История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек
Шрифт:
В один из дней теплого июля, возвращаясь с работы, шофер, лихо разогнав машину, хотел проскочить переезд под носом у паровоза, тянувшего за собой груженый состав. В последний момент он все же сообразил, что не успеет, и резко затормозил у самого полотна железной дороги. Желая отодвинуть назад машину, он забыл включить заднюю скорость, и грузовик двинулся вперед. Первый же вагон зацепил подножкой бампер машины и потащил ее за собой. Грузовик накренился — и все, кто был в кузове, посыпались под вагоны. Шофер успел выпрыгнуть, а конвоиры и двадцать зечек оказались под колесами поезда. Кажется, один из
Прибывшие на место происшествия майор Корнеев с лагерным начальством были потрясены жутким зрелищем: на откосе насыпи полотна валялись изуродованные тела, головы, руки, ноги. Тем, кому не повезло умереть сразу, бились в агонии предсмертных мук. Чудом уцелели несколько зечек, те, что находились в кузове с левой стороны. Они успели выпрыгнуть, когда поволокло машину. Бригада Ольги Шелобаевой, следовавшая на второй машине, оказалась невольной свидетельницей этого кошмарного зрелища. Женщины кричали и бились в истерике от ужаса и полной беспомощности помочь несчастным.
— Даже Черный Ужас заплакал, когда увидел своих работяг, — сказала Коза. Бригада Стецко жила в ее бараке, и рассказы передавались свидетельницами этого происшествия.
Утром за хлебом пришла сама Ольга Николаевна.
— Да, верно, заплакал, — подтвердила она. — Остановился, закрыл лицо руками и заплакал: «Девочки, девочки мои, что с вами сталось!»
— Крокодилы тоже плачут, когда пожирают свои жертвы, — сердито сказала Валя. — Скольких рабынь лишился сразу!
— А шофер? Что с шофером? Ведь он спасся, — допытывалась Надя. Ей было искренне жаль этого дурака. — Ведь не нарочно же он…
— Судить будут, срок дадут, — равнодушно сказала, пожав плечами, Валя.
— Судить не его надо, а тех, кто деревенского парня, толком и трактора не видавшего, сажают за руль людей возить!
— Многого захотела, Надюша! — возразила Коза.
— Политические зеки не люди, а рабы, — рабов и в лучшие времена за людей не считали, — угрюмо добавила Валя.
(Некоторое время спустя до зечек дошел слух: шофера осудили на пятнадцать лет, а он взял да повесился).
В ту же ночь, задолго до подъема, Надя вычистила печь, подсыпала мелкого угля, чтоб не жарко было, но и без сырости, и потащила ведро со шлаком наружу.
Солнце, хоть и светило по ночам, но тепла от него было мало. От реки и из тундры тянуло холодом и сыростью, и время от времени приходилось слегка протапливать, чтоб не заводилась плесень. За углом барака, где помещалась санчасть и хирургическое отделение, Надя увидела женщину в синем халате, какие носили санитарки, она мыла щиты с нар.
«Опять клопомор!» — с досадой поморщилась Надя. В хлеборезке клопов не было, но ее все равно, каждый раз, заставляли варить в котле свой топчан.
Она подошла, намереваясь спросить санитарку, будет ли клопомор повсеместно, на всем ОЛПе или только в санчасти, как это уже не раз бывало. Подойдя ближе, Надя обратила внимание, что вода в ведре и тряпка, которой санитарка мыла доски щита, были бледно-розового цвета.
«С марганцовкой моет», — решила Надя.
— Тебе чего? — неприветливо спросила женщина.
— Я думала, опять клопомор, ведь на днях был, — начала она и замолкла, напряженно всматриваясь в желтоватые, похожие на желе, кусочки, прилипшие к доскам
— Что это? — шепотом спросила Надя, пугаясь своей догадки.
— Мясо это, вот чего! Я говорю, проходи, пока Гусь не вышел. Щиты, видишь, хирургические замываю! Кровь…
— А это что? — с ужасом показала Надя на клок длинных, рыжих волос, прилипший к доске щита.
— А это, то самое! — хмуро произнесла санитарка, желая отделаться от назойливых вопросов Нади, но тут же передумала и уже вполне добродушно пояснила:
— Головы ихние туточки лежали, опознавались, кому — чья! Насилу разобрались! А это Пелины волосья, — сказала она, отдирая от щита рыжий клок. — У Пели такие рыжие были, больше ни у кого. А ты, шагай, куда шла! Не положено посторонним на такое смотреть. Кум предупредил!
Надя, чувствуя непреодолимую тошноту, поспешно подалась назад и, подхватив все еще полное ведро со шлаком, кинулась со всех ног обратно в хлеборезку. До подъема еще оставалось время и можно было часок-другой вздремнуть, но до того ли было? Перед глазами стояла маленькая, рыжая украинка Пеля, какой ее часто видела Надя, а теперь от Пели остались налипшие на щите кусочки ее тела и клок длинных, рыжих волос.
Утром Коза сказала:
— Да, верно! Отмывать головы от грязи пришлось. Пока с насыпи катились, пыль, земля да песок на кровь налипли.
Вскоре об этом случае замолчали, стали забывать. Подумаешь, два десятка зечек! Сколько их ежегодно гибло в шахтах, на повалах, от туберкулеза, дистрофии и пеллагры.
В такие дни Надя особенно остро чувствовала свое рабское положение, и любовь ее на время гасла, сменяясь отчуждением и тоской.
Мужские ОЛПы переживали свою неволю острее женских, труднее мирились зеки со строгостями режима, и случай этот очень возмутил и без того излишне взбудораженных шахтеров. Большинство зечек, работающих за зоной, состояла в тайной переписке с зеками близлежащих шахт: с шестой, Капиталкой, Обогатиловкой, где иногда обнаруживались знакомые, однодельцы, родственники, а то и просто завязывались знакомства.
Начальство через своих стукачей знало об этом, но ни разу за все пребывание Нади в лагере, им не удалось поймать виновных в «преступной переписке».
Запомнилось Наде, когда после этих событий приехала она за хлебом, Мансур и Толян гудели как рассерженные шмели. Они набросились на нее с расспросами, и, когда она рассказала им, что знала сама, они еще больше разъярились и, гневно угрожая кому-то, шумели:
— Скоро доберемся! Всех перевешаем!
Кочегар, эстонец Эльдар Уго, рычал себе под нос, как медведь. Даже Фомка сморкался и вытирал платочком слезящиеся глаза, приговаривая:
— Ай-ай, как нехоросо, осень плохо!
До Нади доходили упорные слухи, что на Ремзе, на Капиталке и еще кое-где потихоньку изготовлялось оружие.
— А зачем? — удивлялась она. — Все равно лагеря треснут по швам, когда вольных останется меньше, чем зеков.
Накануне ноябрьских праздников Наде пришлось зайти в бухгалтерию выяснить недоразумение с хлебным реестром. Ожидая старшую нормировщицу, она разговорилась с Танечкой Палагиной, которая работала калькулятором. Прелестное лицо и интеллигентность Тани всегда, еще с этапа, вызывали у Нади желание поближе познакомиться с ней.