История России с древнейших времен. Том 15. Царствование Петра I Алексеевича. 1703-1709 гг.

Соловьев Сергей Михайлович

Письмо не могло понравиться, а тут еще были получены письма Репнина к Меншикову, где говорилось, что фельдмаршал доносит несправедливо о состоянии войска, что Огильви в постоянной переписке с королем Августом, но, о чем идет у них дело, никто не знает, что носится слух о походе из Гродно к Варшаве. Петр отвечал Репнину: «Как слышим, что иттить к Варшаве – весьма не надобно, и отнюдь того не делать; тако ж ежели о саксонцах такой подлинной ведомости не получите (при принятии сего письма), что оные конечно Вислу перешли и идут к вам, а неприятель от вас тем часом ежели отдалится так, что вам возможно будет без всякого труда отойтить, тогда, для бога, не мешкав, подите к рубежам, куда удобнее; тако же буде недалеко ушли те четыре полка, которые с королем пошли, взять с собою же, буде возможно; артиллерию, тяжелые пушки, ежели везть невозможно, то, разорвав, бросить в воду. Буде же о саксонцах получите подлинную ведомость, а провианта можете доставать и надеетесь, что до весны или приближения саксонского станет оного, то будьте в Гродне. О! зело нам печально, что мы не могли к вам доехать, и в какой мысли ныне мы есть, то богу одному известно». То же самое написал Петр и Огильви; начало письма замечательно: «Мы с немалою прискорбностию от вас письма выразумели, в которых такие необъятые тягости наваливаете, сами ж единою бумагою и пером щититесь и во всем нас, винных, творите, что мы не по вашей воле чинили, и не точию настоящее, но прошедшее паки повторяете и вместо

веселости тугу прилагаете: однако ж, все сие презирая, прошу, чтоб вы по сему учинили, за которое я вам буду надмеру благодарен и, когда прибуду к вам, так учиню, что вы никогда жаловаться не будете». Тогда же Петр написал Августу: «Ни о чем ином, точию о сем просим, дабы ваше величество не изволили наших в сем опасном случае оставить, но ак скорее с войском приближиться, паче же провиантом как возможно скорее удоволить, что вашему величеству не трудно учинить, будучи ныне свободной стороны, где неприятель прешкодить (нанесть вреда) не может. Ежели при сем малом провианте какое зло сему нашему главному войску случится, то уже нечего вашему величеству с нашей стороны уповать». Август оправдывался, что выехал из Гродно для того, чтоб придвинуть войско свое к этому городу, и выехал уже тогда, когда неприятель отступил. Петр отвечал: «За сие благодарствуем, однако ж не без сомнения, дондеже делом сие исполнится». Август представлял, что нельзя этою зимою опасаться вторжения неприятеля в Московское государство, и просил поспешить присылкою субсидий, без которых ему ничего нельзя будет сделать. Петр отвечал: «Про неприятеля подлинно ведать невозможно, но то ведомо, что уже он наших отрезал от наших границ. Ожидаем со стороны его величества о войсках подлинного слышать о сикурсе нашем, в чем его величество или вечно разорит, или обяжет нас».

Чтоб дать гродненскому войску сикурс повернее саксонского, Петр велел гетману Мазепе двинуться из Волыни к Минску и писал к Репнину 17 февраля: «Гетман в скорых числах будет к Минску; станем мы также в три или четыре дни в Минске; Козаков несколько тысяч уже в Бресте, и для того зело потребно, чтоб провиант из Бреста чрез Козаков привезть к вам, для чего пошлите и от себя и о сем, для бога, трудитесь, и если возможете до половины марта провианта, то лучше вам быть у Гродни; ибо мы, с помощию божиею, надеемся, вскоре случась с гетманом, вам добрый ответ дать. С восемь тысячь имеем старых солдат, кроме рекрут, а с рекрутами более пятнадцати, кроме курляндских». К Огильви написал: «Слышим о великой скудости у вас провианта; гетманские козаки уже давно в Бресте, и для чего оттоль не велите провианта привезть, не знаю. Для самого бога сие как наискорее учините, чтоб людей в довольстве содержать, которое паче многих добрых дел вам почтено будет, и я зело буду за оное благодарить вам».

