История Российская IX-XVII вв.

Скрынников Руслан Григорьевич

Так образовалась «седьмочисленная» комиссия, своего рода прообраз знаменитой «семибоярщины» Смутного времени начала XVII в., которую возглавлял удельный князь боярин Ф. И. Мстиславский. В день составления завещания Василий III окончательно решил, кого «пустити в думу и приказати свой государев приказ». Обычное для духовных грамот выражение «приказать малолетнего сына» означало учреждение опеки над ним.

Было бы ошибкой думать, что цель Василия III состояла в том, чтобы отстранить от управления Боярскую думу и заменить ее опекунским (регентским) советом. Совет был не более чем одной из комиссий думы. Назначение членов совета не было результатом произвольного решения монарха.

В 1533 г. в состав думы входило примерно 11–12 бояр. Назначение Шуйских определялось тем, что добрая половина членов думы (двое Шуйских, двое Горбатых, А. А. Ростовский, а также в чине дворецкого И. И. Кубенский — Ярославский) представляла коренную суздальскую знать. Из старомосковских родов боярский

чин имели трое Морозовых, Воронцов и Захарьин [436] . Становится понятным, почему Шуйским удалось ввести в регентский совет второго члена своей семьи и почему представительства в совете добились Морозовы. Опекунский совет был составлен из авторитетных бояр, представлявших наиболее могущественные аристократические кланы Боярской думы. Василий III непреднамеренно расширил совет с трех до шести бояр, что имело важные последствия. Опекунский совет получил возможность подменить думу в целом. Наличие главы Казенного приказа и двух других высших приказных позволяло совету решать финансовые, земельные и другие дела.

436

Зимин А. А. Формирование боярской служилой аристократии. С. 289–290.

По давней традиции великий князь, покидая Москву, оставлял «царствующий град» в ведении боярской комиссии, в которую также входил казначей и другие чины. Опекунский совет и московская комиссия были высшими комиссиями Боярской думы, выполнявшими во многом сходные функции при малолетнем государе или при длительном отъезде монарха из столицы. Можно полагать, что предтечами «семибоярщины» начала XVII в. были в равной мере опекунский совет Василия III и московская боярская комиссия. Во второй половине XVI в. названная комиссия не менее десяти раз брала на себя управление «царствующим градом» в отсутствие государя. Численность ее колебалась. В шести случаях в ней было 7 бояр, в других — от 3 до 6 лиц [437] .

437

Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 1. Ч. 2. М., 1977. С. 347–348; Т. 1. Ч. 3. М., 1978. С. 499, 513–514; Т. 2. Ч. 1. М., 1981. С. 11; Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966. С. 542; Боярские списки. Ч. 1. М., 1979. С. 270.

В летописях, составленных при дворе царя Ивана, можно прочесть, что Василий III вручил скипетр жене Елене Глинской, сердце которой было исполнено «великого царского разума», что и позволило ей стать правительницей государства при малолетнем наследнике. Официальная летопись наделяла Глинскую правами законной преемницы великого князя [438] . Однако источники неофициального происхождения рисуют другую картину. Как сообщал псковский летописец, Василий III «приказа великое княжие сыну своему большому князю Ивану и нарече его сам при своем животе великим князем и приказа его беречи до пятнадцати лет своим боярам немногим» [439] .

438

ПСРЛ. Т. 8. С. 285; Т. 13. С. 76.

439

Псковские летописи. Вып. 1. М., 1941. С. 106. Свидетельство Псковской летописи опровергает мнение АЛ. Юрганова о том, что функции бояр, свидетелей при составлении великокняжеского завещания, «не имели прямого отношения к управлению государством». (Юганов АЛ. Политическая борьба в годы правления Елены Глинской (1533–1538 гг.). АКД М., 1987. С. 12).

«Немногие бояре» — это и есть регентский совет, назначенный Василием III. Перед самой кончиной монарх еще раз призвал всех членов совета и еще раз «приказывал» им о сыне и о правлении государством. Это второе совещание не имело того значения, какое имело первое, когда было составлено завещание. Под конец Василий отпустил всех, оставив при себе трех человек: Глинского, Захарьина и Шигону. Им он дал последние наставления насчет жены, «како ей без него быти и как к ней бояром ходити». Таким образом, процедура сношений между думой и вдовствующей великой княгиней была поставлена также под надзор опекунов.

