История российского сыска
Шрифт:
11 июня 1937 года в Москве Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании рассмотрело дело по обвинению Тухачевского и других. После зачтения обвинительного заключения все подсудимые, отвечая на вопросы председателя суда, заявили, что они признают себя виновными. В дальнейшем они, выполняя требования работников НКВД, подтвердили в суде в основном те показания, которые дали на следствии.
Вот некоторые моменты, характеризующие ход судебного процесса. Выступление Якира на судебном процессе в соответствии с замыслами организаторов
Однако когда Блюхер, пытаясь конкретизировать подготовку поражения авиации Красной Армии в будущей войне, задал об этом вопрос, то Якир ответил: «Я вам толком не сумею сказать ничего, кроме того, что написано следствию».
На вопрос председателя суда о том, в чем выразилось вредительство по боевой подготовке, Якир уклончиво заявил: «Я об этом вопросе говорил в особом письме».
Тухачевский в суде некоторые обвинения не подтвердил.
Когда же Уборевич стал отрицать обвинение во вредительстве и шпионаже, суд прервал его допрос, а после перерыва, продолжавшегося один час, перешел к допросу других подсудимых.
При допросе в суде Якир и Уборевич отрицали обвинения в шпионаже. Так, на вопрос Дыбенко, обращенный к Якиру: «Вы лично когда конкретно начали проводить шпионскую работу в пользу германского Генерального штаба?» — подсудимый Якир ответил: «Этой работы лично непосредственно я не начинал». Когда Дыбенко спросил Уборевича: «Непосредственно шпионскую работу вы вели с немецким Генеральным штабом?» — Уборевич ответил суду: «Не вел никогда». На вопрос Ульриха, адресованный Тухачевскому: «Вы утверждаете, что к антисоветской деятельности примкнули с 1932 года, а ваша шпионская деятельность, ее вы считаете антисоветской, она началась гораздо раньше?» — последовал ответ Тухачевского: «Я не знаю, можно ли было считать ее шпионской...»
Эйдеману при допросе в суде было задано всего три вопроса.
Судьба подсудимых была предрешена заранее. Бывший секретарь суда Зарянов в 1962 году сообщил: «О ходе судебного процесса Ульрих информировал Сталина. Об этом мне говорил Ульрих, он говорил, что имеется указание Сталина о применении ко всем подсудимым высшей меры наказания — расстрела».
Объяснения Зарянова о встрече Сталина с Ульрихом подтверждаются регистрацией приема Сталиным Ульриха 11 июня 1937 года. Из записи видно, что при приеме Ульриха Сталиным были Молотов, Каганович и Ежов.
В день суда в республики, края и области Сталиным было направлено указание:
«Нац. ЦК, крайкомам, обкомам.
В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т. е. двенадцатого июня.
Секретарь
11.VI. 1937 г.
11 июня 1937 года в 23 часа 35 минут председательствующий Міьрих огласил приговор о расстреле всех восьми осужденных. Приговор был приведен в исполнение 12 июня 1937 года. По указанию Сталина повсеместно были проведены собрания и митинги, сообщение о приговоре и приведении его в исполнение были опубликованы во всех газетах и объявлены в приказе Ворошилова по армии. Все это вело к дезинформации военных организаций и советской общественности о положении в Красной Армии.
Как отмечалось выше, решения февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года, требования Сталина и Молотова о проверке военного ведомства были восприняты органами НКВД как прямая директива о массовой чистке кадров армии и флота от имевшихся там вредителей, и уже через девять дней после суда над Тухачевским были арестованы как участники военного заговора 980 командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов; 21 комкор, 16 полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров.
С ведома и разрешения Сталина органы НКВД по отношению к арестованным широко применяли физические меры воздействия, шантаж, провокации и обман, в результате чего добивались ложных показаний о «преступной деятельности» целого ряда видных военных работников, находившихся на свободе. Показания многих арестованных направлялись Сталину, который единолично, без какого-либо разбирательства, решал вопрос об аресте невинных людей.
Так, например, ознакомившись с протоколом допроса от 5 августа 1937 года арестованного заместителя начальника Разведуправления РККА М. К. Александровского, Сталин написал Ежову: «Арестовать: 1) Каширина, 2) Дубового, 3) Якимовича, 4) Дорожного (чекист), 5) и других».
В этом протоколе отметки «арестовать», «взять» были сделаны Сталиным против 30 фамилий.
Значительное число военачальников было арестовано также и с санкции Ворошилова. Так, 28 мая 1937 года НКВД СССР составил список работников Артуправления РККА, на которых имелись показания арестованных как на участников военно- троцкистского заговора. В этот список были включены помощник начальника Артиллерийского управления РККА комбриг Я. М. Железняков и многие другие, всего 26 командиров Красной Армии. На списке имеется резолюция Ворошилова: «Тов. Ежову. Берите всех подлецов. 28.V. 1937 года. К. Ворошилов».
В августе 1937 года из Наркомата обороны СССР в НКВД СССР было направлено письмо об аресте ряда видных руководящих военных работников. В данном случае Ворошиловым без какого-либо разбирательства были приняты решения об аресте руководящих военных работников. Активное участие в решении вопроса об аресте командиров и видных руководящих военных работников принимали в 1937—1938 годах начальник Управления Наркомата обороны по начсоставу Е. А. Щаденко, начальник Ілавного политического управления РККА Мехлис (на эту должность он был назначен вместо Гамарника), заведующий отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков.