История Османской империи. Видение Османа
Шрифт:
Полигоном для испытаний принятого в 1864 году закона стала недавно созданная провинция Дунай (точнее говоря, «сверхпровинция», в которую вошли три небольшие провинции: Ниш, Видин и Силистрия), а ее губернатором был назначен Мидхат-паша. Он приступил к выполнению амбициозной программы общественных работ, стал укреплять безопасность, открывать фабрики и создавать кооперативы, которые предоставляли крестьянам сельскохозяйственные кредиты по низким процентным ставкам, что было радикальной мерой в период, когда такие учреждения с трудом существовали в Европе, а учетные документы этих кооперативов показывают, что они обслуживали и мусульман, и немусульман. Помимо этого, Мидхат-паша создавал местные административные советы, члены которых избирались и в которых были представлены все религиозные группы, хотя мусульмане обычно были в большинстве. Первая официально зарегистрированная провинциальная газета империи Туна («Дунай»), названная так в честь провинции, стала издаваться в 1865 году. Она выходила на двух языках, турецком и болгарском, и в ней публиковались официальные постановления, обращения Мидхата к провинциальному собранию, и давались подробные отчеты о реформах — как уже проводимых, так и планируемых. Но когда Мидхат-паша попытался открыть школы совместного обучения мусульман и немусульман, он столкнулся с противодействием, которое шло со всех сторон. Выходившая в Стамбуле пресса на болгарском языке в целом высоко оценивала деятельность его администрации. Так продолжалось до тех пор, пока осторожность в отношении поднимавшейся волны болгарского национализма не заставила его прибегнуть к репрессивным мерам, за которые он подвергся
Уступки немусульманам и подтасовка в их пользу различий между ними и мусульманами явно не принесли столь ожидаемого усиления их преданности османскому государству, хотя власти стремились к тому, чтобы они рассматривали себя прежде всего как подданные Османской империи, а уже потом как христиане или иудеи. Не удовлетворили их и новые правила по контролю за деятельностью администрации провинций. Так, для того чтобы с достаточной ясностью заявить о своем желании объединиться с Грецией, жители Крита постоянно поднимали восстания, наиболее заметным из которых было восстание 1866–1868 годов, а имевшие место в 1862 году столкновения между турецким гарнизоном пограничной крепости Белград и местными горожанами в конечном счете привели к тому, что в 1867 году османские войска были оттуда выведены. Столетиями владение такой стратегически важной крепостью оказывало большое психологическое воздействие на турок, но Али-паша, который всегда оставался прагматиком, рассматривал уход из нее как отказ от анклава, который постоянно вызывал затруднения и требовал расходов.
Но не только на Балканах мелкие раздоры заканчивались кровавыми последствиями. В 1860 году вновь разгорелась и привела к тысячам жертв вражда между маронитами и друзами Ливана, которая со всей очевидностью проявилась еще в 1840 году, когда Ибрагим-паша ушел из Сирии. Хотя режим, установленный впоследствии центральной властью, способствовал началу длительного периода мирного сосуществования и в этом отношении был успешным, методы подавления волнений были слишком жестокими.
