чернила, чернильница.
Корней Иванович придвигает ко мне стеклянный кубик чернильницы. Поднимает крышку. И с любопытством смотрит: что я собираюсь делать?
Могу поклясться чем угодно и как угодно, что ни одним днем раньше, ни одним позже я этого не сделал бы. Только в этот ослепительный день - в середине лета тысяча девятьсот двадцать девятого года - могла мне прийти в голову эта дикая мысль.
Я придвигаю чернильницу ближе, слегка окунаю в загустевшие чернила кончик среднего пальца и оставляю на белоснежной веленевой странице "Чукоккалы" отпечаток этого моего идиотского пальца. И это еще не все. С молниеносной быстротой, с быстротой гения, я придумываю и пишу под этим грязным оттиском непревзойденные по своей изысканной тупости строчки:
Дефективного поэта
Уголовная примета.
Не успел я поставить точку, еще не оторвал пера от бумаги, а уже понял, какую непроходимую глупость я сделал, какой постыдный бред изобразил.
Конечно,
Всю жизнь, целых сорок лет я жил надеждой, что Корней Иванович пожалеет меня и вырвет из "Чукоккалы" эту злосчастную страницу. Хотя я уже давно дружил с ним, любил его, пользовался его добрым расположением ко мне, я ни разу не решился напомнить ему о грехе моей юности. Он тоже деликатно молчал. И надежда во мне теплилась.
На днях я узнал, что напрасно тешил себя этой надеждой. Она оказалась тщетной.
Была у меня в гостях внучка Корнея Ивановича - Елена Цезаревна Чуковская, Люша, как зовем мы ее с детства, хотя она уже успела вырасти. Зашел разговор о "Чукоккале". И Елена Цезаревна сказала:
– Там есть и ваша запись.
И при этом очень выразительно усмехнулась. А потом столь же выразительно прочла по памяти вышеприведенные строчки о дефективном поэте и уголовной примете.
Чтобы не думать плохо о дорогом Корнее Ивановиче, я утешаю себя мыслью, что не выдрал он, не изъял из "Чукоккалы" эту злополучную страницу только потому, что сделать это было невозможно. В самом деле, кто знает, может быть, на обороте этой страницы стоит подпись Айседоры Дункан, или Чарли Чаплина, или, скажем, самого Хайле Селассие I, императора эфиопского?!
1972
ПРИМЕЧАНИЯ
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПОРТРЕТЫ
С благодарной памятью создает Л.Пантелеев портретную галерею людей, встречи с которыми оставили неизгладимый след в его жизни. М.Горький, С.Маршак, К.Чуковский, Е.Шварц, Б.Житков, Н.Тырса, Л.Квитко - в рассказах об этих больших людях писатель дорожит каждой подробностью и вместе с тем стремится передать самое главное, существенное, неповторимое.
ИСТОРИЯ ОДНОГО АВТОГРАФА
Квартира К.И.Чуковского, которую описывает в своем очерке Л.Пантелеев, находилась в Манежном пер., д. 6. 21 марта 1983 года здесь была открыта мемориальная доска. Почетное право ее открыть и сказать первое слово было предоставлено А.И.Пантелееву.
Первая публикация: "Аврора", 1972, № 9, затем в "Избранном". Л.: Детгиз, 1978.
Г.Антонова, Е.Путилова