История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте
Шрифт:
Известный ученый К. А. Тимирязев, выступая на VIII съезде естествоиспытателей и врачей в 1890 г., говорил: «Если XVIII век сохранил за собой гордое прозвище века разума, то девятнадцатому, конечно, не откажут в более скромном прозвище – века науки, века естествознания» [18] . Тимирязевская хронология явно требует уточнения. Действительно, XIX век начинался эпохой Александра I, власть сразу взяла курс на просвещение общества. М. М. Сперанский (1772–1839) – директор департамента Министерства иностранных дел в 1803–1807 гг., статс-секретарь императора с 1807 г., госсекретарь Государственного совета с 1810-го – провел реформирование управления страной, а также системы церкви, в том числе «усовершенствование духовных училищ» и вообще духовного образования [19] . Чиновник Министерства народного просвещения, попечитель петербургского учебного округа С. С. Уваров откровенно паниковал в 1813 г.: «Состояние умов в настоящую минуту таково, что смятение понятий достигло последней крайности… У всех на языке слова: религия в опасности, нарушение нравственности» [20] .
18
Труды VIII
19
См. об этом: Федоров В. А. Духовная православная школа // Очерки русской культуры XIX века: Культурный потенциал общества. Т. 3. М., 2001. С. 365–386.
20
Русский архив. 1871. Т. 1. С. 130.
Реакцией был довольно резкий поворот Александра I к мистицизму, что отразилось на внешней и внутренней политике России. Император становится инициатором Священного союза, в 1817 г. под руководством обер-прокурора А. Н. Голицына в стране создается Министерство духовных дел и народного просвещения (до 1824 г.). Главной идеей новой политики стала формула: «Все в религии и все через религию» [21] . Историк М. И. Сухомлинов по горячим следам очень точно обрисовал эту ситуацию: «Соединение веры и знания провозглашено было целью умственного развития, но под соединением понимали не равноправный союз двух начал, а полное безусловное господство одного над другим. Отвергая свободу научного исследования и увлекаясь крайней нетерпимостью, отрицали построение наук на независимых основаниях» [22] .
21
См. подробнее: Бастракова М. С., Павлова Г. Е. Наука: власть и общество // Очерки русской культуры XIX века: власть и культура. Т. 2. М., 2000. С. 334–337.
22
Сухомлинов М. И. Материалы для истории образования в России в царствование Александра I: в 2 т. Т. II. СПб., 1866. С. 2–3.
Один из идеологов проводимой политики член Главного правления училищ М. Л. Магницкий изложил точку зрения власти так: «Просвещение в государственном смысле не может быть не что иное, как полное собрание всех положительных наук, с новейшими их открытиями и лучшими методами преподавания, вверенное (правительством, как его частное дело) надежному, по его нравственности, сословию ученых и распределяемое им под действительным надзором, согласно с религией, с образом правительства, разным классам граждан, в нужной для каждого из них мере» [23] .
23
Девятнадцатый век / изд. П. И. Бартенева. Кн. I. М., 1872. С. 241.
В этой формуле хорошо представлено владельческое, вотчинно-попечительное направление власти, господствовавшее в России, при котором литераторы, цензоры и ученые являются чиновниками государства и выполняют его социальный заказ, где просвещение дозируется по воле власти, образование нужно до известной степени, в определенных властью границах. В таких условиях в контроле за мыслью, журналистикой превалировала духовная цензура, что получило закрепление в организации названного министерства и функционировании особого «Комитета 2 апреля 1848 года» (1848–1855) [24] . Его предписания, как потом определят, носили «клерикально-пиетистический» характер [25] . В центре внимания цензуры оказалось фундаментальное противоречие религиозного духовного и светского духовного воззрения на мироздание.
24
О его деятельности см.: Жирков Г. В. Век официальной цензуры // Очерки русской культуры XIX века: власть и культура. Т. 2. М., 2000. С. 193–204.
25
Русская старина. 1903. Т. 115. Кн. 8. С. 416.
Так, 27 июня 1850 г. министр внутренних дел Л. А. Перовский сообщал князю П. А. Ширинскому-Шихматову, министру народного просвещения, о том, что «Курские ведомости» (№ 16 и 17) поместили статью Гутцейта «Об ископаемых Курской губернии», в которой «миросоздание и образование нашей планеты и само появление человека изображаются и объясняются по понятиям геологов, вовсе несогласным с космогониею Моисея в его книге Бытия».
18 января 1852 г. уже Ширинский-Шихматов отправил попечителю Московского учебного округа длинное и гневное послание по поводу напечатания в «Московских ведомостях» (№ 4) статьи «О первом появлении растений и животных на Земле». Фактически это был отрывок из лекции профессора К. Ф. Рулье. Министр возмущался, что в газете, имевшей тысячи читателей – «людей всякого состояния», была помещена статья, выражающая взгляды, не соответствующие Святому Писанию. Последовало распоряжение «приостановить печатание всех вообще публичных лекций, особенно профессора Рулье». Когда редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков попытался объяснить, что его газета – издание Московского университета и он не мог отказать в опубликовании статьи «вполне благонамеренного профессора», Ширинский-Шихматов снова обвинил ее редакцию в «поколебании одного из важнейших догматов, исповедуемых нашей церковью о сотворении мира». «Верно и непреложно только то, – твердо заявил министр, – что сказано о том в книге Бытия» [26] .
