История Призрака
Шрифт:
Блин, думаю, я достаточно сумасшедший.
А если так... чего это мне будет стоить?
В том, что это потребует уймы энергии, я не сомневался. Возможно, всей, что у меня еще оставалась. Это ни на дюйм не приблизит меня к ответам, которых я искал. Это не позволит мне найти того, кто меня убил. Это может вообще меня уничтожить. Блин, если на то пошло, это может превратить меня в пшик прямо здесь и сейчас.
Но альтернатива? Стоять и смотреть, как погибает Морти?
Черта с два. Лучше сдохнуть. То есть в моем случае — сгинуть.
Я стиснул свой покрытый рунами жезл и воскресил в памяти то, что накатывало на меня, когда я собирал под свои знамена Чикатил. Я снова призвал на
Ну, вы поняли. Я вспомнил жизнь.
А потом я сделал нечто странное. Собрав все эти воспоминания, я произнес слово заклинания не на латыни или испанском, как я привык. Я произнес его по-английски, просто и бесхитростно. Энергия, закипавшая во мне, рвавшаяся из моих мыслей, из моих воспоминаний, наверное, была бы опасной для нормального живого чародея. Возможно, смертельно опасной. Но я высвободил ее всю, прошептав одно-единственное, наверное, главное слово, на котором зиждутся все другие слова, вся реальность:
— Быть.
Вселенная моя содрогнулась. В уши ударил свист, мгновенно поднявшийся до немыслимо высокой ноты, от которой здравомыслящий человек ринулся бы искать укрытие. А потом наступила внезапная тишина. Я стоял на месте, весь покрывшийся гусиной кожей, как от сильного холода.
Почти весь зал вокруг меня погрузился в темноту — что неудивительно. Все свечи и лампы прогорели, и огонь их съежился, превратившись в крошечные светящиеся точки.
Я похлопал Боза по плечу.
— Привет, красавчик! — сказал я.
Физиономия его даже перекосилась от удивления, и он тупо уставился на меня.
— Бу! — прошептал я и подмигнул ему.
А потом врезал ему жезлом.
Это оказалось больно. И я имею в виду не только боль от удара, отозвавшегося у меня в руках. Я снова сделался материальным, по крайней мере на несколько минут. Я снова стал собой, а мое тело, каким я его помнил, было под завязку наполнено болезненными ощущениями, какими я их помнил. Ступни и колени сводило ноющей болью, что в принципе нормально для парня моей комплекции, просто обычно эта боль превращалась в фон, на который я привык не обращать внимания, пока он не исчез, а потом вернулся обратно. Похоже, какие-то силы во мне все-таки оставались, и я угостил Боза всем, что имел в наличии. Странно, что я не надорвал при этом мышцы спины. В голове шумело от букета разнообразных ощущений — голода, боли, усталости, от которых я уже отвык.
Кажется, я говорил уже, что мертвым не больно, но до сих пор у меня не было
Боль — не самая приятная штука, по крайней мере для большинства людей, но она абсолютно неотъемлемая часть жизни. Боль — физическая, эмоциональная, какая угодно другая — это оборотная сторона всего, что ты хочешь получить от жизни, альтернатива тому результату, которого ты хочешь добиться, а еще боль — неизбежный источник силы. Боль от неудач учит нас быть лучше, сильнее, круче, чем мы были прежде. Боль существует для того, чтобы подсказывать нам, что мы сделали не так, как надо, — это учитель, проводник, а еще то, что всегда с нами, чтобы напоминать нам о нашем несовершенстве и чтобы поощрять это несовершенство преодолеть.
В общем, это такая штука, которую никто не любит, но которая приносит нам чертовски много добра.
Когда я снова сделался самим собой и сразу же бросился в драку, это оказалось больно как черт знает что.
И Это Оказалось Прекрасно.От адреналинового вихря в крови и безумного восторга я заорал так громко, что Боз отпрянул от спеленутого тела Морти.
— Уфф! — выдохнул Морти. — Дрезден!
Из глотки сэра Стюарта тоже вырвался торжествующий вопль, и он свирепо потряс кулаком в воздухе. Даже цвет на мгновение вернулся к его выцветшей коже.
— Вот так, надери ему задницу, парень!
Боз повернулся в мою сторону быстрее, чем можно было бы ожидать от такой туши, и так и остался стоять на карачках — этот зверь, похоже, не видел преимуществ в вертикальном положении. На лице его не отобразилось ни малейшего дискомфорта, хотя мой посох рассек ему щеку и ко всем жидким и полужидким субстанциям, покрывавшим его кожу, добавилась еще и кровь.
Блин-тарарам! Мой посох зубочисткой не назовешь. Весит он как три бейсбольных биты. Меня тоже не назовешь зубочисткой. Не знаю точно, сколько я вешу в бейсбольных битах, но на некоторых парней из НБА я смотрю сверху вниз да и особой худобой не отличаюсь. Я хочу сказать: удар, в который я вложил всю свою массу, всю силу своих плеч, бедер, ног, не говоря уже о руках, — этот удар просто обязан был оглушить, если не убить Боза. Я целил ему в висок. Он успел дернуть голову назад, так что удар пришелся ему по левой скуле. Черт, возможно, я даже сломал её.
Но вместо того чтобы корчиться от боли, он продолжал стоять на четвереньках молча, глядя своими глазами-булыжниками как бы сквозь меня. Он даже не поморщился. Я принялся собирать силы для следующего удара и пошатнулся, едва не рухнув ничком. У меня не осталось ничего. Я и на ногах держался единственно потому, что во мне продолжало гореть безумное упрямство. Меня ознобом пронзила мысль: возможно, мне не удастся помешать Бозу убить Морти.
— Господи Боже, вот досада, — пробормотал я. — В жизни — честное слово! — не нюхал ничего омерзительнее. А ведь общался как-то с индейцем-сасквачем...
— Пообщайтесь с ним еще, — прохрипел Морти. — Рано или поздно привыкнете.
— Ух ты. Вы сами-то в это верите?
— Нет. Не совсем.
Взгляда я с Боза, конечно, не сводил, но постарался как мог шире улыбнуться Морти. Черт, его почти сутки держали подвешенным и пытали совершеннейшие психи, его главный палач все еще надеялся довершить дело, но у него хватало мужества шутить и откликаться на шутки. Любой обладающий таким духом перед лицом кошмара отмечен в графе «о’кей» моей записной книжки галочкой.