Во время правления Махмуда II правительство оказалось не в состоянии поддерживать свое влияние даже в расположенной на юго-востоке Малой Азии провинции Киликия, где самые могущественные из местных династий, кланы Кучукалиогуллары и Козаногуллары продолжали игнорировать центральную власть вплоть до середины столетия, ревностно пытаясь сохранить определенную степень независимости. Сторонники Кучукалиогуллары оказали сопротивление войскам роялистов Чандарогуллары, которые в начале столетия были направлены на их подавление. Но в 1817 году они были разбиты войсками губернатора провинции Адана. Обитавшие там, где пересекались сферы влияния турок и египтян, местные племена, как и прежде, были в состоянии игнорировать и тех, и других. Воспользовавшись неразберихой, доставшейся в наследство от противоборства Мехмеда Али-паши и Ибрагим-паши с султаном, они расширили свое влияние на соседние территории и стали безнаказанно заниматься бандитизмом, который был их главным источником финансирования. В первую очередь их жертвами становились богатые краваны с паломниками, которые следовали из Стамбула в Мекку. Признание Мехмеда Али наследственным губернатором Египта в 1840 году султаном Абдул-Меджидом привело к прекращению военных действий в регионе, а когда Ибрагим-паша покинул Сирию, Киликия вступила в период благоприятного для нее пренебрежения со стороны правительства Османской империи. Однако к 1865 году превалирующий повсюду дух реформ и убежденность в том, что хорошее управление решит вставшие перед империей проблемы, сделали необходимым установление государственного контроля над этим неподчинявшимся законам регионом. Стратегия правительства заключалась в консолидации, но угроза насилия, которую таило в себе присутствие крупного воинского контингента, получившего особые указания, означала, что цели, поставленные правительством, будут достигнуты при минимальном противодействии. Была объявлена амнистия тем, кто принимал участие в антиправительственной деятельности и уклонялся от налогов, а племенных вождей, которых перед военной кампанией предавали проклятиям как бандитов и закоренелых преступников, теперь возвращали в лоно Османской империи. Некоторых из них отправили в Стамбул, другие были назначены на административные посты в отдаленных уголках империи. Свое согласие с этим сторонники племенных вождей считали выгодным, причем даже тогда, когда это означало переход к оседлому образу жизни. На протяжении столетий турки проводили последовательную политику, предпочитая либо включать, либо возвращать провинциальных смутьянов в государственный «истэблишмент», применяя железный кулак только в тех случаях, когда сбившаяся с пути сторона не проявляла никакого желания пойти на компромисс.
Столь же явный прагматизм правящие круги Османской империи проявляли и в отношении другой проблемы, которая наносила удар по самым основам исламского права. Если подушный налог был преобразован в плату за освобождение от военной службы, а проблема равноправия полов не беспокоила ни реформаторов, проводивших реорганизацию танзимат, ни их европейских менторов, третий вид канонического неравенства — между хозяином и рабом, стал крайне актуальной темой в тот период, когда перед британцами остро стоял вопрос об освобождении рабов. В 1807 году, следуя примеру Дании и Соединенных Штатов, Великобритания запретила работорговлю, а в 1833 году и рабовладение. В 1840 году недавно учрежденное «Британское и зарубежное общество противников рабства» заявило, что одной из его главных задач является повсеместная отмена работорговли и рабовладения. Но в Османской империи рабство нельзя было взять и просто отменить по той причине, что там оно имело канонический статус. Рабство оставалось законным до самого конца империи, а применительно к проведению реформ, вопрос о рабстве наглядно показывал, что с точки зрения культурных традиций осуществимо, а что нет.
Принятое турками решение более или менее отвечало интересам иностранных держав, но для многих в самой империи оно оказалось неприемлемым. Первым шагом, направленным на ограничение деятельности тех, кто занимался работорговлей, стало закрытие в 1846 году столетиями функционировавшего в Стамбуле невольничьего рынка. Очевидно, это было сделано по приказу султана Абдул-Меджида, хотя причины не совсем понятны. Так или иначе, но британцы несомненно были удовлетворены. В 1847 и 1849 годах соответственно, были приняты меры по пресечению торговли чернокожими рабами в Персидскоим заливе и в североафриканском порту Триполи, а во время Крымской войны сделаны шаги, направленные против незаконной торговли белыми рабами из Грузии и Черкесии (под давлением британцев и в соответствии с намерениями османской стороны «уменьшить, насколько это возможно, приток рабов в империю»). Когда об этих мерах стало известно в Джидде, там начались волнения. Опасаясь, что прибыльная торговля чернокожими рабами скоро будет объявлена вне закона, некоторые купцы обратились к Шарифу Мекки и ведущим священнослужителям с просьбой поддержать их во мнении, что реформы противоречат исламскому праву. Глава высшего духовенства Мекки издал фетву, в которой подверг резкой критике эту и другие реформы танзимат. Он счел их несовместимыми со священным законом. Туркам, которых назвали «политеистами» и «отступниками», была объявлена священная война: «надо присоединиться к битве с ними и их сторонниками; те, кто с нами попадет на небеса, а те, кто с ними в преисподнюю; их кровь будет пролита понапрасну, а их добро станет законной добычей». В ответ правительство Османской империи проявило решимость подавить эту вспышку недовольства и предотвратить дальнейшее развитие столь напряженной
Худшие опасения протестующих Хиджаза сбылись в 1857 году, когда вступил в силу всеобщий запрет на торговлю черными рабами. В ходе дебатов, которые к этому привели, кабинет министров империи решил, что поскольку черкесов «приводили из состояния варварства в состояние цивилизованности», и что благодаря своей счастливой судьбе они попадали в османское общество, перемещаясь из мира «бедности и нужды» в мир «благоденствия и счастья», торговля черкесскими рабами не может идти в сравнение с торговлей черными рабами. Запрет на торговлю черными рабами вполне удовлетворил британцев, которые смотрели сквозь пальцы на продолжавшуюся в то время торговлю черкесскими рабами. Для того чтобы умиротворить Хиджаз, там не был приведен в действие общий запрет на торговлю черными рабами. В тех регионах, где запрет был введен, он оказался малоэффективным и его пришлось повторно вводить в 1877 году, а потом и еще раз.
