История религии (Том 4)
Шрифт:
Встреча с Сократом круто изменила жизнь Платона. Уже на склоне лет он говорил: "Старшего моего друга, дорогого мне Сократа... я, не обинуясь, могу назвать справедливейшим из живших тогда людей" (5). Иными словами, на Платона, как и на Алкивиада, Сократ произвел впечатление прежде всего как личность. Но не меньшим было и умственное влияние Сократа на Платона. Он бросил занятия поэзией, сжег свою трагедию, так как понял, что настоящее его призвание - философия. Впоследствии, однако, литературные занятия сослужили Платону хорошую службу: он стал одним из тех немногих мыслителей, которые занимают видное место в мировой литературе.
О других учениках
Одним словом, истинными учениками Сократа могли стать лишь те, кто стремился работать над собой и не гнался за внешними успехами.
Но добродетель для философа была, как мы помним, неотделима от знания; он прививал слушателям умение критически мыслить. И вскоре старшее поколение Афин начало с раздражением замечать, что у молодежи, слушавшей Сократа, появилась независимость в суждениях. То, что юноши все чаще стали высказывать "собственное мнение", отягчало извечный конфликт отцов и детей. К тому же бедственное положение города усилило влияние "охранительных" тенденций, в результате чего стали поговаривать, будто Сократ - опасный совратитель, внушающий ученикам неуважение к отечественным обычаям и вере, пренебрежение к авторитетам. Далеко не всем понятная манера Сократа вести беседы часто вела к искажению его мыслей и идей. Против философа постепенно зрело недовольство.
Сначала оно проявлялось в сравнительно безобидных формах: мудреца стали преследовать насмешками и сплетнями. А в один из праздников афиняне получили возможность потешиться над философом, выведенным в комедии Аристофана под собственным именем. Пьеса касалась самого больного места афинян и говорила о том, что больше всего злило консерваторов: о критическом отношении Сократа к традициям и его влиянии на молодежь.
Комедия называлась "Облака". В ней зрители встречались с запутавшимся в долгах, глупым и вздорным стариком Стрепсиадом, которого разоряет его легкомысленный сын Фидиппид. Юноша тратит деньги на лошадей и не слушает уговоров отца, дела которого идут все хуже. Как избавиться ему от кредиторов? Ведь на суде нужно уметь ловко болтать, а Стрепсиад знает свою тупость и косноязычие.
Но вот ему в голову приходит план спасения: недалеко от его дома стоит "Мыслильня" - хитрая кухня софистов и их главаря - Сократа. Здесь обитают мудрецы.
Послушать их,
Так небо - это просто печь железная,
А люди - это словно в печке уголья.
И тех, кто денег даст им, пред судом они
Обучат кривду делать речью правою (6).
Стрепсиад хочет отправить туда на выучку сына: пусть понатореет в словесной ловкости. Но Фидиппид не желает идти туда, где собрались
Бахвалы, негодяи, бледнорожие, босоногие,
Сократ несчастный, Херофонт помешанный (7).
Делать
А вот и сам Сократ - "священнослужитель речей плутовских". Он качается в огромной корзине так высоко, что Стрепсиаду приходится долго кричать: "Сократ! Сократушка!" Наконец тот отзывается из корзины:
– Что, бедный человечишка?
– Скажи сначала, чем ты занимаешься?
– Паря в пространстве, мыслю о судьбе светил.
– В гамак забравшись, на богов взираешь ты. Но почему же не с земли? (8)
Оказывается, чтобы достигнуть богов, необходимо подняться повыше, ведь боги Сократа - "особого чекана"; это не что иное, как пар, облака, туманные очертания которых заменили Олимпийцев. Этому мутному мареву и поклоняются в Мыслильне. Проведя Стрепсиада через шутовской обряд посвящения, Сократ взывает к Облакам. Те немедленно являются, и их пение чарует и одурманивает старика; ему уже полюбился этот расплывчатый и обманчивый мир.
Душой я воспрянул,
И к сплетениям слов потянуло меня
И к сужденьям о дыме летучем,
Захотелось на слово ответить тремя
И мыслишкою в споре ужалить!
Сократ торжественно сообщает неофиту, что никакого Зевса нет: все дело в Облаках. Стрепсиад дивится:
– Кто ж навстречу их гонит, скажи? Ну не Зевс ли, колеблющий тучи?
– Да нимало не Зевс. Это - Вихрь.
– Ну и ну! Значит, Вихрь! Я и ведать не ведал, Что в отставке уж Зевс и на месте его нынче Вихрь (9).
В заключение Стрепсиаду преподносится символ веры своего рода "стихийного материализма": "Безграничная Воздуха ширь, Облака и Язык - вот священная троица" (10). (Язык, в частности, нужен для того, чтобы извращать истину.) И вот искус кончен, незадачливого старика, невзирая на протесты, раздевают догола и вводят во внутреннее помещение Мыслильни...
Однако скоро выясняется, что он слишком глуп для постижения хитроумной науки софистов. Тогда Фидиппид решает последовать примеру отца и гораздо успешнее его усваивает Сократову мудрость. Пройдя обучение, он мигом надул кредиторов, но зато полностью перестал прислушиваться к советам и жалобам отца. В конце концов он настолько обнаглел, что осмелился избить старика, и никто не мог его усовестить: язык стал ему хорошей защитой. Поняв, какую службу сослужил ему Сократ, Стрепсиад в порыве ярости сжигает Мыслильню этот притон развратителей.
В этом злом фарсе все от начала до конца - сплошная клевета. Чего тут только не приписано Сократу! Он оказывается проповедником тех самых учений, которые отвергал,- софистики и натурфилософии. А ведь Аристофан великолепно знал Сократа, он был вхож в дома, где собирался кружок философа, и присутствовал на беседах Сократа. Вряд ли он хотел написать донос; скорее всего в создании "Облаков" сыграло роль не столько намерение Аристофана повредить Сократу, сколько его натура сатирика. Желчный, язвительный человек, он высмеивал и Перикла, и самих богов. Мог ли он удержаться от искушения нарисовать шарж на Сократа? Ведь мудрец с его комической внешностью и странностями так, казалось, и просился в герои комедии! В учение же Сократа у Аристофана не было охоты вникать, и он взглянул на него глазами толпы. Примеру Аристофана последовали и другие юмористы.