История Рима от основания Города
Шрифт:
40. (1) Когда об этих договорах и постановлениях было объявлено, Манлий с десятью легатами и со всем войском направился к Геллеспонту. Царькам галлов было приказано явиться туда же. Консул сообщил им условия, на каких они должны соблюдать мир с Эвменом111, (2) и потребовал, чтобы они оставили обычай бродить по стране вооруженными и не выходили за пределы своей области. (3) Затем, собрав корабли со всего побережья и прибавив к ним флот Эвмена, доставленный из Элеи братом царя Афинеем, Манлий переправил все силы в Европу. (4) Затем войско, тяжело нагруженное всякого рода добычей, малыми переходами двинулось по Херсонесу. В Лисимахии консул сделал остановку, чтобы дать отдохнуть лошадям и мулам, а потом со свежими силами вступить во Фракию, дорога по которой слыла опасной. (5) Войско выступило из Лисимахии – она стоит на берегу реки, которую называют Мелас, – и на следующий день пришло в Кипселы. (6) За Кипселами дорога сужалась и около десяти миль шла лесистой тесниной по неровным каменистым местам. Из-за трудности перехода консул разделил войско на две части и приказал одной идти впереди, а другой замыкать колонну в большом отдалении; между ними он расположил обоз – там были телеги с казной и прочей ценной добычей. (7) Когда войско в таком порядке двинулось через лес, фракийцы из четырех племен – астии, кены, мадуатены и корелы, – числом не более десяти тысяч, засели по обеим сторонам дороги в ее самом узком месте. (8) Некоторые думали, что это случилось не без козней царя македонян Филиппа, который знал, что римляне будут возвращаться не какой-то другой дорогой, а через Фракию, знал и о том, сколько денег они с собой везут. (9) Полководец, обеспокоенный ненадежностью этих мест, находился в передовом отряде. Фракийцы не двинулись с места, пока вооруженные воины не прошли мимо них; (10) убедившись, что передовой отряд миновал проход, а замыкающий еще далеко, они напали на обоз и перебили караульных. Одни принимаются грабить то, что лежит на телегах, другие уводят навьюченных мулов. (11) Потом,
41. (1) Передовой отряд римского войска, выйдя из лесу, стал лагерем на открытом месте близ храма Бендиды113. Другая часть осталась посредине леса сторожить обоз, окружив его двойным валом. (2) На следующий день задержавшиеся, разведав дорогу, прежде чем двинуться через лес, соединились с передовыми. (3) В том сражении, которое шло там и сям почти по всему ущелью, пала часть обозной прислуги и немало солдат, а наибольшей потерей была гибель Квинта Минуция Терма, воина храброго и решительного. (4) В этот день войско достигло реки Гебра; оттуда оно прошло через земли Эноса мимо храма Аполлона Зеринфского114, как его называют тамошние жители. (5) Возле места, называемого Темпирами, дорога снова шла через теснину, такую же, как оставшаяся позади, и по такой же скалистой неровной местности. Но никакого леса кругом не было, не было и укрытия для засады. (6) Травсы, другое фракийское племя, тоже собрались возле дороги, рассчитывая на добычу, но в безлесных долинах те, кто пытался устроить засаду на узком проходе, были видны издалека. Поэтому среди римлян уже не было ни такого страха, ни такого смятения, как в прошлый раз: ведь хоть место было и неудобно, они могли биться в правильном и открытом сражении. (7) Они подступают к врагу тесно сомкнутым строем и нападают на него с боевым криком. Выбив фракийцев с места, они затем обращают их в бегство; начинается побоище, ибо теперь теснины не дают убежать им самим. (8) Одержав победу, римляне расположились лагерем возле Салы, селения маронейцев115. На другой день дорога была свободна, и войско пришло к Приатийскому полю, где стояло три дня, запасаясь хлебом. Его частью подвезли со своих полей сами маронейцы, частью доставили с римских кораблей, груженных всякого рода припасами и следовавших за войском. (9) От стоянки был день пути до Аполлонии; (10) оттуда через земли Абдер пришли в Неаполь116. Вся эта часть пути, пролегавшая через греческие колонии, была спокойной. Дорога дальше проходила по внутренним областям Фракии; денно и нощно приходилось римлянам если не сражаться, то ожидать нападения, пока они не достигли Македонии. (11) Это же войско прошло в свое время по той же дороге под командованием Сципиона117, но тогда фракийцы тревожили их меньше. Причина тому была только одна: тогда при римлянах было меньше добычи, желанной варварам. (12) Впрочем, как пишет Клавдий, и в тот раз фракийцы, числом до пятнадцати тысяч, тоже напали на отряд нумидийца Муттина, шедший впереди походной колонны для обследования местности. Отряд этот состоял из четырехсот нумидийских конников, при нем было и несколько слонов; (13) тогда сын Муттина со ста пятьюдесятью отборными конниками прорвался сквозь гущу врагов, а потом, когда Муттин, поставив слонов в середине, а конников на флангах, вступил в схватку и нападением с тыла навел страх на фракийцев, (14) которые были сметены конницей, налетевшей, подобно буре, и даже не подошли к строю пехотинцев. (15) Гней Манлий привел войско через Македонию в Фессалию. Оттуда через Эпир оно пришло в Аполлонию. В те времена еще не отваживались пересекать море зимой, и консул зимовал в Аполлонии.