После Крымской войны Россия укрепляла свое присутствие на Кавказе, и происходило перемещение большого количества черкесов-мусульман на османскую территорию, так как значительная часть местного населения систематически изгонялась со своих земель. Они были вынуждены совершать плавание по Черному морю, чтобы добраться до портов северной Анатолии или балканских портов Констанца и Варна. Помимо того, что власти столкнулись с проблемой размещения сотен тысяч иммигрантов, дело осложняло то щекотливое обстоятельство, что многие из них являлись рабами. Османские власти сопротивлялись давлению британцев, которые настаивали на прекращении торговли черкесскими рабами, но прибытие на османскую землю тех, кто уже был продан в рабство, представляло собой проблему совсем иного характера. Было подсчитано, что около четверти из более чем 600 000 черкесских иммигрантов находились на положении рабов. Большинство из них были рабами, которых использовали на сельскохозяйственных работах, что было редкостью в Османской империи. Оказавшись на территории империи, многие из этих рабов потребовали для себя свободы, но их владельцы были против. Власти не ожидали, что за этим последуют акты насилия, и общественный порядок оказался под угрозой. Вопрос был больным и для самих иммигрантов, и для поборников священного закона, поэтому власти, проявляя осмотрительность, создали в 1860 году комиссию по делам беженцев. Перед этой комиссией стояли три основных вопроса: расселение беженцев и выделение им земельных участков; разрешение споров между хозяевами и их рабами; и продажа более могущественными черкесами своих более слабых соотечественников в рабство. Постановкой этих вопросов перед комиссией по делам беженцев, а также перед судами правительство сумело вызвать дискуссии, не имевшие ничего общего с исламским правом, которое в подобных случаях всегда применялось. В 1867 году была сформулирована ясная политика в отношении рабства среди черкесских иммигрантов. В ее основе лежал принцип, согласно которому черкесские рабы заслуживали свободы по двум причинам: реформы танзимат давали свободу всем подданным Османской империи, а обращение в рабство рожденных свободными мусульман с канонической точки зрения считалось неприемлемым. Однако на практике это означало, что черкесские сельскохозяйственные рабы получают вольную не сразу, а постепенно, а их хозяева получали компенсацию в виде присуждения им неиспользуемых государством земельных участков. Осуществление этой политики не отличалось последовательностью, но в долгосрочной перспективе она, несомненно, была успешной. Одним из наиболее заметных отклонений было то, что черкесские девушки-иммигрантки по-прежнему становились рабынями в гаремах тех, кто мог себе это позволить. В Османской империи подобная практика вообще не считалась рабством.