«Рубежи наши зело голы, а наипаче всего конницею», – писал Петр Апраксину и потому велел от Смоленска до Пскова везде, где леса есть, зарубить рядом на 300 шагов широтою; ежели в котором месте валом легче, нежели лесом, тут не рубить, а делать вал по первой ростали. Эту линию весть, не смотря, чья земля, наша или литовская, только смотреть, где скорее, удобнее и легче можно сделать. Где воды глубокие или болота непроходимые, тут, для скоростей, не делать засеки. Делать это поголовно, с великою поспешностию, ближайшими уездами, русскими и польскими.

Среди этих распоряжений настигла страшная весть, что на саксонский сикурс не может быть никакой надежды; в начале февраля при Фрауштадте саксонское двадцатитысячное войско под начальством Шуленбурга было разбито в прах шведским генералом Реншельдом, у которого было не более 12 000 войска; большая часть русского вспомогательного отряда, находившегося у Шуленбурга, была варварски истреблена шведами, не хотевшими щадить и сдававшихся. Это изумительное при такой разнице в числе людей поражение Петр сначала приписал измене, зная, как саксонцы недовольны войною короля своего с шведами, и в этом смысле писал Головину 26 февраля: «Ныне уже явна измена и робость саксонская, так что конница, ни единого залпу не дав, побежала, пехота, более половины киня ружья, отдалась, и только наших одних оставили, которых не чаю половины в живых: бог весть какую нам печаль сия ведомость принесла, и только дачею денег беду себе купили. Сим же случаем и измена Паткулева будет явна, ибо совершенно чаю, того для он взят, чтоб сей их изменной факции никто не сведал. При сем прошу вас, чтоб вы в добром числе рекрутов москвичей (а паче конных, хотя б и еще из людей боярских по небольшому положить) и в прочем трудились. Мы меж тем будем стараться о выручке своих гродненских (которые, слава богу, еще в довольстве обретаются), и уже полки отсель пошли к Минску, куда и мы завтра поедем и там случимся с гетманом Мазепою».

Петр поехал в Минск, отправивши в Гродно следующее приказание: «По несчастливой баталии саксонской уже там делать нечего, но дабы немедленно выходили из Гродни и шли, по которой дороге способнее и где ближе леса, а буде вскроется Неман, то лучше, перешед Неман, идти на левую руку, потому что неприятель чрез реку не может так вредить, тако ж по той дороге гетман и иные наши войска с ним; однако ж полагается то на их волю, куда удобнее, а по которой дороге пойдут, о том нам прежде походу для ведома наскоро писать, дабы можно было нам с конницею их встретить, и, как возможно, курьеров нанимать, на что не жалеть денег. Брать с собою что возможно полковых пушек и другое что нужное (в чем зело смотреть, чтоб не отяготиться, взять зело мало, а по нужде хотя и все бросить), а достальное, а именно артиллерию тяжелую и прочее, чего увезти будет невозможно, бросить в воду и ни на что не смотреть, только как возможно стараться, как бы людей спасти. Отошед из Гродни миль 10 или как случится, когда крепкие места, а именно леса, начнутся, разделить всю армию баталионами или полками, как лучше по рассмотрению, и поход учредить разными дорогами, по которым разверстать все войско, чтоб шло врознь, а не всем корпусом, дабы неприятель всею силою на весь корпус не напал, где может свободно выиграть, нежели потерять. А когда войско наше в рознице будет, тогда невозможно будет неприятелю всю армию атаковать, разве только на один баталион или полк нападет, который хотя и разорят, в том буди воля божия, однако ж не все в атаке будут, а волооких партий опасаться нечего, хотя и сильные будут, только можно верить, что на наш на один баталион смело не нападут. Прежде выхода из Гродни все (кроме пушек и пороху), яко суть ножи и прочая, зело тайно пометать в воду. Сей выход из Гродни зело надлежит тайно сделать таким образом: перво поставить такой крепкий караул, чтоб из жителей никто не точию выйти, ниже выполсть не мог, и в то время как возможно скоро и тайно собраться, пушки изготовить те, кои к походу, а прочие держать на их местах (того для ежели неприятель сведает, от чего боже сохрани, и придет, а пушки прежде выходу брошены будут, то тотчас штормовать будет, и вам борониться будет нечем); потом, когда идти, взять вдруг всем пушки солдатам с траншамента и вдруг, сведчи с горы, бросить в воду (для чего проруби надлежит заранее изготовить) и потом тотчас идти. Сей поход надлежит учинить с вечера и не поздно, чтоб ночью осталось больше времени, в котором бы далее можно идти до крепких мест, и зело в том тщиться, чтоб полистые места (поля) перейти ночью. Лошадей из Гродни тутошних жителей, кто они ни есть; тако ж еже и скудость провианта из монастырей и домов, и тако ж в чем нужда есть, взять нужное

