История Рима (с иллюстрациями)

Ковалёв Сергей Иванович

(25) Солдаты уравнены с народом в том, что хоть они получают толь­ко часть пайка, но зато первыми, а народ с солдатами в том, что он хоть и позже, но зато получает все полностью... (26) Для великого принцепса, которому суждено бессмертие, нет другой более достой­ной статьи расхода, как расход на подрастающее поколение. Людей зажиточных располагают признавать и воспитывать детей большие награды и равные им по значению штрафы. Бедные же могут рассчи­тывать при воспитании только на доброту принцепса. Если он не под­держивает, не охраняет и не снабжает щедрой рукой детей, рожден­ных в надежде на него, то лишь ускоряет гибель своей власти, ги­бель государства; напрасно тогда он будет, пренебрегши народом, оберегать знатных, точно голову, оторванную от туловища, обре­ченную на гибель от неустойчивости своего положения... (27) Пусть лучше принцепс ничего не дает, лишь бы ничего не отнимал, пусть не кормит, лишь бы не казнил; и тогда не будет недостатка в

людях, которые захотят иметь детей... Поэтому во всей твоей щедрости я ничего так бы не хотел восхвалить, как то, что ты даешь паек и сред­ства на содержание детей из своих собственных средств и что детей граждан ты кормишь не кровью от убийств...

(42) Императорская и государственная казна обогащалась... (при прежних принцепсах скорее) от исключительных в своем роде пре­ступлений против величества, и притом приписывавшихся людям чи­стым от каких-либо преступлений. Этот страх ты окончательно с нас снял... Вернулась к друзьям верность, к детям почтительность, к рабам послушание: снова они имеют своих господ, уважают их и по­винуются им. Теперь уже рабы наши — не друзья принцепса, но мы сами его друзья, и отец отечества не думает, что он дороже для чу­жих слуг, чем для своих сограждан. Ты освободил всех нас от до­машних обвинителей, призвав всех под общее знамя общественного блага, прекратил, если можно так сказать, войну рабов. Этим ты ока­зал не меньшую услугу рабам, чем господам: одним ты обеспечил безопасность, других сделал лучшими...

(50) Ты не присваиваешь и не присоединяешь к своим обширным владениям все пустыри, озера, лесные массивы, изгоняя прежних их владельцев, и не только одни твои взоры радуются на источники, реки и моря. Есть и такое, что наш цезарь не считает своим. И все же власть принцепса больше, чем власть собственника. Многое преводится из (его) частного имущества в государственное; это то, что захватили прежние принцепсы, не для того, чтобы самим пользовать­ся, но чтобы не занял никто другой. Таким образом на места преж­них знатных господ в их гнезда поселяются новые хозяева, и убежи­ща главнейших мужей не приходят в упадок, не захватываются раба­ми и не представляют собой печального запустения...

(54) Раньше ни одно дело, обсуждавшееся в сенате, не считалось столь низменным и столь ничтожным, чтобы тут же не перейти к прославлению императора, о каких бы деяниях ни пришлось гово­рить. Совещались ли мы об увеличении числа гладиаторов или об учреждении цеха ремесленников, сейчас же, словно при этом рас­ширялись границы нашей империи, постановляли посвятить имени Цезаря какие-нибудь величественные арки, или надписи, которые не могли уместится и на фронтонах наших храмов, или месяцы года, да при том не по одному, а по несколько сразу. И те допускали это и даже радовались этому, точно заслужили все эти почести... (88) Многие государи, будучи господами над своими гражданами, были рабами своих отпущенников: они следовали их советам, ис­полняли их желания, через них они выслушивали других, через них вели переговоры; через них выпрашивали претуры, жреческие долж­ности и консульство. Мало того, этих должностей просили у самих отпущенников. Ты ставишь своих отпущенников на весьма почетное место, но все же считаешь их не более как за отпущенников и пола­гаешь, что с них достаточно и той награды, что их считают честными и скромными. Ведь ты хорошо знаешь, что слишком возвеличенные отпущенники свидетельствуют о не слишком великом государе» (пер. В. С. Соколова).

В память о трудной, но знаменательной победе над даками Траян повелел соорудить в Риме, между Капитолием и Квириналом, новый форум. Форум Траяна включал в себя целый комплекс зданий и пло­щадей, завершая собой ряд императорских форумов. Здесь же в па­мять о победе над даками была воздвигнута знаменитая колонна Траяна. Процитируем ее описание из работы Е. В. Федоровой: «В центре малой площади сохранилась мраморная колонна, которую спира­лью обвил скульптурный рельеф с изображением эпизодов войны с даками. Высота колонны вместе с цоколем — 39 м 83 см. Внутри колонны вьется лестница, сложенная из мраморных блоков; она имеет 185 ступеней и освещается 42 небольшими световыми отверстиями. На цоколе колонны торжественная надпись: "Сенат и народ рим­ский (воздвигли эту колонну) императору Цезарю Нерве Траяну Ав­густу, сыну божественного Нервы, Германскому, Дакийскому, ве­ликому понтифику, наделенному властью народного трибуна в 17-й раз, императору в 6-й раз, отцу отечества, для того, чтобы было вид­но, какой высоты холм был срыт, чтобы освободить место для возве­дения этих столь значительных сооружений"» (Федорова Е. В. Им­ператорский Рим в лицах. М., 1979. С. 136.).