Занимаясь «устроением земским», государь ни разу не пригласил «жену Олену». Объяснение с ней он откладывал до самой последней минуты. Когда наступил кризис и больному осталось жить считанные часы, советники стали «притужать» его послать за великой княгиней и благословить ее. Тогда только Елену пустили наконец к постели умирающего. Рыдая, княгиня бросилась к мужу с вопросом о своей участи: «Государь! князь велики! На кого меня оставляешь и кому, государь, дети приказываешь?» Василий III отвечал кратко: «Благословил есми своего Ивана государьством великим княжением, а тебе есми написал в духовнои своей грамоте, как в прежних

духовных грамотех отец наших и прародителей, по достоянию, как прежним великим княгиням» [440] . Традиции, сложившиеся в роду Ивана Калиты, хорошо известны. Вдовы московских государей «по достоянию» получали вдовий прожиточный удел, но их никогда не назначали правительницами. Переписка между Василием III и Еленой Глинской показывает, что муж никогда не советовался с женой о своих делах. Перед кончиной он не позаботился посвятить ее в свои планы. Вековые обычаи не допускали участия женщин в делах правления.

440

Постниковский летописец. ПСРЛ. Т. 34. С. 22.

Учреждая регентство, Василий III сознавал опасность раздора между думой и многочисленным и авторитетным опекунским советом. Пригласив к себе всех членов думы, монарх обратился к ним с особой речью. Текст ее передан в разных редакциях «Повести» неодинаково. По Постниковскому летописцу, больной призвал бояр крепко постоять за то, чтобы законный наследник «учинився на государстве государем, была бы в земле правда и в вас бы розни никоторые не было». Затем монарх дал разъяснения по поводу нарушения традиции и включения в совет Глинского. «Да приказываю вам, — сказал он, — Михайло Лвович Глинской человек к нам приезщей, и вы б того не молвили, что он приезщей, держите его за здешнего уроженца, занеже мне он прямой слуга». Василий III возложил на Глинского ответственность за обеспечение личной безопасности Елены и малолетнего сына. «А ты б, князь Михайло Глинской, за моего сына великого князя Ивана и за мою великую княгиню Елену… кровь свою пролиял и тело свое на раздробление дал» — так закончил Василий свою речь [441] . В новгородской летописи по списку Дубровского речь передана иначе. Обращаясь к главе думы князю Д. Ф. Бельскому с братьею и к боярам, монарх сказал: «…приказываю вам своих сестричев князя Дмитрия Федоровича Белского с братиею и князя Михаила Лвовича Глинского, занеже князь Михайло по жене моей мне племя…» [442] Василий приказал Д. Ф.Бельского… самому же Д. Ф.Бельскому. Редакторская правка лишила текст логики и смысла. Редактор ставил целью доказать, будто государь наделил главу думы Бельского такими же полномочиями, как и Глинского, поручив ему ратные дела и земское строение. В действительности было не так.

441

Там же.

442

Новгородская летопись по списку Дубровского. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 3. С. 558.

К концу жизни Василий III обладал большой властью. Поначалу никто не смел нарушить его последней воли. Польский гонец, побывавший в Москве через полгода после смерти великого князя, очень точно описал сложившуюся там ситуацию: «…на Москве старшими воеводами, которые з Москвы не мают николи зъехати — старшим князь Василий Шуйский, Михайло Тучков, Михайло Юрьев сын Захарьина, Иван Шигона, а князь Михайло Глинский, тые всею землею справуют и мают справовати до леть (совершеннолетия. — Р. С.) князя великаго». Глинский во всем следует воли сотоварищей, и «все з волею княгини великой справуют. А князь Дмитрий Бельский, князь Иван Овчина, князь Федор Мстиславский тыи теж суть старшими при них (в думе. — Р. С.), але ничого не справуют (не управляют. — Р. С.)» [443] .

443

Акты, относящиеся к истории Западной России. Т. 2. СПб., 1846. С. 331.

Приведенное донесение имеет большое значение как свидетельство очевидца. Польский дипломат точно очертил круг лиц, управлявших всеми делами Москвы. Эти лица — исключительно члены «седьмочисленной комиссии» — опекунского совета. Два источника независимого происхождения — псковская летопись и польское донесение — одинаково свидетельствуют о том, что опекуны Шуйский, Глинский, Захарьин и другие получили полномочия управлять государством, пока Иван IV не достигнет совершеннолетия. Дипломат называет по именам старших бояр думы — князя Д. Ф. Бельского, конюшего князя И. Ф. Овчины — Оболенского, Ф. Мстиславского, поясняя при этом, что их положение почетно, но они ничего не решают.

Прошло некоторое время, и в государстве вспыхнули раздоры, которых так опасался Василий III. Брат Василия удельный князь Юрий не отказался от своих честолюбивых планов. Исход борьбы за трон зависел от знати, среди которой наибольшим влиянием пользовались князья Шуйские. Сразу после кончины Василия III удельный князь попытался привлечь на свою сторону князей Шуйских, но успеха не добился. Опасность сплотила членов регентского совета. Юрий был арестован и посажен в башню. Однако после ареста князя единодушию бояр пришел конец.