История России с древнейших времен (Том 1-29)
Шрифт:
Из русских известий о войске замечателен рассказ псковского летописца об участии его земляков во втором Смоленском походе: приехал великий князь под Смоленск со всеми своими силами, а с городов были пищальники, и на псковичей накинули 1000 пищальников, а псковичам этот рубеж (набор, от рубить — набирать войско) необычен, и было им очень тяжело. Приехали пищальники псковские под Смоленск да и земцы (землевладельцы) псковские, которые еще не были сведены тогда с своих отчин; великий князь воеводами к псковским пищальникам и земцам приставил прежних посадников псковских, выведенных из Пскова. Пищальники псковские и других городов пошли на приступ, а посоха понесли примет. Из этого рассказа видим, что городское народонаселение продолжало участвовать в походах, поставляя пищальников; сельское народонаселение участвовало, поставляя посошных, или посоху, и видим значение этих посошных, видим, что они употреблялись для работ: когда пищальники и земцы пошли на приступ, посошные понесли примет; наконец, видим, что спустя довольно долгое время после покорения Пскова последовал вывод тамошних земцев с их отчин, которые, без сомнения, отданы были в поместья московским служилым людям.
Как из иностранных, так и из своих свидетельств видим, что наряд (артиллерия) находился в ведении иностранцев: в Казанском походе упоминаются трое иностранных пушкарей; один из них-италианец Бартоломей принял православие и пользовался особенным расположением великого князя. При нападении Магмет-Гирея в Москве упоминается немецкий пушкарь Никлас, в Рязани-Иордан; неизвестно, какого происхождения был пушкарь Стефан, действовавший при осаде Смоленска.
При Василии в первый раз встречаем известие о приказах: именно в грамоте Успенскому Владимирскому монастырю 1512 года. По-прежнему видим раздачу волостей и городов в кормление с правом ведать и судить жителей; кормление давалось с правдою и без правды. Видим жалованье сел и деревень в поместья с правом суда, кроме душегубства и разбоя с поличным; в случае суда смежного великокняжеские наместники и тиуны судят вместе с помещиком или его приказчиком; в случае иска на самом помещике или его приказчике судит их сам великий князь или боярин введенный. Видим пожалованье сел и деревень впрок, в вотчину и детям с правом дарить, продать, променять, в закуп и по душе отдать. Встречаем пожалование дикими лесами с правом
Относительно состояния служилого сословия в Западной Руси любопытна жалованная грамота великого князя Василия жителям Смоленска, данная в 1514 году, когда еще все оставалось здесь по-прежнему, как было при литовском владычестве; о сохранении этой старины, сказано в грамоте, били челом владыка, Смоленской земли урядники, окольничие, князья, бояре, мещане и черные люди. Здесь окольничий является урядником, правительственным лицом, занимающим второе место после наместника: «Наши наместники и окольничие и их люди, куда им случится ехать на свое дело или куда им случится послать: и им у мещан и у черных людей подвод не брать. От ябедников нашему наместнику и нашим окольничим бояр, мещан и черных людей беречь. А кто человека держит в деньгах, и он того своего человека судит сам, а окольничие в то у него по вступаются». Мы видели, что при дворе великого князя литовского слово бояре потеряло свое важное значение и заменилось словом паны, паны радные; отсюда бояре старых русских княжеств, подчинившихся литовским князьям, удержавши это название и оставшись в прежних областях, в своих отчинах, нисходили на степень областных служилых людей, тогда как слово окольничий удержалось в значении правительственной должности, уряда; отсюда понятно, почему окольничие, как урядники, занимают место выше бояр. Если таково было положение бояр в княжествах Смоленском, Полоцком, то понятно, до какой степени должны были низойти бояре мелких волостей, дружины мелких князей, которые сами низошли на очень низкую ступень, и мы не должны удивляться, если под именем бояр, бояр путных встретим служню при королевских замках, в имениях княжеских, панских и шляхетских.
В статуте своем король Сигизмунд на основании земских привилегий предшественников, Казимира и Александра, дал обещание оберегать Великое княжество Литовское и панов рад от всякого понижения; владений Великого княжества не только не уменьшать, но и возвратить ему то, что несправедливо отнято; земель и должностей не раздавать чужеземцам; по заочному обвинению должностей не отнимать; старых прав шляхты и мещан не нарушать. Княжата, паны, шляхта и бояре могут выезжать из Великого княжества на службу в другие государства, кроме неприязненных, с тем, однако, чтоб от этого отъезда не терпела служба королевская. По смерти отцов сыновья и дочери имуществ отцовских и дедовских не лишаются. Простых людей над шляхтою король обещал не повышать. За побои, нанесенные шляхтичем шляхтичу, виновный платит двенадцать рублей грошей; если же виновный будет низшего сословия, то наказывается отсечением руки.
О военной службе в Литовской Руси можем иметь понятие из постановлений Виленского сейма в 1507 году: паны, княжата, земяне, вдовы и вся шляхта должны в имениях своих переписать всех своих людей и списки эти отдать под присягою королю, чтоб он знал, кто как будет с своего имения служить. Кто не выйдет на войну в положенный срок и в назначенное место, тот обязан заплатить за вину королю сто рублей грошей, если же кто, надеясь на свое богатство, и после сроку не приедет и не представит важной причины своему отсутствию, тот лишается жизни. Вдова платит также сто рублей пени, если опоздает прислать на войну слуг своих; если же и после сроку не пришлет по нерадению, то выгоняется из имения своего, которое переходит к ее детям или родственникам, если детей не будет. Кто уйдет с войны без ведома королевского или гетманского, тот казнится смертию. Принимая во внимание прежнее нераденье, вошедшее в обычай, что к назначенному сроку половина земли придет, а другая не придет, и всех не пришедших казнить смертию было бы очень жестоко, казнить же двух-трех, а других помиловать было бы крайне несправедливо; принимая это во внимание, сейм постановил: кто не приедет в назначенный срок, платит сто рублей; кто не приедет через неделю после сроку, казнится смертию. В 1507 году издана была окружная королевская грамота о власти и правах гетмана во время похода; гетман имел право казнить ратников смертию за грабеж, нанесение раны, утайку найденной вещи ценою выше полукопья, посечение дерева с пчелами, за побег. На Виленском сейме 1528 года положено было, что каждый владелец населенного имения обязан ставить с осьми человек (с каждых осьми служеб людей) одного ратника на добром коне и в полном вооружении. В следующем году на Виленском же сейме издан был подробнейший устав: кто имеет семьсот служб, тот обязан выставлять сто ратников (пахолков) добрых, конно и збройно; у кого четыреста служб, тот выставляет 50 пахолков; у кого только восемь служб, тот обязан сам ехать на службу; у кого меньше 8 служб, тот обязан сам ехать, только не на таком коне и не в таком вооружении, каких требует устав, а смотря по средствам своим. Слуги путные, данники, службы подляшские водочные сообща с людьми тяглыми обязаны также земскою службою. Освобождаются от нее места княжеские, панские и шляхетские, бояре их, шляхта и слуги дворные, также и огородники их. Убогие шляхтичи, не имеющие ни одного своего человека, обязаны ехать сами на службу, смотря по средствам своим. Статут 1529 года говорит, чтоб все подданные собирались под хоругвию поветовою в том повете, где имеют жительство; кто же служит какому-нибудь пану, тот обязан этому пану выставить вместо себя кого-нибудь другого, не обязанного военною службою, а сам должен явиться под хоругвь поветовую, в противном случае лишается имения своего. Лицо духовное, держащее закупное имение, обязано само явиться на службу господарскую и земскую; если же будет владеть имением дедичным, то обязано выставлять с него людей на службу. Только доказанное болезненное состояние освобождает от службы; но отец может вместо себя выставить сына не моложе осьмнадцати лет и неотделенного, если только гетман признает молодого человека годным на военную службу.
Известия о козаках становятся все чаще и чаще в обеих половинах Руси. Мы видели, что одним из господствующих явлений древней русской жизни была колонизация-постепенное население пустынных пространств Восточной Европы и потом Северной Азии. Как обыкновенно бывает в странах колонизующихся, усевшаяся часть народонаселения, предавшаяся постоянному труду земледельческому, выделяет из себя людей, которых характер и разные другие обстоятельства, находящиеся в большей или меньшей связи с их характером, заставляют выходить из общества и стремиться в новые, незанятые страны. Понятно, что эти люди, предпочитающие новое старому, неизвестное известному, составляют самую отважную, самую воинственную часть народонаселения; в истории колонизации они имеют великое значение как проводники колонизации, пролагатели путей к новым селищам. Отвага, нужная человеку, решившемуся или принужденному оставить родину, идти в степь, в неведомую страну, эта отвага поддерживается в нем жизнию в степи, где он предоставлен одним собственным силам, должен постоянно стоять настороже против степных хищников. Отсюда эти люди должны соединяться в братства, общины, для которых война служит главным занятием. Так границы государства населялись козаками. Происхождение последних всего лучше объясняется нам теми памятниками, в которых говорится о заселении пустынных пространств, — льготными грамотами, которые правительство давало населителям, например приведенная выше грамота Науму Кобелю с товарищами: «Имеет Наум право людей к себе звать на те места, нетяглых и неписьменных, добрых и не ябедников, не воров и не разбойников, которые из городов и волостей выбиты». Во-первых, мы видим, что заселителям земель можно было всегда найти таких людей, нетяглых и неписьменных, людей, не имеющих собственной земли, собственного хозяйства и долженствующих потому кормиться работою на чужих землях, при чужих хозяйствах, при чужих промыслах; а такие-то бездомовные люди именно назывались у нас козаками. Но понятно, что между этими людьми находилось много и таких, которые не хотели жить на чужих землях, в зависимости от чужих людей и предпочитали вести воинственную, опасную, но более привольную, разгульную жизнь в степи, на границах и далее, за границами государства; куда должны были деваться люди, выбывшие из городов и волостей, которых населители земель не имели права принимать к себе? Существование козаков как пограничного воинственного народонаселения было естественно и необходимо по географическому положению древней Руси, по открытости границ со всех сторон; на всех границах долженствовали быть и действительно были козаки, но преимущественно были они необходимы и многочисленны на степных границах, подвергавшихся постоянным и беспощадным нападениям кочевых хищников, где, следовательно, никто не смел селиться, не имея характера воина, готового всегда отражать нападение, сторожить врага. Границы запаслись козаками, которые находились в большей или меньшей зависимости от государства, более или менее подчинялись его распоряжениям, смотря по тому, жили ли они на самых границах, так сказать под руками правительства, или углублялись все более и более в степи, удаляясь таким образом от надзора и влияния государства.
Понятно, почему в наших летописях прежде всего являются известия о козаках рязанских: юго-восточная, рязанская украйна более других стран подвергалась нападениям степных орд. В княжение Василия Иоанновича Московское государство употребляло этих козаков с пользою в сношениях с застепными народами — крымцами, турками. Когда правительство хлопотало об установлении безопасных сношений с Турциею, то спрашивали у рязанских козаков, в каком месте лучше сходиться ратным людям для передачи послов с рук на руки, и козаки, знавшие хорошо степь, указали это место. В описании посольства Морозова в Константинополь читаем: «Посланы с Иваном Морозовым козаки-рязанцы десять станиц, и список ему дан именной, где кого из них оставить: в Азове-четыре станицы, в Кафе-четыре станицы, в Царь-город с собою взять две станицы; которых козаков оставить в Азове и Кафе, и ему тем козакам приказать: если крымский царь захочет идти на великого князя украйну, то станица ехала бы к великому князю, а другие оставались бы и ждали новых вестей, и какие еще вести будут, ехали бы к великому князю по станицам же, чтоб великий князь без вестей не был». Любопытно, что против наших русских козаков мусульманский мир от противоположной степной украйны выставлял также своих козаков; со времен Иоанна III азовские татарские козаки упоминаются как злые разбойники;
На границах литовских в княжение Василия упоминаются козаки смоленские: король Сигизмунд не раз жаловался великому князю, что они нападали на литовские владения.