26
Русская
Вообще, появление научно-популярной публицистики, которая стала выходить на страницах газет, было встречено властью с позиций предубеждения и усилением цензорской бдительности к контенту. «Русская умственная культура в XIX – начале XX веков может считаться созданием общественной самодеятельности, – обобщал свои наблюдения В. И. Вернадский в 1912 г. – Государственная организация большей частью являлась враждебным ей элементом; бывали годы, когда даже пассивное отношение ее органов к исполнению принадлежащего ей удела было уже исторической заслугой» [27] .
27
Вернадский В. И. 1911 год в истории русской национальной культуры // Ежегодник газеты «Речь» за 1912 год. СПб., 1912. С. 3.
Характерен в этом смысле юмористический эпизод из переписки двух сановных цензоров – А. Х. Бенкендорфа и С. С. Уварова. Шеф жандармов, озабоченный охраной авторитета, чести и достоинства дворянства, 4 января 1841 г. рекомендовал министру народного просвещения 43-й том журнала «Библиотека для чтения», где в разделе «Смесь» была опубликована научно-популярная статья «Светящиеся червячки». Бенкендорф замечал: «Нельзя видеть без негодования, какой оборот дает господин сочинитель этой статьи выражению, употребляемому в программе одного из дворянских собраний». Шеф жандармов углядел в позиции журналиста презрение к дворянству.
В статье речь шла об исследованиях натуралистами светящихся червячков. Автором ее был сам издатель и редактор «Библиотеки для чтения» О. И. Сенковский, вставивший в конце статьи остроту: «Один монпельский натуралист взял ночью самку и через окно выставил ее на ладони в сад: спустя несколько минут прилетел к ней самец, как кажется, с той же целью, для какой, по словам печатной программы, учреждено и С-ое (Санкт-Петербургское. – Г. Ж.) дворянское собрание, то есть для соединения лиц обоих полов. Лишь только эти насекомые исполнили программу почтенного собрания, свет самки тот час же погас». По высочайшей резолюции редактор и цензоры получили за эту шутку строгие выговоры «впредь быть осторожнее» [28] .
28
Русская старина. 1903. Т. 114. Кн. 4. С. 16.
Эпизод свидетельствует, что ни невинное название статьи, ни ее аполитическая тема, ни ее научное содержание – ничто не ускользало от бдительного ока цензуры. Вероятно, это говорит о профессионализме контролеров публичного слова, видевших происходившие в информационном процессе общества изменения. Первая половина XIX в. ознаменовалась началом массовизации общества, созданием государственной системы журналистики. С 1830-х годов в стране организуется сеть «Губернских ведомостей». В ответ на ее появление Русская православная церковь (правда, с некоторым опозданием – с 1860-х годов) налаживает сеть «Епархиальных ведомостей». Одновременно развивается коммерческая пресса, ярким представителем которой и был журнал «Библиотека для чтения» (1834–1856) [29] . Интеллигенция России стремится обратиться со словом к более массовой аудитории. Из 75 миллионов населения страны, по мнению князя В. Ф. Одоевского, «читающих всего 100 тысяч», причем 90 тысяч из них читают «единственно “Календарь” и “Сенатские новости”» [30] . Вот почему основой всей жизни В. Ф. Одоевского (1804–1869) было просвещение всех слоев русского общества. Князь – аристократ – пытался выйти на самый широкий круг читателей, в том числе на крестьян. Он выступал как публицист-популяризатор: написал книги «Гальванизм в техническом применении», «Опыт исторического обозрения тех химических открытий и наблюдений, сделанных в последнее десятилетие, которые имеют полезное применение к сельской промышленности, домоводству и народному здравию» и др.; вместе с А. П. Заблоцким-Десятовским подготовил и издал в 1843–1848 гг. четыре выпуска сборника «Сельское чтение», где вышли 18 его статей: «Что такое чертеж земли, иначе план, карта, и на что все это пригодно», «Врачебные советы», «Что такое чистота и к чему она пригодна», «Кто такой дедушка Крылов» и др. «Сельское чтение» получило хороший отклик в обществе, переиздавалось, имело долгую жизнь.
29
Подробнее об этом см.: Щербакова Г. И. Журнал О. И. Сенковского «Библиотека для чтения» (1834–1856 гг.) и формирование массовой журналистики в России. СПб., 2005.
30
Одоевский В. К истории русской цензуры // Русский архив. 1874. Кн. 2. № 7. С. 28.
Массовизация информационного процесса вызвала ответную реакцию властных структур. Ограждение народа от «вредной» информации – проблема древняя. Так, еще в 1681 г. Соборное постановление об учреждении новых епархий было пронизано этой озабоченностью: в нем содержался запрет на выписки из книг Священного Писания, поскольку при этом допускаются ошибки, искажения, которые «простолюдины, не ведая, принимают за истину» [31] . Такое же отношение было и к народному творчеству, лубку. Даже в середине века по распоряжению министра народного просвещения П. А. Ширинского-Шихматова от 23 мая 1850 г. «лубочные картины», не проходившие ранее никакой цензуры, приравняли «к афишам и мелким объявлениям», подведомственным надзору полиции [32] .
31
Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 908. Оп. 1. Ед. хр. 168. Л. 84 об.
32
РГИА. Ф. 908. Оп. 1. Ед. хр. 168. Л. 82–83.