История русского романа. Том 2

Коллектив авторов

Вообще следует сказать, что суждения Щедрина о романе «Что делать?» едва ли не самый крупный промах сатирика в его полемике с «Русским словом», хотя, конечно, но большинству вопросов Щедрин занимал позицию более правильную, чем его оппоненты. И этот поомах свидетельствует о том, что в позитивной художественной пропаганде идей социализма, в показе перспектив будущего Щедрин был менее решительным человеком, нежели Чернышевский. По этой причине в творчестве Щедрина соображения, имеющие в виду пропагандистскую тактику, порой наносили некоторый ущерб соображениям стратегическим. Это сказалось в идее очерка «Каплуны», в проекте издания журнала «Русская правда», в оценке романа «Что делать?» и в некоторых других случаях. Ведь даже самый свой эзоповский язык Щедрин считал необходимым не только ввиду цензурных опасностей, но и потому, что видел в этом способ незаметного приобщения читателей к новым, непривычным, отпугивающим идеям.

Все это, однако, не должно оставлять сомнений в том, что Щедрин признавал огромное принципиальное значение романа Чернышевского «Что делать?».

Недаром же Щедрин — критик в течение всех 60–х годов активно развивал идею такого романа. Он с большим сочувствием встречал более или менее удачные художественные опыты такого рода, и в частности положительно отозвался о романе Ф. Омулевского «Шаг за шагом». Он подверг острой критике романы А. Михайлова («Засоренные дороги», «Вразброд», «Беспечальное житье»), роман Д. Мордовцева «Новые русские люди» и другие за неумение авторов этих произведений «поставить действующие лица в положение борцов и стремление заменить борьбу декламацией» (VIII, 403), за поверхностную и упрощенную трактовку типов «новых людей». Показывая, что так называемые антинигилистические романы 60–х годов, рисовавшие карикатурные образы «новых людей» («Взбаламученное море» Писемского, «Марево» Клюш- никова, «Некуда» Лескова, «Бродящие силы» Авенариуса и др.), стоят в художественном отношении на уровне низкопробного натурализма, Щедрин беспощадно разоблачал и ядовито высмеивал эту реакционную беллетристику, заклеймив ее представителей как «необулгаринскую школу» или «административно — полицейское» направление в литературе, целью которого является клевета на демократию.

Что же касается общественно — политического обличительного романа, то он, по мысли Щедрина, призван был докапываться до первоисточников социального зла и давать широкое критическое обозрение общественной жизни своего времени. Говоря о таком романе, Щедрин вспоминал Гоголя, задававшегося задачей «провести своего героя через все общественные слои» (VIII, 464).

Отправляясь от традиции «Мертвых душ» и гоголевского понимания романа нового времени, как широкой картины нравов и пороков эпохи, Щедрин развивал, в соответствии с историческими условиями и передовыми взглядами своего времени, идею сатирического романа как романа революционно — обличительного. Образцами такого романа в его собственном творчестве могут служить «История одного города», «Дневник провинциала в Петербурге», «Господа Головлевы», «Убежище Монрепо», «Современная идиллия», «Пошехонская старина».

Каждый из этих романов имеет, конечно, свои особые черты, причем два из них — «Господа Головлевы» и «Современная идиллия» — являются как бы крайними границами, в пределах которых разнообразится щедринский роман по своему содержанию и творческому методу.

3

В современных работах о Щедрине еще не преодолено абстрактноидеологическое освещение наследия сатирика. Тем самым нивелируется идейно — художественное своеобразие каждого отдельного произведения: об «Истории одного города» говорится в общем то же самое, что и о «Господах Головлевых», а фразы, высказанные в связи с последними, перекочевывают в суждения о «Современной идиллии» или о «Письмах к тетеньке» и т. д. Подобные работы порождают в сознании доверчивого читателя совершенно ложное и удручающее впечатление об однообразии произведений сатирика, в лучшем случае дают представление лишь об общей идейной направленности его творчества, но отнюдь не об идейнохудожественном богатстве, не о живом качественном многообразии его литературной деятельности. Например, читаем: «Не трагедия личности и не трагедия семьи интересует сатирика в „Господах Головлевых“, а трагедия общества, зашедшего в тупик, построенного на совершенно ложных основаниях». [393] В действительности же, конечно, величайшего гуманиста- демократа глубоко волновала трагическая судьба человека в эксплуататорском обществе, судьбы угнетенных масс прежде всего и вообще судьба личности, разрушающейся вследствие трагически сложившихся общественных условий. Картина социально — нравственного распада человеческой природы как результат всяческих форм насилия, уродующих и угнетаемых и угнетающих, и составляет одну из самых примечательных особенностей «Господ Головлевых». Это во — первых. А во — вторых, олицетворяя в головлевщине дворянство как исторически обреченный класс, действительно зашедший в тупик, Щедрин, однако, вовсе не вкладывал в свое обобщение понятие о целом обществе, зашедшем в тупик. Напротив того, крушение головлевщины служит в романе Щедрина одним из свидетельств того, что законы общественной истории действуют неумолимо, что в конечном счете, несмотря на все попытки правящих классов и группировок сохранить отжившие социальные формы, крепостная плотина разваливается, что как бы ни сопротивлялись Иудушки, в какие бы лицемерные махинации они ни пускались, но конец их господства неизбежен.

