История Польши
Шрифт:
На формирование нации оказывал влияние и сам ход истории. Рабочие боролись за свои интересы, направляя свое недовольство, в первую очередь, против мастеров и фабрикантов; следующими же их противниками становились представители чужеземных властей: полиция, жандармерия, суд. Выступление рабочих в 1861 г. в Лодзи сопровождалось пением народных песен. В 1883 г. во время забастовки в Жирардове никаких национальных требований не выдвигалось, но на расправу с рабочими были брошены полиция и армия; демонстрацию расстреляли, активных участников арестовали.
В Пруссии антипольская политика приводила к тому, что крестьянство быстро «полонизировалось» и становилось польским в полном смысле слова. «Культуркампф» и германизация школы не достигли своей цели, особенно в тех районах, где процент немцев был незначительным. Упорнее других сопротивлялись крестьяне Великой Польши. Немецкая школа позволяла
В Великой Польше и в польской (в этническом отношении) части Поморья рабочих было немного. Они растворились в городской среде, традиционно восприимчивой к национальным идеям. Большую часть рабочих составляли верхнесилезцы, которые в течение нескольких поколений занимались добычей угля, руды и металлургическим производством. Среди них было много выходцев из Королевства Польского и Галиции, хотя русские, австрийские и прусские власти чинили препятствия миграции такого рода. «Культуркампф» противопоставил католиков-рабочих Верхней Силезии чиновникам государственного аппарата, но также затруднял агитацию немецких социал-демократов с их нейтральным или откровенно враждебным отношением к религии. На протяжении последних десятилетий XIX в. все больше давало о себе знать национальное чувство верхне-силезских рабочих. У них довольно сильно было развито региональное сознание с характерным противопоставлением местных поляков и немцев, однако им в гораздо меньшей степени было присуще ощущение причастности к польской общности в других землях.
Особенно медленно процесс формирования национального самосознания шел в среде галицийского крестьянства. В автономной Галиции власть принадлежала польским помещикам, сохранившим верность сословным шляхетским традициям с их идеологическими, историческими и религиозными представлениями. Они, безусловно, хотели бы завоевать расположение крестьян в национальном вопросе, но только не ценой политического равноправия или уступок. Отношения осложнялись воспоминаниями о «галицийской резне». Несомненно, однако, что обретение гражданских и национальных прав способствовало формированию крестьянства как самостоятельной политической силы. Одним из первых попытался организовать их деятельность священник Станислав Стояловский, выдающийся организатор и весьма амбициозный агитатор, с легкостью менявший свои убеждения. С 1875 г. он выступал с национальными и католическими лозунгами в журналах «Венок» и «Пчелка». Как сторонник единения различных сословий и социальных групп, он выдвинул лозунг: «С польской шляхтой польский люд».{126}
Экономический застой в Галиции обусловил сохранение архаичных форм социальных отношений. Формирование рабочего класса из наемных рабочих в ремесленной среде, а затем в промышленности и железнодорожном строительстве шло медленно и с большими трудностями, но элементы национального самосознания рабочие восприняли вместе с патриотизмом городских низов. Гораздо более сплоченными оказались рабочие в австрийской части Силезии, где поляки жили рядом с немцами и чехами. Кроме того, здесь на горно-добывающих и промышленных предприятиях работало много бывших польских крестьян из густонаселенной Галиции. После «весны народов» самосознание местного населения значительно окрепло: сначала среди горожан, затем на селе и, наконец, в рабочей среде. Как и в прусской Силезии, однако, доминировала региональная идентичность, тогда как общепольское национальное самосознание было выражено гораздо слабее.
Мечты радикально настроенных повстанцев о польском народе как выразителе национальной идеи смогли воплотиться в реальность лишь спустя несколько десятилетий. Постепенно рос и патриотический настрой крестьянских и рабочих масс. Однако выработать новую польскую политическую программу удалось не сразу. Продолжатели, а точнее говоря, эпигоны идеи восстания оказались в эмиграции. Они все еще верили в новую международную революцию, впрочем, как и в польскую. На баррикадах Парижской коммуны в 1871 г. погиб Ярослав Домбровский. Те, кто был еще жив в 70-е годы, мечтали о будущей революции и искали контактов с различными течениями европейского социализма. В стране же сохранялись лишь воспоминания о восстании. На вооруженную борьбу смотрели как на козырную карту истории, использованную в игре, не дававшей полякам шансов на выигрыш.
