История Петра Великого
Шрифт:
Друзья царевича имели разные прозвища, как-то: отец Корова, Ад, Жибанда, Засыпка, Бритый и проч. В своих письмах они иногда употребляли шифры. О политике тут, однако, почти вовсе не было речи, зато говорилось о делах духовных, о попойках и проч. К этому кружку принадлежали, между прочим, муж мамки царевича, его дядька Никифор Вяземский, Нарышкины; из духовных лиц нельзя не упомянуть об архиепископе Крутицком. Зато Стефан Яворский, заведовавший патриаршими делами, оставался чуждым «компании» царевича.
Нельзя удивляться тому, что в этом кружке не одобряли проекта женить царевича на вольфенбюттельской принцессе и что здесь было высказано желание склонить невесту Алексея к принятию православия. Царевич переписывался
Связь Алексея с духовенством не имела особенного политического значения. Только однажды, во время пребывания царевича за границей в 1712 году, митрополит Рязанский, администратор русской церкви, Стефан Яворский в Успенском храме в проповеди намекнул на положение царевича, причем говорил и об общей тягости, и о некоторых мерах Петра. В проповеди, между прочим, было сказано: «Не удивляйтеся, что многомятежная Россия наша доселе в кровных бурях волнуется. Мир есть сокровище неоцененное: но тии только сим сокровищем богатятся, которые любят Господень закон» и проч. [458] Довольно резко Яворский затем порицал учреждение фискалов; наконец же в молитве Алексею сказано: «Ты оставил еси дом свой — он такожде по чужим домам скитается; ты удалился еси родителей — он такожде и проч.; покрый своего тезоименинника, нашу едину надежду» и т.д.
Сенаторам, присутствовавшим в храме, проповедь эта не понравилась, и они стали укорять за нее архиерея. В письмах к царю Яворский должен был оправдывать свой неосторожный поступок. На царевича же этот эпизод произвел некоторое впечатление. Он достал весь список проповеди и молитвы и списал его [459].
Впоследствии при допросе Алексей показал, что Стефан Яворский говаривал ему: «Надобно-де тебе себя беречь, будет-де тебя — не будет, отцу-де другой жены не дадут, разве-де мать твою из монастыря брать, только-де тому не быть, и нельзя-де тому статься, а наследство-де надобно» [460].
Все это, как видно, были лишь частные разговоры. Друзья царевича постоянно возвращались к любимой мысли о предстоявшей будто бы в ближайшем будущем кончине Петра. Бывали случаи пророчества и объяснения слов, относившихся к этому событию. Ожидали также примирения царя с Бвдокией. Такого рода мысли встречаются не только в беседах Алексея с приятелями и с царевной Марьей Алексеевной, но также и в беседах Ростовского епископа Досифея с Евдокией, и в беседах Евдокии с ее любовником Глебовым.
Во все это время Петр мало заботился о сыне. Лишь в виде исключения он старался привлечь его к участию в делах, давая ему разные поручения.
Так, например, в 1707 году Алексей должен был в Смоленске заботиться о собрании и прокормлении войска. Довольно большое число кратких записок царевича к отцу в это время заключают в себе лишь самые необходимые заметки о делах и постоянно повторяемый в одном и том же обороте вопрос о здоровье отца [461]. Мы не имеем подробных сведений о том, насколько труды Алексея в области военной администрации удовлетворяли царя. Немного позже царь поручил Алексею надзирать над фортификационными работами в Москве: царь опасался, что Карл XII сделает нападение на древнюю столицу. Однажды царь был очень недоволен царевичем и писал: «Оставя дело, ходишь за бездельем» [462]. Подробностей о причинах гнева Петра мы не имеем.
Поручая сыну разные работы, царь в то же время требовал, чтобы Алексей продолжал учиться. Вяземский, между прочим, писал однажды, что царевич занимается географией, немецкой грамматикой и арифметикой. В 1709 году Алексею было поручено вести в Украину отряд новобранцев. В местечке Сумы он заболел опасно и после болезни поправлялся очень медленно.
К 1707 году относится начало переговоров о браке царевича с принцессой Шарлоттой Вольфенбюттельской. Как кажется, царевич узнал об этих переговорах лишь в то время, когда в 1709 году ему приходилось отправиться за границу.
Дед невесты, герцог Антон Ульрих, писал в то время: «Русские не хотят этого брака, опасаясь, что много потеряют с утратой кровного союза со своим государем, и люди, пользующиеся доверием царевича, стараются религиозными внушениями отклонить его от заключения брака, которым, по мнению их, чужеземцы думают господствовать в России. Царевич верит им» и проч. [464]
Отзывы невесты царевича о нем в это время были благоприятны. Сообщая, что он учится танцевать и французскому языку, бывает на охоте и в театре, она хвалит его прилежание. Однако он был застенчив и холоден. «Он кажется равнодушным ко всем женщинам», — писала Шарлотта. Впрочем, узнали кое-что о любви царевича к какой-то княжне Трубецкой, которую Петр выдал замуж за одного вельможу.
Брак Алексея был совершен 14 октября 1711 года в Торгау. Все, казалось, уладилось как нельзя лучше. Говорили до свадьбы, что Алексей страстно любит свою невесту. Даже отношения царевича к отцу в это время казались удовлетворительными. Алексей переписывался до свадьбы с отцом о частностях брачного договора. Царь приехал в Торгау, чтобы присутствовать при свадебной церемонии, и ласково обращался с кронпринцессой. Однако на четвертый день после свадьбы Алексей по желанию отца должен был отправиться в Померанию для участия в военных действиях. Шарлотта, некоторое время жившая в Торне, переписывалась с мужем и, между прочим, не без удовольствия узнала о горячем споре, происходившем в лагере близ Штетина из-за кронпринцессы между Меньшиковым и царевичем. Когда Меньшиков позволил себе выразиться не совсем лестно о Шарлотте, Алексей резко порицал дерзость светлейшего князя. Узнав, что царевич должен участвовать в нападении на остров Рюген, Шарлотта сильно беспокоилась и вообще обнаруживала дружбу и любовь к мужу [465].
Мало-помалу, однако, отношения между супругами становились хуже, и они окончательно охладели друг к другу. Царевич обращался с женой неласково и даже грубо. Она, в свою очередь, была раздражительна. Алексей своими попойками в кругу недостойных приятелей подавал повод к неудовольствию кронпринцессы. Однажды, возвращаясь с подобной пирушки в нетрезвом виде, Алексей в сердцах говорил своему камердинеру: «Жену мне на шею чертовку навязали; как-де к ней ни приду, все-де сердится и не хочет-де со мной говорить» [466].
Алексей начал хворать, как говорили, чахоткой и отправился для лечения в Карлсбад. Только в последнюю минуту перед отъездом мужа Шарлотта узнала о его намерении отправиться за границу. Во время пребывания Алексея в чужих краях она, кажется, не получила ни одного письма от него и даже не знала точно о его местопребывании. Во время отсутствия мужа она родила дочь Наталью (12 июля 1714 г.). В декабре 1714 года Алексей возвратился в Петербург. В первое время после приезда из-за границы он был ласков в обращении с женой, но скоро у него появилась любовница Ефросинья, крепостная девка учителя царевича Вяземского; к тому же он начал сильно пьянствовать. Весной 1715 года он заболел опасно, однако поправился.