История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)
Шрифт:
— А ее происхождение, сэр? Отец ее, говорят, был помощником капитана на каком-то корабле. Да и денег у нее маловато, — продолжал Пен развязным тоном. — Что такое десять тысяч фунтов при том, какое она получила воспитание?
— Ты повторяешь мои слова, пусть так. Но скажу тебе по секрету, Пен, — строго между нами, — что у нее, сколько я понимаю, будет не десять тысяч, а гораздо побольше; я тогда за обедом присмотрелся к ней, и кое-что о ней слышал, и скажу, что девушка она на редкость умненькая, я с талантами, и при разумном муже из нее может получиться отличная жена.
— Откуда у вас сведения о ее деньгах, сэр? — спросил Пен с улыбкой. — Вам, видно, обо всех в Лондоне все известно.
— Кое-что я анаю, милейший, и не все, что знаю,
— Ну что ж, сэр, — отвечал Пен своему крестному и тезке. — Сделайте ее миссис Артур Пенденнис. Вам это не труднее, чем мне.
— Смеяться надо мной изволишь, — недовольно буркнул майор. — А смеяться возле церкви не следует. Вот мы и пришли. Мистер Ориель славится своими проповедями.
И в самом деле, колокола трезвонили, люди толпой валили в красивую церковь, и коляски обитателей этого фешенебельного квартала разгружались от нарядных прихожанок, в обществе которых Пен и его дядюшка, закончив свою назидательную беседу, и переступили порог храма. Не знаю, все ли, входя в церковь, оставляют свои мирские дела за дверью. Артур, с детства привыкший настраивать себя в церкви на почтительный и благоговейный лад, может быть, и подумал о том, как неуместна была их беседа; а старому щеголю, сидевшему рядом с ним, это несоответствие и в голову не пришло. Шляпа его была вычищена на славу, шейный платок повязан безупречно, парик лежал волосок к волоску. Он с интересом обводил взглядом молящихся — лысины и шляпки, цветы и перья, но делал это незаметно, едва поднимая глаза от молитвенника (в котором без очков не мог прочесть ни слова). Что до Пена, то ему нелегко оказалось сохранить свою серьезность: взглянув ненароком на скамьи, где сидели слуги, он заметил рядом с лакеем в ливрее своего приятеля Гарри Фокера, и сюда нашедшего дорогу. Проследив же за взглядом Гарри, то и дело отрывавшимся от молитвенника, Пен обнаружил, что взгляд этот устремлен на две шляпки, желтую и розовую, и что шляпки эти прикрывают головы леди Клеверинг и Бланш Амори. Если дядюшка Пена — не единственный, кто толкует о мирских делах за минуту до того, как войти в церковь, так неужели один только бедный Гарри Фокер принес под ее своды свою мирскую любовь?
Когда служба кончилась, Фокер одним из первых устремился к выходу, но Пен скоро его догнал — он стоял на крыльце, не в силах уйти до того, как ландо с кучером в серебристом парике умчит прочь свою владелицу и ее дочку.
Выйдя из церкви на яркое солнце, дамы эти увидели их всех вместе — обоих Пенденнисов и Гарри Фокера, посасывающего набалдашник трости. Для доброй бегум увидеть — значило предложить откушать, и она тут же пригласила всех троих к завтраку.
Бланш тоже была необыкновенно любезна.
— Непременно, непременно приходите, — сказала она Артуру, — если только вы не возгордились свыше меры. Я хочу с вами поговорить о… впрочем, здесь нельзя об этом упоминать. Что бы сказал мистер Ориель? — И юная праведница впорхнула в ландо следом за матерью. — Я прочла все, от слова до слова. Это adorable [6] , - добавила она, по-прежнему обращаясь к Пену.
— Я-то знаю, кто adorable, — сказал Артур с довольнотаки дерзким поклоном.
— О чем это вы? — вопросил ничего не понявший мистер Фокер.
6
Восхитительно (франц.).
— Вероятно, мисс Амори имеет в виду "Уолтера Лорэна", — сказал майор, с хитрым видом кивая Пену.
