История российского сыска
Шрифт:
– Так что же ты говорил?
– Говорил, как надлежит высокой чести: Её Величеству, государыне Анне Ивановне, а не просто – Анне Ивановне… Рудаковский со злобы оговаривает.
– Позвать сюда асессора Рудаковского!
– Как он говорил об императрице?
– Весьма оскорбительно для высокой чести самодержицы – именовал её, как простую знакомую, Анной Ивановной, без титула, подобающего её персоне. Говорил мне в глаза и слышали его другие люди, коих могу свидетелями поставить.
– Ну! – обратился Ушаков к Никифору. – Признавайся лучше прямо, винись, не то –
– Со злобы!.. Потому как…
– А, не признаёшься! Поднимите его на дыбу!
– Винюсь, винюсь, ваше превосходительство! В забвении был, с досады, может, что и не так сказал, как надобно! Дело моё не решают, ну я и хотел постращать именем Её Величества государыни, чтоб дело-то решили…
– Ну, так чтобы ты никогда не забывал подобающей императорской персоне чести и уважения, мы тебя плетями спрыснем, – решил Ушаков.
Не искал с тех пор больше столяр Муравьёв справедливости в судах.
В день коронации императрицы Анны Иоанновны, после литургии и молебного пения, у воеводы Белозерской провинции, полковника Фустова, был званый обед.
Собрались к нему все знатные люди: игумен ближнего монастыря, городской протопоп, ратушские бургомистры, бургомистры таможенные и кабацкие и много другого зажиточного люда. Между гостями было и двое молодых военных: поручик морского флота Алексей Арбузов и прапорщик Василий Уваров.
За обед сели чин чином; радушная полковница усердно угощала; игумен и протопоп, сидевшие на первых местах, завели разговор о епархиальных делах, кабацкие бургомистры о винном торге, а ратушские пустились обсуждать дела администрации. Молодые военные занялись разговорами с барышнями – дочками воеводы. Прапорщик скоро овладел вниманием старшей дочери-красавицы, что взорвало поручика, большого кутилу и забияку. Бросая сердитые взгляды, поручик стал изыскивать способ придраться к чему-либо и дать почувствовать прапорщику своё превосходство. Но на все его колкие замечания Уваров отвечал спокойно, что ещё более распалило Арбузова.
Но вот встал хозяин и предложил выпить за здоровье императрицы. Все поднялись, чокнулись и выпили. Только Уваров, отпив полрюмки, сморщился и поставил её снова на стол.
– Что же вы так мало пьёте? – спросила хозяйка.
– Я теперь дал зарок не пить больше, потому что от хмельного болен бываю. На прошлой неделе кутнул слегка в компании, так после трое суток болен пролежал, думал совсем смерть подходит.
Арбузов, занятый усердно выпивкой, не заметил этого, но вот радушная хозяйка подошла к Уварову со стаканом пива.
– Не могу-с, ей-богу, не могу пить, дал обещание.
– Ну что вам сделается от стакана пива? – уговаривала полковница, – теперь такой день! Нужно выпить за здоровье императрицы!
– Да вот отец протопоп ещё не пил вина, – пробовал отвертеться Уваров, но в это время вдруг поднялся поручик Арбузов.
– Как, что такое?! Он не хочет пить за здоровье Её Величества? – громко заговорил он через стол и вперил злые глаза в Уварова.
– Я не пью, потому что мне это вредно, но, если хотите, я выпью, только дайте мне чего-нибудь полегче…
– Ах, вот горе, – засуетилась
Уваров, взяв стакан пива, выпил его.
– Нет, ты этим не отвертишься! – горячился Арбузов, – как это ты отказываешься пить за здравие императрицы? Ты после этого не верный слуга государыни, а каналья! Ты, бестия, недостоин носить военный мундир, потому что не уважаешь Её Величества!..
– Потише, потише! – вскочил Уваров. – Вы не смеете так называть меня! Всемилостивейшая государыня не желает своим подданным от пьяного питья вреда, не требует её здоровья, если подданные будут пьяными валяться да болезни наживать!..
– А, вот ты как! Ну, я тебя заставлю выпить! Ты пил прежде, я сам видел тебя пьяным! – заорал Арбузов, подступив к прапорщику со стаканом водки. – Пей, сейчас пей, не то я тебя всего расквашу! – и сжатый кулак поднялся над головой Уварова.
Уваров отшатнулся назад, глаза его загорелись гневом, но тут переполошившиеся гости схватили Арбузова, стакан выпал и разбился…
– Я не хочу в чужом доме скандал поднимать, мы рас считаемся с вами после, – сказал Уваров и направился к выходу.
– Ну, погоди, дьявол, съедусь я с тобою где-нибудь, разорву на части, изобью как собаку! – кричал, вырываясь из рук гостей, поручик.
Гости, встревоженные скандалом, вышли из-за стола, уговаривали и укоряли Арбузова, а полковник-воевода дал время удалиться Уварову. Указав Арбузову на дверь, он крикнул:
– Пошёл вон! Я не позволю всякому пьянице буянить у меня в доме! Вон!
Арбузов оборотился, хотел ещё что-то сказать, но его вытолкали за дверь…
Последствием этой истории между двумя молодыми офицерами была не дуэль; они избрали другой, хотя, по нравам эпохи, и не менее кровавый путь, – оба подали в новгородскую губернскую канцелярию по прошению и представили суду решить их дело чести.
Прапорщик Уваров написал прошение и подал через два дня после происшествия и в прошении жаловался, что Арбузов «неведомо за что» изругал его, причём подробно перечислил все бранные эпитеты, которые он слышал.
Дело это, по ходатайству самого воеводы, вполне сочувствующего Уварову, не откладывалось в долгий ящик, и скоро Арбузов должен был получить возмездие за скандал в доме воеводы.
Чувствуя собравшуюся над его головой беду, Арбузов вдруг вздумал повернуть дело на другой лад и, не теряя времени, махнул в ту же канцелярию доношение на Уварова, оскорбившего монаршую честь тем, что не хотел пить, «как российское обыкновение всегда у верных рабов имеется», за здравие Её Величества.
Получив такой донос, новгородская канцелярия не признала возможным рассматривать дело самой, а составя экстракт из обеих бумаг, послала его в Тайную канцелярию, к Ушакову.
Начались допросы всех причастных к делу лиц и свидетелей.
Уваров на допросе объяснил: до 24 апреля в компаниях он вино и пиво пил и, видя от того питья себе вред, пить перестал от 24 числа, а 28 апреля, когда воевода предложил всем по рюмке водки за здравие Её Величества, и он выпил, а не пил только другую, предложенную Арбузовым.