42. (1) В самом конце года [188 г.] консул Марк Валерий прибыл из Лигурии в Рим для выборов новых должностных лиц. В провинции он не совершил ничего примечательного, что оправдывало бы его запоздание против принятого срока. (2) Выборы консулов состоялись двенадцатого дня до мартовских календ; избраны были Марк Эмилий Лепид и Гай Фламиний. (3) На следующий день избраны были преторы: Аппий Клавдий Пульхр, (4) Сервий Сульпиций Гальба, Квинт Теренций Куллеон, Луций Теренций Массалиот, Квинт Фульвий Флакк и Марк Фурий Крассипед. (5) По окончании выборов консул представил на решение сената вопрос о том, какие провинции дать преторам. Сенат постановил, что двое преторов останутся для отправления суда в Риме, двое получат назначение вне Италии, а именно в Сицилию и в Сардинию, а двое в ее пределах – в Тарент и в Галлию118. (6) Преторам тотчас велено было до вступления в должность распределить между собой поручения по жребию. Сервию Сульпицию досталась городская претура, Квинту Теренцию – судебные дела с иноземцами, Луций Теренций получил Сицилию, Квинт Фульвий – Сардинию, Аппий Клавдий – Тарент, Марк Фурий – Галлию.
(7) В том году Луций Минуций Миртил и Луций Манлий, обвиненные в избиении карфагенских послов, были распоряжением городского претора Марка Клавдия выданы через фециалов этим послам и увезены в Карфаген119.
(8) В Лигурии, по слухам, шла, день ото дня разгораясь, большая война. Поэтому сенат, когда новые консулы доложили ему о положении в провинциях и в государстве, обоим назначил провинцией Лигурийскую область. (9) Этому решению воспротивился консул Лепид. «Недостойно,– сказал он,– запирать обоих консулов в долины Лигурии, (10) между тем как Марк Фульвий и Гней Манлий уже в продолжение двух лет царствуют, один в Европе, другой в Азии, как бы заступив места Филиппа и Антиоха. Если сенату угодно держать там войска, то не лучше ли их отдать под начальство консулам, нежели частным лицам120? (11) Те оба рыскают, грозя войною народам, которым война не была объявлена, и продают мир за деньги121. А если уж нужно провинции те занимать войсками, то как преемником Мания Ацилия был консул Луций Сципион, а преемниками Луция Сципиона Марк Фульвий и Гней Манлий, (12) так их преемниками должны быть консулы Гай Ливий и Марк Валерий. Теперь, по крайней мере по окончании войны с этолийцами, когда Азия уже отнята у Антиоха, галлы побеждены, должно либо послать консулов к консульским войскам, либо отозвать легионы оттуда и наконец вернуть государству». (13) Выслушав это, сенат остался при своем мнении, чтобы Лигурия была провинцией обоим консулам, но относительно Манлия и Фульвия было определено, чтобы они оставили свои провинции, вывели оттуда войска и возвратились в Рим.