Великолепие форума Траяна не меркло с годами. В середине IV в. его красотой восхищался император Констанций II. Об этом рас­сказывает Аммиан Марцеллин (Римская история, XVI, 10, 15—16): «Когда император пришел на форум Траяна, сооружение единствен­ное в целом мире, достойное, по-моему, удивления богов, он остолбе­нел от изумления, обводя взором гигантские

строения, которые не­возможно описать словами и которые никогда не удастся смертным создать во второй раз. Оставив всякую надежду соорудить что-либо подобное, он сказал, что хочет и может воспроизвести только поме­щенного в середине атрия Траянова коня, на котором красовалась фигура императора. Стоявший рядом с ним (персидский) царевич Ормизда... сказал на это со свойственным его народу остроумием: "Сначала прикажи, император, построить такую конюшню, если мож­но; конь, которого ты собираешься соорудить, должен так же широко шагать, как и тот, который перед нами"» (пер. Ю. А. Кулаковского).

Адриан

Траян наметил преемником своего дальнего родственника и земляка Публия Элия Адриана [439] . Но формально акт усыновления был совершен императором очень поздно, вероятно, перед самой смертью. Это породи­ло слухи о том, что усыновление явилось делом рук императрицы Плоти­ны, покровительствовавшей Адриану, которая якобы подделала завеща­ние Траяна. Слухи эти вряд ли были основательны, так как император при жизни очень хорошо относился к Адриану и, уезжая в Рим, поручил ему командование сирийскими легионами. Сирийские войска и провозгласили Адриана императором, после чего сенат утвердил эту аккламацию [440] .

439

Адриан родился в 76 г. Траян был его опекуном в молодости. Адриан был же­нат на Сабине, внучке сестры Траяна Марцианы.

440

Адриан принял имя император Цезарь Траян Адриан Август.

Однако среди ближайших сотрудников Траяна провозглашение Адриа­на вызвало недовольство. Некоторые из них, по-видимому, считали, что они более достойны императорского сана. К тому же Адриан, при всей своей необычайной талантливости и разносторонности [441] , обладал непри­ятными чертами характера: недоверчивостью, мелочностью, педантизмом. Вероятно, он иногда выражал в тесном кругу неодобрение агрессивной политике Траяна, что могло стать известным высшему командному соста­ву и, конечно, не нравилось ему. В 118 г., еще до прибытия Адриана в Рим, четверо бывших сотрудников Траяна были арестованы префектом прето­рианцев и преданы суду сената по обвинению в заговоре против императо­ра. Сенат приговорил их к смертной казни. По-видимому, настоящего за­говора не было, что признал и сам император, выразив недовольство чрез­мерной поспешностью сената и убрав префекта претория с его поста.

441

Он писал стихи и ученые исследования, занимался музыкой, живописью, ма­тематикой, скульптурой и медициной.

Адриан начал свое правление с того, что еще в Антиохии, до приезда в Рим, заключил мир с Хозроем, вернув парфянам Ассирию и Месопота­мию и снова сделав Армению вассальным государством. Это было реше­ние огромной важности, продиктованное сознанием того, что восточные завоевания Траяна если и могут быть удержаны, то лишь ценой чрезвы­чайного напряжения всех сил государства. Траян для войны с парфянами обнажил остальные границы до такой степени, что они оказались под уда­ром в Дакии, на Дунае, в Британии, в Мавритании. Война с Хозроем, в сущности, только в 116 г. начала принимать крупные размеры. Население Месопотамии ясно показало свою враждебность римлянам. Новая грани­ца, вынесенная далеко за Евфрат, была гораздо более уязвима, чем старая, идущая по Евфрату. Все эти соображения, вероятно, уже приходили в го­лову Траяну, когда он в 117 г. отказался от дальнейших завоеваний. Адри­ан только сделал из них логический вывод.

На других границах Адриан также отказался от крупных наступатель­ных операций, ограничившись только обороной. Он побывал лично на всех угрожаемых пунктах: в Мезии, Дакии, Германии, Британии, Африке. Всю­ду Адриан принимал меры для поднятия дисциплины в войсках и для ук­репления границ (так называемый вал Адриана в Британии). Оборона им­перии была доведена при нем до возможного в то время совершенства.

Как завоевания Траяна нельзя объяснить его воинственностью, так мир­ную политику Адриана нельзя выводить из его личного миролюбия. При Траяне империя сделала последнее гигантское усилие остановить надви­гающийся кризис путем внешних захватов. Однако независимо от времен­ных положительных результатов, которые дали эти завоевания, они были куплены ценой такого напряжения военных и финансовых сил государ­ства, что дальнейшее продолжение активной внешней политики стало не­возможным: оно привело бы к военному и к финансовому краху. Заслуга Адриана состояла в том, что он это понял и сделал отсюда соответствую­щий вывод.