"История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв
Шрифт:
Но если "Книга Кагала" Я. Брафмана определила исходные позиции трактовок "внутреннего врага", то "анонимный" труд "Великая тайна франкмасонов", опубликованный сперва в журнале "Век" (1883), а затем через четверть века появившийся отдельным изданием с подзаголовком "из бумаг О.А. Пржецлавского" (1909), четко очертил облик врага.
Еще в своих мемуарах, понимая, что читателю, возможно, покажется несколько фантастической идея "всемирного заговора", О.А. Пржецлавский решил "пойти с козырной карты": "Есть одно ненапечатанное сочинение, в котором доказывается, что полное осуществление саддукейской доктрины составляет теперь задачу и конечную цель одного древнего тайного общества, распространенного почти повсюду, скрывающегося до времени под благовидными формами". А редакция "Русской
Напомним, что "Воспоминания" были доставлены сыном покойного автора в "Русскую старину" 3 февраля 1883 г. В это же время в двух номерах журнала "Век", издаваемого М.М. Филипповым, появились "некоторые выдержки"33 из "Разоблачения великой тайны франкмасонов"34.
Связь между обоими "трудами", опубликованными в 1883 г. (1-й и 2-й главами из "Великой тайны франкмасонов" и "Воспоминаниями" О.А. Пржецлавского), была "нейтрализована" в 1909 г.: "В числе бумаг, оставшихся после покойного моего отца, тайн. сов. Осипа Антоновича Пржецлавского, отыскана мною, между прочим, довольно пространная рукопись, озаглавленная "Великая тайна Фран-масонов", а также письмо на его имя от… Владимира Дмитриевича Философова, от 7 ноября 1873 года, коим он безусловно уполномачивал отца моего от своего имени и от вдовы его покойного брата Александра Дмитриевича Философова, – означенную рукопись огласить путем печати; из чего следует думать, что автором ее был именно никто иной, как уже в то время скончавшийся Александр Дмитриевич Философов, хотя иного у меня на это указания не имеется"35.
Казалось бы, что столь безапелляционное "следует думать" и вполне сомнительное "иного… указания не имеется" (конечно, не от корреспондента отца, а от самого О.А. Пржецлавского) – логически весьма противоречивы, а указания на наличие в архиве покойного письма от статс-секретаря В.Д. Философова без предъявления факсимиле или хотя бы его цитирования – не обладают юридической силой. Впрочем, публикуя (как "анонимный"!) "труд А.Д. Философова", издатель упомянул его имя только один раз в "Предисловии", предпочитая более подходящую "мимикрию" – "автор рукописи", зато вынес на титульный лист многозначительную фразу: "Из бумаг покойного О.А. Пржецлавского", и, по всей вероятности, сам подобрал эпиграфы из Нового Завета36.
Однако, во-первых, вместо "авторского" названия ("Великая тайна…"), сохраненного как название "рукописи", появилось общее редакторское: "Разоблачение великой тайны…". Во-вторых, в числе "почитателей" А.Д. Философова оказались не только родственники (брат и вдова "автора") и его комментаторы (отец и сын Пржецлавские), но и "несколько высокопоставленных лиц" (среди них – генерал А.Р. Дрентельн37 и Государственный контролер Т.И. Филиппов38), которые выразили "полную свою солидарность со взглядами ее автора"39. В-третьих, антиполонизм отдельных пассажей был согласован со временем составления рукописи -"после усмирения последнего польского мятежа 1863 года"40 и биографией… издателя.
Последнее обстоятельство чрезвычайно важно. Напомним, что в свое время, после первого польского восстания (1831-1832) Пржецлавскому-отцу был вынесен соотечественниками смертный приговор "за предательство", а во время второго – русские сослуживцы инкриминировали ему, поляку Ципринусу, провокативное желание склонить правительство "к предосудительной жестокости"41. Как бы там ни было, но антипольские и антикатолические высказывания в рукописи вряд ли могли принадлежать ревностному католику и "тайному патриоту". Зато его сын (жена О.А. Пжецлавского также была католичкой), став воинствующим православным и русским шовинистом, мог посчитать нужным при под 109 готовке издания в 1908 г. "дополнить" текст негативными высказываниями в адрес поляков и католиков.