43. (1) Марк Фульвий и консул Марк Эмилий враждовали друг с другом, и ко всему Эмилий считал, что избрание его в консулы было задержано на два года стараниями Марка Фульвия122. (2) Поэтому, чтобы возбудить против него ненависть, консул привел в сенат амбракийских послов, снабдив их готовыми обвинениями. Они жаловались, что, хоть соблюдали мир, исполняли все повеления прежних консулов и точно так же готовы были повиноваться и Марку Фульвию, (3) против них была начата война, сначала опустошены были их поля, и, страшась разграбления города и резни в его стенах, вынуждены были они запереть ворота. (4) Тогда, говорили они, город был осажден и взят приступом, а на жителях ради примера показали все ужасы войны: убийства, пожары, разрушение и разграбление города; жены и дети горожан уведены в рабство, имущество отнято, (5) и, что им особенно тяжело, храмы по всему городу лишились украшений; изваяния богов – вернее сказать, сами боги – сорваны с мест и унесены. Амбракийцам остались лишь голые стены и пустые подножья, чтобы почитать их, чтобы взывать к ним и коленопреклоненно молить их о милости. (6) Когда амбракийцы излагали эти свои жалобы, консул, как было условлено, задавал им вопросы, как будто бы заставляя их говорить больше, чем они сами хотели бы. (7) Все это произвело впечатление на сенаторов, но другой консул, Гай Фламиний, взял на себя защиту Марка Фульвия. Амбракийцы, сказал он, выбрали старый истоптанный путь. (8) Точно также обвинили когда-то сиракузяне Марка Марцелла, кампанцы Квинта Фульвия123. Почему бы не допустить, чтобы так и Тит Квинкций обвинен был царем Филиппом, а Маний Ацилий и Луций Сципион Антиохом, Гней Манлий галлами, да и сам Марк Фульвий – этолийцами и жителями Кефаллении? (9) «Амбракия, – продолжал Гай Фламиний, – была осаждена и взята; статуи и украшения вывезены оттуда, случилось и прочее – все, что обыкновенно бывает с городами, взятыми силой. Или вы, отцы-сенаторы, думаете, что я откажусь от всего этого за Марка Фульвия или что сам Марк Фульвий станет это опровергать? (10) Не за эти ли подвиги он будет требовать от вас триумфа? Разве не изображение взятой им Амбракии, разве не изваяния, те самые, за похищение которых его обвиняют, не прочую добычу, взятую в этом городе, понесут перед его колесницей? Разве не это прибьет он у входа в свой дом? (11) Ничто не отделяет амбракийцев от этолийцев. И дело их, по сути, одно и то же.
(12) А потому пускай сотоварищ мой либо придержит свою вражду до другого дела, либо, если уж ему хочется
44. (1) Эмилий сетовал на ловкость и коварство своего противника как на что-то общеизвестное и утверждал, что тот будет тянуть время, чтобы не появляться в Рим в консульство своего врага, и на спор между консулами потрачено было два дня. (2) Казалось, что в присутствии Фламиния ничего решено быть не может. (3) Воспользовались случаем, когда Фламиний вдруг заболел и не явился в сенат, тут по предложению Эмилия сенат постановил, чтобы амбракийцам вернули все их имущество, (4) чтобы они пользовались свободой и собственными законами, а пошлины, какие захотят, могли бы взимать и на суше, и на море при условии, что от них будут освобождены римляне и латины-союзники. (5) Что же до жалобы на похищение изваяний и всяких украшений из святилищ и храмов, то решено было по возвращении Марка Фульвия в Рим доложить об этом коллегии понтификов, чтобы все было сделано в соответствии с их мнением. (6) Консул и этим не удовольствовался и потом, воспользовавшись малолюдьем в сенате, добавил к принятому еще одно постановление – о том, что Амбракию нельзя считать городом, который взят приступом124.
(7) Потом, по решению децемвиров, происходило трехдневное молебствие о здравии народа, так как в городе и в селениях свирепствовало моровое поветрие. (8) После этого состоялись Латинские празднества. Совершив положенные обряды и священнодействия, консулы завершили набор (тот и другой предпочли новобранцев) и отправились в провинцию, а всех старых солдат распустили.
(9) По отбытии консулов в Рим явился проконсул Гней Манлий. Претор Сервий Сульпиций собрал для него сенат в храме Беллоны, и Манлий, сам, доложив о совершенных им подвигах, потребовал воздать за них почести бессмертным богам, а ему позволить вступить в город с триумфом. Этому, однако, воспротивилось большинство из состоявших при нем десяти легатов, и особенно Луций Фурий Пурпуреон и Луций Эмилий Павел.