Если вследствие означенных причин явились козаки на границах, или украйнах, Московского государства, то не могли не явиться они на степной украйне Западной Руси, на украйне днепровской, тем более что здесь еще во время самостоятельного существования Руси видим много разноименных народцев, полукочевых, полуоседлых, с воинственным характером, признающих власть князей русских, видим торков, берендеев, коуев, турпеев, которые носили общее название черных клобуков; летописец же говорит, что это название тождественно с названием черкас, которым малороссийские козаки постоянно называются в московских памятниках. Но если упомянутые народцы действительно составили зерно малороссийского козачества, то, с другой стороны, в Литовской Руси не было также недостатка в причинах, по которым к этому зерну присоединились многочисленные толпы козаков чисто русского происхождения, ибо днепровская украйна по географическому положению своему долженствовала быть издавна страною военных поселений. От описываемого времени дошли до нас любопытные известия о козаках малороссийских; хан Саип-Гирей так жаловался на них королю Сигизмунду: «Приходят козаки черкасские и каневские, становятся под улусами нашими на Днепре и вред наносят нашим людям; я много раз посылал к вашей милости, чтоб вы их остановили, но вы их остановить не хотели; я шел на московского: тридцать человек за болезнию вернулись от моего войска, козаки поранили их и коней побрали. Хорошо ли это: я иду на твоего неприятеля, а твои козаки из моего войска коней уводят? Я приязни братской и присяги сломать не хочу, но на те замки, Черкасы и Канев, хочу послать свою рать. А это знак ли доброй приязни братской? Черкасские и каневские властели пускают козаков вместе с козаками неприятеля твоего и моего (великого князя московского), вместе с козаками путивльскими по Днепру под наши улусы и, что только в нашем панстве узнают, дают весть в Москву; в Черкасах старосты ваши путивльских людей у себя на вестях держат; так на Москву из Черкас пришла весть за пятнадцать дней перед нашим приходом». Малороссийские козаки находились под ведомством старосты черкасского и каневского, а эту должность в описываемое время занимал известный Евстафий Дашкович.
Город в московских областях не изменил своего значения и внешнего вида в княжение Василия; по-прежнему он оставался местом убежища для окружного народонаселения в случае нашествия неприятельского; дворы, которые имели в городах окрестные землевладельцы и монастыри, назывались дворами осадными: так, от описываемого времени дошла до нас великокняжеская грамота к тверскому городскому прикащику и ключнику об отводе места Иосифову Волоколамскому монастырю под осадный двор. В 1508 году великий князь велел мастеру Алевизу Фрязину вкруг города Москвы обкладывать ров камнем и кирпичом и пруды копать. Иностранцы так описывают Москву времен Василиевых: «Город Москва деревянный и довольно обширный, но издали кажется еще обширнее, чем на самом деле, потому что большие сады и дворы при каждом доме увеличивают пространство города; кроме того, на конце его находятся жилища кузнецов и других мастеров, для которых необходим огонь, и между этими жилищами находятся целые луга и поля. Великий князь Василий выстроил для своих телохранителей за рекою новый город Нали (Nali, Наливки), что по-русски значит infunde (наливай), потому что им одним позволено пить мед и пиво, когда хотят; поэтому они и удалены за реку, чтоб не заражали других