Пришло время различных идей «органического труда». Речь шла о том, чтобы найти способ сохранения и укрепления духа нации, которая смогла бы в нужный момент не только завоевать свободу, но и
«Станчики» были участниками Январского восстания, близкими его умеренному крылу и эмигрантам, сплотившимся вокруг князя Владислава Чарторыского. В 70-е годы они стали одной из консервативных галицийских групп, поначалу не очень влиятельной. Более солидным влиянием пользовались те, кто был традиционно связан с Веной (их лидером был неоднократно назначавшийся наместником Галиции граф Агенор Голуховский). Однако «станчики» стали играть значительную роль в качестве идеологов и создателей новой политической программы. Они сумели объединить свои политические интересы с попытками анализа польской истории. Среди них были университетские профессора истории и истории литературы Юзеф Шуйский и Станислав Тарновский, а позже и самый успешный в политике и науке Михал Бобжинский.
«Станчики» дистанцировались от традиций шляхетской демократии, не разделяли они и преклонения романтиков перед «польским людом». Главную ценность для них представляло государство, что должно было вызвать одобрительное отношение к сильной власти. Не эмоциональные порывы, а трезвый расчет, по их мнению, должен был определять ход польской истории. Исходя из этого, они выражали убеждение в том, что Польша должна была и будет идти на далеко идущие компромиссы — как в отношениях с Россией во второй половине XVIII в. и в период существования Королевства Польского, так и с Австрией, когда после 1866 г. та стала склоняться к уступкам в польском вопросе. Взгляды «станчиков» были ярким выражением принципов самой их деятельности: это касалось, с одной стороны, их участия во внутренней политике габсбургской монархии и готовности связать надежды с Австро-Венгрией, а с другой — было вызвано их отрицательным отношением к массовым политическим движениям, занимавшимся социальной агитацией в необразованных слоях общества.
Воззрения варшавских позитивистов существенно отличались от взглядов представителей краковской школы. Они также критически относились к повстанческой традиции, но в социальном вопросе были ближе к «красным» (но не к самым крайним). Основными ценностями позитивисты считали экономическое развитие и науку — элементы прогресса, который они идеализировали. Наука, по мнению позитивистов, должна была служить преобразованиям в области экономики, однако не менее важное значение они придавали просвещению народа и созданию интеллектуальной элиты. Повышение уровня жизни социальных низов, согласно этим представлениям, сгладило бы социальные противоречия, культ знаний изменил бы к лучшему социальную структуру общества, ослабив роль шляхты и аристократии. Просвещение и образование способствовали бы сплочению крестьян и рабочих в единую национальную общность. В отличие от «станчиков», позитивисты ставили под сомнение роль в этом процессе церкви. Не оспаривая значения духовных религиозных ценностей, они приписывали церковным институтам косность и обскурантизм.
Позитивисты редко говорили о государстве, чаще — об обществе или о нации. По словам поэта-позитивиста: «Нет, не пушки нас сегодня защитят и укрепят. Наша крепость — мастерская, школа, цех и кабинет». В границах Российской империи не было возможности открыто проводить независимую польскую политику. Считая неприемлемым соглашательство с российскими властями, такие ведущие позитивисты, как Александр Свентоховский или Болеслав Прус, не могли и не хотели идти даже на незначительные компромиссы. Но ход событий очень скоро показал несостоятельность их надежд на благотворное влияние прогресса и просвещения. В период формирования своей идеологии позитивисты подчеркивали, что национальная общность необходима и возможна. Они понимали, что достижения в промышленном производстве и торговых отношениях приводят к обострению социальных противоречий, но считали их побочным эффектом. Не без основания позитивисты приписывали первому поколению предпринимателей такие положительные качества, как образованность, рачительность и предприимчивость. Не прошло и десяти лет, как стало очевидно: новая эпоха не принесла справедливости и общественного спокойствия. В польском обществе все чаще давали о себе знать новые проявления неравенства, а с ними приходили и новые противоречия. Верхушку социальной иерархии заняла теперь аристократия денег, которую составляли представители промышленных и торговых кругов; в нее вошли и те, кто готов был мириться с существующими условиями, — родовитые аристократы и самые богатые помещики. В 80-е годы от лозунгов позитивистов осталась только фразеология, содержание же их претерпело кардинальные изменения.