— Вероятно, так, сэр. Сегодня в "Пэл-Мэл" о нем хвалебная статья.
— Статья в "Пэл-Мэл"? Уолтер Лорэн? Да о чем вы, черт возьми, толкуете? — спросил Фокер. — Уолтер Лорэн, бедняжка, умер от кори, когда мы еще в школе учились. Я помню, его мать тогда приезжала.
— Ты, Фокер, далек от литературы, — смеясь сказал Пен и взял приятеля под руку. — Да будет тебе известно, что я написал роман, и некоторые газеты очень лестно о нем отозвались. Может быть, ты не читаешь воскресных газет?
— "Беллову жизнь" я всегда читаю, — ответил мистер Фокер, на что Пен снова рассмеялся, и все трое в наилучшем расположении духа направились к дому леди Клеверинг.
После завтрака мисс Амори опять завела разговор о романе: она и вправду любила поэтов и литераторов (если вообще кого-нибудь любила), и сама в душе была художником.
— Над некоторыми страницами я плакала, по-настоящему плакала, — сказала она. Пен отвечал не без рисовки:
— Я счастлив, что и мне достались vos larmes, мисс Бланш.
Майор (он прочел из книги Пена страниц десять, не больше) набожно завел глаза и сказал:
— Да, там есть очень волнующие пассажи, чрезвычайно волнующие.
А леди Клеверинг заявила, что ежели от этой книжки прошибает слеза, так она и читать ее не будет — не будет, и все тут.
— Перестаньте, мама, — сказала Бланш, передернув плечиками на французский манер, и тут же стала превозносить до небес и всю книгу, и вкрапленные в нее стихи, и обеих героинь — Леонору и Неэру, — и обоих героев — Уолтера Лорэна и его соперника, молодого герцога… — И в какое изысканное общество вы нас вводите, мистер Артур, — лукаво заметила Бланш. — Quel ton! Сколько лет вы провели при дворе? Или вы — сын премьер-министра?
Пен засмеялся.
— Писателю одинаково легко произвести человека и в баронеты и в герцоги. Открыть вам секрет, мисс Амори? Я всех моих действующих лиц повысил в звании по требованию издателя. Молодой герцог был вначале всего-навсего молодым баронетом, его вероломный друг виконт вообще не имел титула, и так со всеми.
— Каким же вы стали дерзким и злым насмешником! Comme vous voila forme! [7] — сказала девушка. — Как непохожи на того Артура Пенденниса, которого я знала в деревне! Ах! Тот мне, пожалуй, нравился больше. — И она пустила в ход все очарование своих глаз — сначала с нежной мольбой поглядела ему в глаза, потом скромно опустила взгляд долу, показав во всей красе темные веки и длинные пушистые ресницы.
7
Как вы созрели! (франц.).
Пен, разумеется, стал заверять ее, что ничуть не изменился. Она отвечала ему нежным вздохом, а затем, решив, что вполне достаточно потрудилась, чтобы повергнуть его в блаженство или горе (это уж как придется), начала обхаживать его приятеля Гарри Фокера, который во время их литературной беседы молча сосал набалдашник трости и все грустил, что он не такой умный, как Пен.
Если майор воображал, что, сообщив мисс Амори о помолвке Фокера с его кузиной леди Энн Милтон (а он очень ловко ввернул об этом несколько слов, сидя рядом с нею за завтраком), — если, повторяем, майор воображал, что после этого Бланш перестанет обращать внимание на молодого наследника пивоваренных заводов, он жестоко ошибался. Она удвоила свою любезность к Фокеру. Она расхваливала его и все, чем он владел: расхваливала его матушку, и лошадку, на которой он ездил в парке, и прелестные брелоки на его цепочке от часов, и такую симпатичную тросточку, и обворожительные обезьяньи головки с рубиновыми глазками, что украшали грудь Гарри и служили пуговицами на его жилете. А расхвалив и улестив легковерного юношу до того, что он весь зарделся и задрожал от счастья, а Пен подумал, что, пожалуй, дальше идти некуда, она переменила предмет разговора.