своим примером. Около города находятся монастыри, из которых каждый издали кажется городом. Обширность города не позволяет определить межу и устроить достаточные укрепления. Улицы в некоторых местах загорожены рогатками, при которых находятся сторожа, имеющие обязанность наблюдать, чтоб никто не ходил ночью после урочного часа; если кого поймают в запрещенное время, то бьют, грабят или сажают в тюрьму, исключая людей известных и почетных, которых сторожа провожают до дому. Такие сторожа помещаются там, где лежит свободный вход в город, ибо остальную часть его обтекает Москва-река, в которую под самым городом впадает Яуза, а чрез эту реку трудно переправляться по высоте берегов; на Яузе построено много мельниц. Этими-то реками ограждается город, который, кроме немногих каменных домов, церквей и монастырей, весь деревянный. Число церквей в нем показывают едва вероятное; говорят, что их более 41500. Обширный город этот очень грязен, почему на разных, более других посещаемых местах находятся мосты. Крепость, построенная из кирпича, с одной стороны омывается рекою Москвою, а с другой-Неглинною. Последняя подле верхней части крепости является в виде пруда; вытекая из него, наполняет крепостные рвы, в которых находятся мельницы. Крепость кроме обширных и великолепных палат великокняжеских заключает в себе дом митрополичий, домы братьев великого князя, вельмож и разных других лиц, все большие и деревянные; кроме того, много в ней церквей». На литовской границе приобретена была крепость первой важности по тому времени-Смоленск; на этой стороне ограничились ею да укреплением Пскова; в 1517 году здесь пало стены 40 сажен; мастер Иван Фрязин надделал эти 40 сажен, камень возили священники, псковичи носили песок и сеяли решетом; несмотря на то, постройка обошлась великому князю в 700 рублей. Более старались укреплять города на южной и восточной украйне от крымцев и казанцев: в 1509 году построили в Туле город деревянный, в 1520-каменный; в 1525 построен в Коломне город каменный; в Чернигове и Кашире построены города деревянные в 1531 году, а на реке Осетре-каменный; на востоке укреплен каменным городом Нижний еще в 1508 году, строил город мастер Петр Фрязин; мы упоминали уже о построении нового деревянного города Васильсурска. В 1508 году великий князь прислал в Новгород боярина, велел ему урядить здесь торги, ряды и размерить по-московски улицы; в 1531 году прислал туда же дьяков, приказал им на Софийской стороне размерить улицы; они начали размерять Великую улицу от Владимирских ворот прямо в конец, и все улицы от поля прямо в берег, и места по всему пожару; дьяки приказали также поставить решетки по всему городу и учредить пожарных сторожей (огневщиков); с 1 октября начали стоять сторожа у решеток; эта мера оказалась благодетельною: прежде было в городе много злых людей, грабежей, воровства, убийства, с этих же пор начала быть тишина по всему городу; многие злые люди от такой крепости городской побежали прочь, а другие исправились и привыкли к честному труду. Значительные пожары были редки в Москве в княжение Василия: в 1508 году погорел посад и торг от панского двора; в 1531 году загорелся порох на Успенском враге, на дворе иностранного мастера Алевиза, где его делали: в один час сгорело работников больше 200 человек. В Новгороде Великом был большой пожар в 1508 году, тогда погибло более 5000 человек; в Новгороде Нижнем-в 1531 году; раза два упоминаются пожары во Пскове; сгорел весь Изборск.