без крайнего разорения, а лошадей всех. При выходе надлежит конницу позади оставить, чтоб в траншаменте и у мосту была до утрее (дабы неприятель не мог пометать выходу) или и больше, по делу смотря; о полонениках полагается на рассуждение и совет воинской. Все чинить по сему предложению, и паче по своему рассмотрению, и не смотреть ни на что, ни на лишение артиллерии, ни остаточного не жалеть, токмо людей по возможности спасать».

Вслед за этим наказом Петр еще несколько раз писал Огильви и Репнину, чтоб непременно выходили из Гродно. «Ныне уже ни единый вид обретается, – писал он к Репнину, – чтоб вам быть в Гродне, ибо пред тем надежда была на саксонцев, ныне же хотя б и пришли, то паки побегут и вас одних оставят: того для ни о чем, только о способном и скором выходе думайте, несмотря на артиллерию и прочие тягости, как я вам пред сим пространнее писал. О выходе совет мой сей (однако ж и вашей воли не снимаю, где лучше): изготовя мост чрез Немон, и кой час Немон вскроется, перешед при пловущем льду (для которого льда не может неприятель мосту навесть и перейтить Немон), и иттить по той стороне Немона на Слуцк (которая добрая фортеция, и в нем добрая артиллерия и наш гварнизон и магазейн); однако ж надлежит при первом взломании льду поход учинить, прежде нежели малые речки пройдут, когда уже невозможно будет иттить. Мы у вас в левой руке от неприятеля будем, при нас войск регулярных с 12 000 человек, которых половина на лошадях, а у других у двух сани, кроме гетманских нестройных обретается; иного пути не знаю, ибо везде неприятель передовыми занять и сам отрезать может, о чем прошу скорого ответа: куды пойдете, чтоб нам ведать и вам дать с своей стороны отдух. Ныне получили мы ведомость, что по приходе шведов в Вильню уже добрую партию отрядили к Полоцку; о чем паки подтверждаю; конечно (при взломании льда, а буде сыщете способ, то лучше б и прежде) по сему учините без всякой отговорки и описки».

Но Огильви был другого мнения; на указы Петра он отвечал, что хочет еще подержаться в Гродно до более благоприятного времени; если выйти теперь, то король шведский может в 24 часа стянуть все свое войско и погнать русские полки; если покинуть Гродно, то вся Польша и Литва склонятся на сторону шведов, и вся тяжесть войны обрушится на Россию; лучше б простоять целое лето в Гродно.

«Что до лета хочете быть, и о сем не только то чинить, но ниже думать, – отвечал Петр 12 марта, – понеже неприятель, тогда отдохнув и получа корм под ноги, не отойдет от вас легко, к тому ж и Реншильд придет (понеже саксонцы паки скоро не сберутся), к тому же и Левенгаупт будет, ибо мы уже указ послали, чтоб курляндские замки подорвать и идти пехоте чрез Двину к Полоцку, потому что ежели до тех пор стоять, как Двина разойдется, то им пропасть будет, а конницею станем чинить неприятелю диверсию. О отдалении неприятеля не надобно думать, ибо для того весь поход его был и ныне стал в тех местах, чтоб нам что ни есть сделать, от чего боже сохрани, а смотреть, чтоб не отрезал, и то можно учинить, когда пойдете или на Брест, или меж Бреста и Пинска, и как можно скоро сперва пойтить, чтоб зайтить за реку Припеть, которая зело есть болотистая, и там можно по воле к Киеву или к Чернигову идтить: и так неприятелю никоим образом отрезать будет невозможно, а сзади хотя и станет гнать, то не может вас догнать, ибо с пехотою невозможно, а с конницею не будет вам силен; к тому же надлежит не одною дорогою идтить, то не будет ведать, куды сколько пошло, и не может разделиться неприятель. Сие же писание оканчиваю тем, что первого разлития вод (или и ныне буде возможно) конечно не пропускайте, но с божиею помощиею выходите, чем нас зело обяжете и удовольствуете; противное же, ежели по сему не учините и до травы стоять станете, то уже сие дело не за доброго слугу, но за неприятеля почтено будет».