Наконец, предлагая в 1909 г. "устаревшую" на 50 лет рукопись (помета А.О. Пржецлавского под "Предисловием"), издатель в своем предуведомлении особое внимание уделил отнюдь не устаревающей
Формулируя цели и задачи публикации "Великой тайны франкмасонов" в 1909 г. (после появления в 1905 г. "Протоколов Сионских мудрецов"43), А.О. Пржецлавский утверждал, что рукопись – "скорее научное, чем литературное произведение"44, и декларировал сугубо охранительную позицию к русскому самодержавию: "Правительство наше еще сильно, вера православная в народных массах не поколеблена, преданность Царю и вера в Него народа, войска и большей части дворянства сохранилась"45. Одновременно с этим он противопоставил "ученый труд" многочисленным литературным и "документальным" писаниям беллетристов и публицистов начала XX в.46, доказывая, что приоритет в раскрытии "жидо-масонского всемирного заговора" принадлежит владельцу рукописи О.А. Пржецлавскому и… ему – издателю47.
Однако "сюжет" издания (покойный автор А.Д. Философов, передавший рукопись на хранение третейскому лицу, который, в свою очередь, обогатил ее примечаниями, а затем завещал своему сыну и т.д.) – давно уже приобрел характер литературного приема. И хотя у нас, как и у издателя, нет "указаний" на счет авторства, можно предположить, что текст и наиболее интересные примечания к нему были написаны самим О.А. Пржецлавским, а литературное оформление издательского "сюжета" – выполнено его сыном.
В книге восемь глав48, каждая из которых посвящена рассмотрению узловых моментов истории России, масонства и еврейства. Но при этом "точка зрения", избранная автором, поражает не столько предвзятостью, сколько алогичностью.
Выделив в цивилизации утилитарный, научный и социальный прогресс, которые имеют "предметом ремесло, науку и гражданственность" (11), автор посчитал, что его схеме "соответствуют в России три государственные эпохи и три державных деятеля" – Петр I, Николай I и Александр II (12). Но поскольку разрушительная деятельность масонов иллюстрируется польскими мятежами, умолчание о деятельности Екатерины II (участвовавшей во всех разделах Польши и присоединившей к России ее большую часть) и Александра I (разгромившего Наполеона и его польских союзников) – представляется странным и "злонамеренным".
Парадоксальной оказывается и логика. Если для автора петровское время – далекое прошлое, то царствование Николая I – та историческая эпоха, в которой он сам принимал непосредственное участие. Стоит ли удивляться, что "колоссальным памятником" для него "остается Свод русских законов" (в разработке которого О.А. Пржецлавский принимал участие под руководством… масона и реформатора-либерала М.М. Сперанского). Не менее дорога ему и эпоха Великих реформ Александра II (служебное рвение привело О.А. Пржецлавского на вершину его государственной карьеры). Казалось бы, что столь стройная схема поступательного развития России должна привести к мысли о всеобщем благоденствии, наступившем в результате социального прогресса. Именно здесь и ждет неожиданность. На самом деле вместо гимна новой "прогрессивной" реальности звучит… похоронный марш: «В обществе все как-то страшно, неестественно, натянуто; под успокоительной оболочкой бродят элементы разложения, чье-то невидимое прикосновение как будто парализует действия правительства или обращает их во вред государству; всякий чует приближение грозы, хотя и не понимает, откуда ей быть; все ожидают чего-то, все втайне чего-то боятся в будущем. Да и есть чего бояться; у нас уже порядочно выросло то настроение умов и акклиматизировалась та верно рассчитанная и искусно организованная пропаганда, за которую в XVIII в. последовало во Франции рождение кровожадного чудовища по имени: Революция» (23).