В Западной Руси города продолжают получать новые грамоты на магдебургское право и подтверждения старых. Жители городов поднепровских и задвинских били челом королю Сигизмунду, что терпели они большие притеснения от его писарей, посылаемых для сбора недоимок: слуги этих писарей безвыездно круглый год живут в волостях на счет последних, судят и рядят жителей и берут большие пошлины; да и сами писаря обирают их непомерно, отчего многие жители разошлись, а которые остались, те не только всех даней, но и половины заплатить не могут. Поэтому они просили, чтоб король позволил им, как бывало прежде, при Витовте и Сигизмунде, собирать дань самим, грошовую, бобры, куницы, и относить в казну, а мед пресный-к ключнику. Король исполнил их просьбу. И в Западной Руси, желая населить какое-нибудь место, правительство освобождало новоселенцев от податей на несколько лет: так, король Сигизмунд поручил виленскому воеводе Радзивиллу населить место при Клещелязях, на земле Бельзского повета; людей поселилось уже немало, но когда воевода вздумал присоединить их к дворной пашне клещелязской, то многие из них ушли прочь. Видя это, новый воевода Гастольд по приказу королевскому дал поселенцам хелмское право: двор королевский клещелязский не имел права судить их и рядить; судил и рядил их войт с бурмистрами и радцами; при войте два бурмистра: один дворный, которого двор выбирает из тех же мещан клещелязских, его обязанность-смотреть за доходами, сбираемыми для двора; а другой бурмистр-от места; оба выбираются ежегодно. Жители места обязаны давать с каждой волоки по полукопью грошей да по бочке овса; кто пиво варит, тот платит столько же; от судных штрафов два пенязя идут на двор королевский, а третий — на войта; кто занимается торговлею, должен давать по грошу на год; мясники должны давать с каждого торгу по плечу мяса бараньего на двор королевский; корчмы винные должны быть на короля, а кто будет вином шинковать, тот дает по десяти грошей. Люди вольные, хотящие селиться в месте Клещелязском на сыром корню, а не на обработанных уже участках (не на проробках), свободны на десять лет от платы полукопья с волоки и бочки овса; кто же сядет на участках обработанных (на волоках проробленных), те свободны на два года от упомянутых податей. Быт городов с магдебургским правом по-прежнему не был мирен, по-прежнему встречаем жалобы горожан на воевод, князей, панов и бояр; в 1527 году король Сигизмунд должен был писать полоцкому воеводе Петру Кишке, чтоб он не нарушал магдебургского права, данного городу; в грамоте говорится, что войт, бурмистры, радцы и все мещане не раз жаловались королю на убийства, побои, грабежи, которые они терпели от урядников и слуг воеводских; что король не раз писал воеводе с увещанием прекратить эти насилия, но воевода еще больше начинал притеснять горожан; жаловались полочане не на одного воеводу, но на князей, панов, бояр полоцких, на игуменью и на монахов бернардинских: мещан, которые купят земли у бояр и у путных людей, воевода велит ставить перед собою и судит их; многих ремесленных людей за себя забрал и приказывает им на себя работать; принимает за себя мещан, которые нарочно выходят из магдебургского права, чтоб не платить серебщизны, ордынщины и других городовых податей; также многие мещане задаются за владыку, князей и бояр полоцких, а те их принимают; установлены новые мыты по рекам; многие бояре и слуги воеводские женились на мещанках, взяли за ними домы и земли городские, а городские повинности нести и магдебургскому праву послушны быть не хотят; которые мещане в селах живут или в замке дворы имеют, тех воевода судит городовым правом и проч. В Вильне были смуты между самими горожанами и начальством их, бурмистрами и радцами; горожане были недовольны старым уставом и требовали некоторых новых статей, но король не согласился на это требование, подтвердил старый устав во всей силе; зато подтвердил, чтоб вильняне и подати, серебщизну и ордынщину, платили по старине, без новых прибавок. Мы видели, что при великом князе Александре Бельское войтовство дано было в потомственное владение Гоппену; но Гоппен, как видно, продал его какому-то Русину, и этот продал его виленскому воеводе Николаю Радзивиллу; у сына и наследника Радзивиллова, Яна Николаевича, купил его бельский мещанин Иван Сегеневич в пожизненное владение за 300 коп грошей; но в 1526 году бурмистры, радцы и все мещане бельские били челом королю Сигизмунду, чтоб позволил это войтовство выкупить у Радзивилла целому городу Бельску на общие деньги и вперед войта выбирать мещанам: король согласился. Из любопытной записки, поданной королю Сигизмунду от всей Киевской земли, мы узнаем, что поправка киевской крепости производилась обыкновенно всеми поднепровскими волостями, а после сожжения Киева ханом Менгли-Гиреем при короле Казимире в поправке участвовали кроме приднепровских волостей волости задвинские и торопецкие; более 20000 топоров было в деле; пан, наблюдавший за городовыми постройками, назывался городничим.