45. (1) Они говорили, что были приданы Гнею Манлию125 как легаты для заключения мира с царем Антиохом и для окончательного определения условий союзного договора, предварительно установленных Луцием Сципионом, (2) а Гней Манлий прилагал все силы к тому, чтобы преступить этот мир, и буде даст ему Антиох такую возможность, захватить его хитростью126. Но тот прознал о коварном замысле и, хоть и часто его зазывали на переговоры, сумел не только не встретиться с консулом, но даже не попасться ему на глаза. (3) Когда Манлий загорелся желанием перейти Тавр, все легаты едва умолили его не испытывать предсказание Сивиллы127, чьи стихи сулят поражение тому, кто перейдет роковой рубеж. И все-таки он, пододвинув войско, поставил лагерь почти на самой вершине хребта у раздела вод. (4) Не находя там никакого повода к войне, потому что царские гарнизоны оставались спокойными, он и повернул войско против галлогреков: (5) начал с этим народом войну без суждения сената, без повеленья народа128. Кто и когда дерзал поступать так самовольно? Войны с Антиохом, Филиппом, Ганнибалом и карфагенянами велись совсем недавно. (6) О каждой из них запрашивали сенат, и народ приказывал быть войне. Тогда сперва через послов требовали удовлетворения, а потом уже посылали тех, кто объявлял войну129. (7) «Но что же из этого, – продолжали легаты, – сделано тобою, Гней Манлий, чтобы могли мы считать твои действия войной римского государства, народа римского, а не твоим частным разбойничьим предприятием? (8) Да, но ты, этим-то довольный, прямым ли путем повел свое войско на тех, кого выбрал себе во враги? (9) Или шел ты по всем извилинам всяких дорог, останавливаясь у распутий, и куда бы ни повернул со своими воинами Аттал, брат Эвмена, туда же следовал за ним ты, наемный консул с римским войском? И не обошел ли ты вслед за Атталом все углы и закоулки Писидии, Ликаонии, Фригии, собирая деньги с тиранов и начальников заброшенных крепостей? А тебе что за дело было до Ороанд? А до других городов, столь же невиновных? (10) А как вел ты войну, ту самую, за которую просишь триумфа? В подходящем ли месте давал ты сражение, в удобное ли для тебя время? (11) Ты действительно вправе требовать, чтобы бессмертным богам были возданы почести: ведь они, во-первых, не захотели, чтобы войско платило за безрассудного полководца, начинавшего войну вопреки всему праву народов; во-вторых, они дали нам не настоящих врагов, а каких-то животных.
46. (1) Не думайте, что только имя смешанное у галлогреков: намного раньше смешение испортило тела их и души. (2) Будь они те самые галлы, с которыми в Италии сражались тысячу раз и с разным исходом, то, при таком нашем-то полководце, вряд ли из битвы вернулся живым хоть единственный вестник! (3) Дважды сражался сей вождь с галлогреками, дважды он начинал бой в невыгодном месте, выстраивал войско в долине, почти у ног неприятелей, которые сверху могли бы и дротиков не бросать: просто, бросившись вниз нагишом, они собственными телам могли нас задавить. (4) И что же? Велико счастье народа римского, громко и грозно звучит его имя. Враги римлян и были, словно громом, оглушены недавним поражением Ганнибала, Филиппа и Антиоха. Такие рослые силачи обращены были в бегство только пращами и стрелами – мечи не обагрились в этой войне кровью галлов. (5) Стаей птиц разлетелись они при первом же свисте стрел. (6) Но мы-то все те же самые, клянусь, получили урок от судьбы, показавшей нам, что случилось бы, столкнись мы с настоящим врагом: ведь на обратном пути, наткнувшись на жалких фракийских разбойников, мы были разбиты, обращены в бегство и потеряли обоз. (7) Погиб – среди многих храбрых мужей – Квинт Минуций Терм, и это было гораздо большей потерей, чем мы понесли бы от гибели Гнея Манлия, чье недомыслие и стоило нам этого поражения. (8) Войско, возвращавшееся с добычей, отнятой у царя Антиоха, было раздроблено на три части – передовые тут, замыкающие там, а обоз еще где-то – и провело целую ночь, укрывшись в терновниках, среди логовищ диких зверей. (9) И за такие-то подвиги требуют триумфа? Предположим, что ты бы не потерпел во Фракии позорного поражения; над какими врагами ты тогда мог бы требовать триумфа? Над теми, я полагаю, каких указал бы тебе сенат и римский народ. (10) Так присужден был триумф вот этому Луцию Сципиону, так вон тому Манию Ацилию за победу над царем Антиохом, так несколько ранее Титу Квинкцию за победу над царем Филиппом, так Публию Африканскому за победу над Ганнибалом, над карфагенянами и Сифаком. (11) И даже после того, как сенат уже принимал решение о войне, приходилось еще спрашивать о мелочах: кому ее объявлять? Объявлять ли ее непременно самим царям или же достаточно объявить ее какому-либо их гарнизону130? Так хотите ли вы, чтобы весь этот порядок был нарушен и искажен, чтобы упразднены были права фециалов, чтобы и фециалов никаких больше не было? (12) Можно (не во гнев богам будь сказано) пренебречь обрядами богопочитания, можно забыть о богах в сердце своем, но неужто и у сената можно не спрашивать мнения о войне? (13) И народ не запрашивать, желает ли, повелевает ли он вести войну с галлами? (14) Но вот только что консулы хотели получить Грецию и Азию, а вы настаивали на том, чтобы провинцией дать им Лигурию, и они ведь послушались. (15) Поэтому, счастливо окончив войну, они с полным основанием будут просить почестей триумфа у вас, по чьей воле вели ее».