Османские политики и судьи всегда проявляли гибкость в отношении исполнения требований исламского права. Так, применительно к уголовным делам установленные канонами наказания редко исполнялись в полной мере. И при рассмотрении других дел, которые подпадали под действие исламского права, также были редкими те случаи, когда возможность найти компромиссное решение полностью исключалась. Примерами этого были полное запрещение работорговли, но не самого рабства, вынесение судебных решений об изменении наказания и рассмотрение дел о вероотступничестве без требований применить самые строгие меры наказания, предусмотренные вероучением. Однако в XIX столетии эта склонность к принятию компромиссных, с точки зрения исламского права, решений отдалила от правительства многих из тех, кого оно надеялось расположить к реформам. Османские мусульмане стали испытывать все большую тревогу, вызванную тем, что инспирированная европейцами программа перемен подрывает религиозные и культурные устои общества. В то же самое время реформы шли слишком медленно, что не могло удовлетворить европейские державы. Медленнее всего продвигались реформы в отношении немусульманского населения османских Балкан, некоторая часть которого уже испробовала пьянящее действие эликсира под названием «национальное самоопределение».
Исламская классификация общества, согласно которой немусульмане в правовом отношении отличались от мусульманского населения, внутри которого они жили, рассматривала их как деструктивную часть Османской империи. Но именно вмешательство внешних сил подготовило почву, необходимую для того, чтобы еще больше подчеркнуть эту «разделенность», что привело к выработке механизма решения данной проблемы. Столетиями православные христиане высоко ценили свободу вероисповедания, которая была им гарантирована Османской империей, и не имели склонности подчиняться правителям латинского Запада, которые, как правило, отличались меньшей веротерпимостью, но эта эпоха закончилась еще до наступления XIX века, что в значительной степени стало результатом появления на мировой арене православной державы — России. Тем не менее Греция была единственным регионом Османской империи, который добился полной независимости еще до проведения реформ танзимат. Впрочем, греческое государство в то время было совсем маленьким, и значительная часть территории современной Греции на протяжении всего XIX столетия оставалась неотъемлемой частью Османской империи. В эпоху неразвитых средств связи и низкого уровня грамотности большинство османских христиан оставалось равнодушным к личности своего монарха и почти не имело представления о том мире, который находился за пределами местности, в которой они проживали. Издавна связи Османской империи с внешним миром определялись специальными привилегиями, которые обычно назывались «капитуляциями». Они предоставлялись дружественным иностранным государствам султанами, преемники которых сохраняли за этими государствами полученные привилегии. Первоначально это были уступки в сфере дипломатии и торговли, направленные на то, чтобы добиться взаимных политических выгод и обеспечить османский рынок достаточным количеством редких, но жизненно важных товаров. К XVIII столетию домыслы о том, что в подобных случаях иностранцы выступают в роли просителей, постоянно опровергались, и всем было видно как они используют свои дипломатические и коммерческие возможности, чтобы внести пункты, которые отвечают их интересам, но не имеют ничего общего с подлинным предназначением капитуляций, часто принуждая османское правительство признавать эти пункты.
На протяжении всего XVIII столетия имел место рост численности немусульманского населения империи, сумевшего приобрести экстерриториальные привилегии, предоставленные благодаря капитуляциям, которые получили жившие и работавшие в империи дипломаты и купцы дружественных иностранных государств. И это несмотря на то, что по условиям подписанных в конце семнадцатого века соглашений о капитуляциях единственными османскими подданными, имевшими право на особый статус, включавший в себя освобождение от оплаты налогов и прочих обязательств, навязанных государством, были переводчики, которые обслуживали иностранные консульства и посольства. Постепенно под иностранную защиту стали попадать и другие османские подданные, работавшие на зарубежные государства, причем, как правило, это были немусульмане. Поскольку такая работа требовала наличия лингвистических способностей, лишь немногие мусульмане имели возможность ее получить. Наиболее глубокие исследования на эту тему были сделаны в отношении ситуации, имевшей место в Сирии и особенно в Алеппо. Сначала находившиеся там британцы действовали крайне осторожно, зато французы, которые понимали, какие преимущества можно извлечь из системы капитуляций, действуя уже привычным для них образом, предложили свое покровительство множеству османских православных, которые переходили в католичество, начиная с первых десятилетий XVII века. Когда положение империи ухудшалось, злоупотребления раздачей привилегий усиливались.