Пославши это решительное приказание Огильви, на другой день, 13 марта, Петр сдал начальство над войском Меншикову, на которого совершенно полагался, и отправился в Петербург в самом печальном расположении духа. Семь дней тому назад он писал Апраксину: «О здешнем писать, после баталии саксонских бездельников, нечего; только мы с приближающимся Лазарем (днем Лазарева воскресенья) купно в адской сей горести живы, дай боже воскреснуть с ним». Остановившись на несколько дней в Нарве, царь писал Меншикову: «Пути моего было, кроме простоя, пять дней и несколько часов, где, слава богу, все добро, и от сего дня в 6 или 7 дне поеду в Питербурх. Но токмо еще души наши на мытарствах задерживаются, о чем сам можешь рассудить. Боже, даруй воскресением своим радость!» Из Петербурга 7 апреля писал к тому же Меншикову: «Я не могу оставить, отсель не писать к вам из здешнего парадиза, где, при помоществовании вышнего, все изрядно; истинно, что в раю здесь живем; точию едино мнение никогда нас оставляет, о чем сам можешь ведать, в чем возлагаем не на человечью, но на божию волю и милость».

Наконец бог дал радость: 24 марта, в самый день Светлого воскресенья, русское войско вышло из Гродно, воспользовавшись, как писал Петр, вскрытием Немана, по мосту, заранее приготовленному, а 27 числа встретил его Меншиков. Расчеты Петра оправдались: Карл более недели не мог преследовать русских вследствие вскрытия Немана, а когда шведы навели мост и перешли через реку, то русские были уже у Бреста. Дальнейшее преследование весною в болотистой стране было невозможно, и Карл, давши отдохнуть своим войскам на Волыни, отправился в Саксонию, чтоб покончить с Августом. Петр был в восторге, получивши известие о благополучном выходе своего войска из Гродно. «Min Bruder! – писал он Меншикову 29 апреля. – С неописанною радостию я господина Старика от вас с письмом получил, будучи во флоте у Кроншлота на корабле („Олифанте“) виц-адмирала, и той же минуты, благодаря бога, со всего флота и крепости трижды стреляно, а каковы были сему радостны и потому шумны, донесет Старик вам сам. Истину сказать, что от сей ведомости вовсе стали здесь радостны, а до того, хотя и в раю жили, однако всегда на сердце скребло». Лечение задержало царя в Петербурге целый май месяц. «О бытии моем (т. е. о приезде к войску) не извольте сомневаться, – писал он Меншикову 10 мая, – ибо конечно в конце сего месяца поеду, а ранее того невозможно, ей, не для гулянья, но дохтуры так определили, чтоб, по пускании крови жильной (которая вчерась отворена), две недели на месте принимать лекарство, и потом тотчас поеду, ибо сама ваша милость видел, каково мне было, когда разлучены были от войска мы. О здешних поведениях сомневаться не изволь: ибо в рае божии зла быти не может».

Между тем, не зная еще о походе Карла XII на Саксонию, боялись, чтоб он не овладел Киевом; Меншиков, именем царским, велел всему войску двинуться к этому дорогому для России городу; Огильви протестовал, требуя, чтоб пехота охраняла Киев и Смоленск, а конница разбросалась по рекам Припяти, Горыни, Стыри, Случе. Огильви жаловался беспрестанно царю, что Меншиков похищает себе его власть; Петр молчал, Меншиков распоряжался: так, когда получена была в Киеве ведомость о взятии Астрахани Шереметевым, Огильви не велел стрелять из ружья в знак торжества, а Меншиков распорядился сам стрельбою. 25 июля Петр объявил, что вышним командиром над всем войском оставляет фельдмаршала Шереметева, Огильви же дается 13 полков, ибо в условиях с ним постановлено, что он будет иметь всегда отдельный корпус, хотя и будет состоять под командою первого фельдмаршала российского. Наконец Огильви был уволен в сентябре 1706 года; по этому случаю Шафиров писал Меншикову: «Невзирая на все худые поступки, надобно отпустить его (Огильви) с милостию, с ласкою, даже с каким-нибудь подарком, чтобы он не хулил государя и ваше сиятельство, а к подаркам он зело лаком и душу свою готов за них продать».