47. (1) Такова была речь Фурия и Эмилия. Ответ Манлия, как говорят, был примерно таков: «Отцы-сенаторы! До сих пор тем, кто просил триумфа, обычно противились народные трибуны. (2) Я благодарен им за то, что они, ради меня ли, по значительности ли совершенного мною, не только молчанием дали согласие на требуемую мною почесть, но, по-видимому, готовы были в случае надобности и доложить об этом в сенате. (3) Однако моими противниками – видно, так угодно было богам – стали люди из числа десяти легатов, а этот совет некогда придан был нашими предками полководцам для того, чтобы распорядиться плодами победы и прославить ее. (4) Луций Фурий и Луций Эмилий не дают мне подняться на триумфальную колесницу, тащат с моей головы почетный венок – они, кого я собирался призвать в свидетели совершенного мною, буде трибуны воспротивились бы моему триумфу. (5) Ничьей славе я, право же, не завидую, хочу только напомнить, отцы-сенаторы, что недавно вы своим влиянием удержали народных трибунов, людей храбрых и деятельных, которые хотели воспрепятствовать триумфу Квинта Фабия Лабеона131. Он получил триумф, хотя недоброжелатели его попрекали не тем, что он вел несправедливую войну, (6) но тем, что вообще врага в глаза не видал132. Я же, столько раз сразившийся в открытом бою с сотней тысяч воинственнейших врагов, больше сорока тысяч133 их захвативший в плен или перебивший, взявший приступом два их лагеря, оставивший всю страну по сю сторону Тавра замиренной, более спокойной, чем ныне Италия, не только обманом лишаюсь триумфа, (7) но и вынужден сам защищаться перед вами, отцы-сенаторы, от обвинений, возведенных на меня моими легатами. (8) Их обвинение, как вы ведь заметили, было двояким: они сказали, что и вести войну с галлами мне не следовало, и вел я ее опрометчиво и неблагоразумно. „Галлы не были нам врагами, это ты пошел на них, замиренных и готовых повиноваться”. (9) Не собираюсь я требовать от вас, отцы-сенаторы, чтобы вы думали, будто все, что вы знаете о свирепости галльского племени и его жесточайшей ненависти ко всему римскому, относится и к тем галлам, что поселились в Азии. (10) Забудьте о худой славе всего их племени, о своей нелюбви к ним – судите о них по делам их. Если бы только присутствовали здесь царь Эвмен и все города Азии! Тогда вам бы пришлось выслушивать не столько мои жалобы, сколько их обвинения. (11) Так разошлите послов по всем городам Азии и спросите, какое из двух рабств было тяжелее: то ли, от которого они освободились, когда Антиох был отогнан за Тавр, или то, от которого их избавило покорение галлов. (12) Они бы исчислили вам, сколько раз опустошали их земли, сколько раз угоняли добычу, рассказали бы, что возможность выкупа пленных им почти не представлялась, а до них доходили слухи о человеческих жертвоприношениях, о заклании их детей. (13) Знайте, что ваши союзники платили дань галлам и, освобожденные вами от власти царя, платили бы ее и поныне, не положи я этому конца.