История одного безумия
Шрифт:
— Ну да, зачем в эту тихую ночь видеть мертвецов в ризах…
— Однако тишина жуткая…
— Это он… я узнал его… я был на еврейском кладбище, когда это случилось, и увидел издали, как из могилы вышли трое, из которых двое поддерживали под руки третьего…
Внезапно послышался подземный гул, напоминающий рычание своры собак…
Странный и страшный гул повторился еще раз, и еще…
Снова воцарилась жуткая тишина…
— Что это было?..
— Ад проснулся… но продолжайте…
— Они спустились
— Среди них была женщина?..
— Да… такая тонкая, грациозная…
— Это была примадонна… ее не возможно не узнать…
— А кто был второй?..
— Не знаю, кто был второй, но вели они под руки Кириллова…
— Так он же умер?..
— Говорят, он стал вечным жидом, тело его дошло только до гроба…
— Что он такое говорит?..
— Пусть говорит…
— Смерть увидела его и устрашилась, подумала: «Не он ли тот, который должен прийти…» — и в ужасе бежала…
— Однако, вы говорите, но не заговаривайтесь…
— О Кириллове только такое и говорят, что он не только человек… да и все мы… в нас есть некое божье совершенство… и в смерть мы нисходим, как бы уснув для жизни… я думаю, смерть нужна для исправления, а не для возмездия…
— И куда мы нисходим?..
— Только не в преисподнюю…
— Вы думаете, ад не существует?..
— После своей крестной смерти Христос сошел во тьму ада один, а вышел со многими погребенными, ожидавшими там его пришествия…
— Говорят, Кириллов описал свое сошествие в ад в мужской версии замогильных записках… он был там три дня и три ночи… просвещал тьму… и тьма отпустила его… она стала небом… а Кириллов вернулся в замок писать плачи… я уже говорил, в городе он был известен своими литературными трудами, вызывающими восхищение и зависть у многих…
— Говорят, у его замогильных записок была еще женская версия…
— Ну да, в женской версии он пророчествовал… и не столько проповедями, сколько своими скорбными плачами… что?.. да, он пел и страдал… страдание проповедует лучше всяких слов… вспомните его плач о нашествии грязи?..
— Ад есть… и он все еще жаждет… помню, я спал и проснулся в жуткой тишине… трепет охватил меня… казалось, в городе не осталось ни живых, ни мертвых…
— Я написал пьесу на этот сюжет… в финале пьесы смерть вышла из преисподней вслед за воскресшими мертвецами… роль смерти играла Ада… свет на сцене погас и занавес опустился, но еще долго был слышен ее скорбный плач… на площади Аду ждала толпа почитателей… Ада пела все тише и тише, привыкала к наступающему молчанию… она была в отчаянии, не могла выйти из роли, бормотала, внутренности мои болят, я страдаю, ограбили меня… и в рай дорога мне закрыта… я пытался успокоить ее, мол, приди в себя, опомнись, чего ты испугалась?.. смерти?.. от страха безумной сделалась?.. удержи слова…
— И оборвался…
— Ну да… голос ее оборвался… как будто кто-то схватил ее за горло…
— Помню, я расплакалась…
— Я тоже…
— Все пели и плакали…
— Бог в нас пел… не могли мы замыслить и петь то, что пели…
— Наверное, и теперь она где-то поет и плачет…
— Тайна воскресения сокрыта от смертных, но будет явлена им в последний день, когда они ощутят благоухание вечности, и надежды их исполнятся…
— Ну да… и все тайное вдруг станет явным…
— Кто вы, портной или философ?..
— В этой пьесе я не философствовал о боге, я воспевал бога…
— Вы украли эту пьесу…
— У кого?..
— У меня… меня следует изучать, а не обкрадывать… вы заимствовали и название, и интригу…
— Все что-то у кого-то заимствуют…
— А что, пьеса так ужасна?..
— Нет, она нравится зрителям… она возбуждает страх и сострадание… конечно, ее герой чудовище, какое когда-либо появлялось на сцене… земля его вряд ли могла бы носить…
— И какое может быть сострадание к чудовищу?..
— Меня тревожит мысль, что в человеке уже заложена зло… изначально… способность к убийству и ко всякой испорченности… ведь убивал он не случайно или нечаянно…
— Это в нас лишнее… это не от бога…
— А от кого?..
— От ада…
— Нет никакого ада…
— Если нет ада, то нет и рая… ад это наказание, а рай — награда…
— И что вы вынесли из театра от этой пьесы?..
— Страх и сострадание… страдание возбуждает сострадание… и страх, который мы воображаем…
— Вам нужно пошире раскрыть глаза…
— Вы думаете, это исправит мое воображение?..
— Нужно исправлять не воображение, а причину страха…
— Наш страх должен очищаться состраданием, которое вызывается игрой артистов на сцене…
— Ну да, всяким словесными поворотами и изворотами, чтобы оправдать пьесу или ее автора… впрочем, автор вовсе не нуждается в оправдании… а его герой в сострадания…
— Однако зло существует, и это что-нибудь да значит…
— Ничего это не значит…
— Ваш герой чудовище, но умер мужественно, защищаясь…
— Что он защищал, торжество зла…
— Однако я испытывал к нему сострадание, хотя и не хотел бы его испытывать…
— А к моему состраданию примешивалось какое-то странное и неприятное чувство, ропот на провидение и создателя, ведущий за собой тупое отчаяние…
— В чем вина героя пьесы?.. и в чем вина его жертв?.. что это, слепая судьба?.. откуда эта жестокость и жертвенность?..
— Мы найдем основание этой жестокости и жертвенности в вечной связи всех вещей, созданных создателем…