История одной страсти и трех смертей
Шрифт:
В первые дни сбора урожая Павлина к вечеру буквально валилась с ног, мать даже разрешила ей засыпать одетой. Но после возвращения домой месяц спустя она почувствовала себя выносливее любого мальчишки на острове. Ей тогда не терпелось как можно скорее продемонстрировать отцу, на какие новые подвиги она теперь способна, чтобы поймать на себе его одобрительный взгляд и услышать слова, заставлявшие трепетать ее сердце: «Моя дочь Павлина…»
Несколько минут она без движения лежала на воде, предаваясь воспоминаниям. Затем вернулась скользящим брассом. Она плыла назад неторопливо и элегантно, воображая, что отец смотрит на нее.
Добравшись
Завтра в шесть утра ступит на борт «Двух братьев». Воздух будет еще прохладным, а солнце — уже ослепительным. С рассвета до самой ночи она будет рядом с Арисом. Такая перспектива казалась ей нереальной.
Павлина привстала и оглянулась — вокруг не было ни лодок, ни отдыхающих. Можно снять бретельки купальника и спустить его на талию. Когда она опять улеглась, прикосновение горячего дерева к спине доставило ей ожидаемое удовольствие. Она долго наслаждалась этим ощущением, потом слегка приподняла голову и окинула взглядом свою грудь. Один только раз она видела чужую девичью грудь, грудь Мараки, сотрудницы ателье госпожи Маритцы. Однажды Мараки простудилась, и хозяйка пошивочной попросила Павлину отнести ей какую-то мелкую вещь для работы на дому. Придя к подруге, Павлина нашла ее лежащей на животе с торчавшими на спине банками. И вместо того, чтобы положить принесенную ткань где-нибудь рядом, Павлина нарочно протянула ее подруге. Мараки пришлось приподняться, и Павлина успела разглядеть ее маленькую, восхитительную грудь, настоящую грудь принцессы, со светлыми, почти прозрачными сосками… «А моя становится все больше и больше, — подумала Павлина. — А соски… Безобразные и черные, будто уголь…» Она положила ладони себе на грудь и вообразила, что это руки Ариса, но потом быстро убрала их, боясь вызвать желание, которое не сможет утолить здесь так, как сделала бы это дома.
«Сколько лет пройдет, прежде чем какой-нибудь парень обнимет меня?» — спросила себя Павлина. Девушки на Спетсесе выходили замуж поздно. На завод и в коллеж предпочитали принимать незамужних. В гостиницах можно было устроиться горничной или кастеляншей, но только на лето. Со свадьбой придется подождать. И с чувствами, конечно, тоже. И в любом случае, на ответное чувство Ариса рассчитывать не приходится ни ей, ни любой другой девушке. Павлина вспомнила о том, что случилось, и ощутила укол ревности.
Это произошло в конце августа, в день, когда взбесился мельтем, холодный северный ветер. Желая воспользоваться наступившим к концу дня затишьем, Арис решил прокатиться на «Двух братьях» до Косты на берегу Пелопоннеса и обратно. Взяли туристов. Но едва баркас покинул порт, как погода вновь переменилась. Лодкой начали играть трехметровые волны. Чтобы избежать бортовой качки, Арису пришлось идти поперек волны. Это был самый верный способ добраться до берега, и к тому же самый эффектный. Баркас вставал на дыбы и в течение нескольких секунд зависал в воздухе. Потом при ужасающем вое ветра обрушивался вниз, будто в пустоту. Сидевшую на самой корме Павлину эта качка только смешила. Зато оказавшаяся в нескольких шагах от нее молоденькая американка вдруг принялась вопить с искаженным от страха лицом:
— Stop! Please, stop!
Упираясь
— It’s okay, it’s okay, Aris very good captain. My cousin, very good captain. It’s okay.
Но девушка продолжала кричать:
— Stop, stop!
Павлина проявила настойчивость:
— My name is Pavlina, your name?
Не получив ответа, Павлина добавила:
— I come from Spetses, you?
— I am Suzanne. I live in Paris, — ответила наконец молодая американка с растерянным видом.
— Paris, France, — сказала Павлина с гордостью образованной молодой особы.
— Yes… I study in Paris, — не разжимая рта, сказала девушка.
Пелопоннес, словно экран, гасил ветер, и чем ближе лодка подходила к берегу, тем ниже становились волны. Их высота теперь не превышала одного метра, и это по сравнению с пережитым казалось просто штилем. Американка пришла в себя, обернулась на Павлину и поцеловала ее в щеку:
— Thank you so much, what was your name again?
Туристка говорила так быстро, что Павлина не поняла, что ей нужно. Внимательно посмотрев на Ариса, американка добавила:
— Is he your cousin?
— Yes, yes, my cousin, — ответила Павлина, довольная тем, что поняла вопрос. — Very good captain, yes?
— Yes, — ответила американка, снова посмотрев на Павлину, а потом переспросила: — Is he only your cousin?
Павлина не нашлась с ответом, и американка лукаво улыбнулась.
Подойдя к берегу, Арис причалил бортом к дамбе, как делал всегда при неспокойном море. Это облегчало отплытие, хотя и создавало риск поцарапать обшивку о причал. Действовать надо было быстро: Павлина вытягивала на себя швартовы по правому борту, капитан помогал туристам сойти на берег. Когда дошла очередь до американки, она, перед тем как спрыгнуть на землю, закинула руки Арису за шею, громко чмокнула прямо в губы и воскликнула:
— Thank you, captain!
Арис, очень смущенный, спрятал глаза и принялся помогать следующему пассажиру. А наблюдавшая за происходящим Павлина от всей души возмутилась поведением американки, которая в одну секунду получила то, о чем Павлина мечтала так давно… И зачем она только ей помогала?
Уже вечером, пришвартовав «Двух братьев» на ночь, Павлина сказала Арису:
— Пойдем к Дому швейцарцев, поболтаем.
— Ну пойдем, если хочешь, — ответил Арис недовольным тоном.
Поскольку мостки оказались мокрыми, они устроились на скале в нескольких метрах от берега.
— Скажи мне, что ты думаешь по поводу последней поездки? — спросила Павлина. — Давай скажи мне!
Арис молчал. Она настаивала:
— Ты, по крайней мере, был вознагражден!
— Чем вознагражден? О чем это ты?
— Ну, об американке, конечно! Великолепный поцелуй прямо в губы! Я видела, как она тебя целовала…
— Отстань от меня с этой американкой, — ответил Арис раздраженно, потом спохватился и почти скороговоркой добавил: — Извини, я просто псих.
Но и эти слова он произнес с вызовом и внутренним беспокойством.
— Ты разговариваешь со мной как с маленькой девочкой, — заметила с обидой Павлина.
— Неправда.