393

С. Ф. Баранов. «Господа Головлевы» М. Е. Салтыкова — Щедрина. «Труды Иркутского гос. университета», вып. X, 1954, стр. 22.

Если разобранная выше цитата не свидетельствует о правильном понимании исследователем вообще мировоззрения и творчества писателя, то слова, идущие вслед за ней, не говорят и о понимании своеобразия романа Щедрина. Вот эти слова: «„Господа Головлевы“ не семейно — бытовой роман, смысл которого, как неправильно утверждали некоторые критики, якобы сводится

к утверждению отвлеченно — моралистической идеи любви к человеку вообще, а роман социально — политический, в котором писатель отвергает основные принципы буржуазно — дворянского общественного строя во имя „идеалов будущего“». [394]

394

Там же, стр. 23.

Такой формулировкой исследователь заранее освободил себя от всех трудностей дальнейшего анализа, а вместе с этим и от возможности уяснения жанровой специфики романа, его своеобразия в ряду других произведений сатирика. В этой формулировке правильным остается положение о том, что смысл романа вовсе не заключается в утверждении от- влеченно — моралистической идеи любви к человеку вообще. В общем верно также и то, что в романе отвергаются основные принципы буржуазнодворянского строя. Однако это верно не только относительно «Господ Головлевых», но и относительно творчества Щедрина вообще. Ничего специфического для «головлевской хроники» в этом нет. Перенесите те же самые слова в статью о «Благонамеренных речах» или об «Убежище Монрепо» или о «Мелочах жизни» — и они будут там в такой же мере уместны, как и в статье о «Господах Головлевых». Они нисколько не продвигают вперед изучение собственно данного романа.

В самом деле, что значит утверждение: «Господа Головлевы» не семейно — бытовой роман, а роман социально — политический? Чем в таком случае данный роман отличается от «Истории одного города» или «Современной идиллии»? Никакого жанрового и проблемного разграничения предложенная исследователем формулировка не дает.

Роман «Господа Головлевы» написан «на принцип семейственности» (XIX, 186). Жанровое своеобразие «Господ Головлевых» в ряду других романов сатирика заключается именно в том, что это щедринский семейно — бытовой роман. Своеобразие тем ярче бросается в глаза, что к семейно — бытовым сюжетам Щедрин прибегал редко; в этом жанре, если не считать отдельных эпизодов и небольших произведений, написана после «Господ Головлевых» только «Пошехонская старина».

Однако то обстоятельство, что «Господа Головлевы» являются семейно — бытовым романом, вовсе не исключает и определения его как романа социально — политического. Семейный сюжет вполне может дать основание и для политического по своему значению романа. Яркие примеры этому— «Что делать?» Чернышевского, «Отцы и дети» Тургенева. Что же касается Щедрина, то какие бы сюжеты он ни разрабатывал, он всегда придавал своим произведениям социально — политический характер. Так дело обстоит, в частности, и с «Господами Головлевыми». Поэтому противопоставление: «не семейно — бытовой роман… а роман социально — политический», продиктованное, очевидно, опасениями унизить политического сатирика сближением его романа с «семейным» романом, — и не соответствует фактической стороне дела, и не имеет никакого смысла. Это именно семейно — бытовой психологический роман по своему конкретному содержанию и в то же время социально — политический роман по своей идейной направленности. Одним словом, это щедринский семейно — бытовой роман. И притом такой роман, который во всем творчестве Щедрина ближе всего стоит к жанру романа в его традиционном понимании. В тематическом и жанровом отношении «Господа Головлевы» больше, чем какое-либо другое произведение сатирика, напоминают романы о дворян ском поместном быте, созданные Тургеневым, Гончаровым, Толстым. Но при этом роман Щедрина резко отличается от других современных ему романов о «дворянских гнездах» своей яркой революционно — демократической направленностью, своим неумолимо беспощадным пафосом отрицания всего того, что связано с поместным бытом.

Для произведений Салтыкова характерна тесная генетическая связь последующего с предыдущим. Это относится и к «Господам Головлевым». В романе, в частности, отозвалась тема «умирания ветхого человека», т. е. помещичьего класса, которую в конце 50–х — начале 60–х годов сатирик начал разрабатывать в циклах об «умирающих» и о «глуповцах». Признав тогда же эту тему преждевременной, Салтыков отказался от завершения циклов. Социально — экономическое развитие России в пореформенные годы поставило вновь на очередь в творчестве писателя старую тему о распаде дворянского класса. Специально к ней Салтыков вернулся после того, как вполне определился переход экономического господства от помещиков к буржуазии. Не случайно, что первый из «головлевских» рассказов («Семейный суд») появился в составе «Благонамеренных речей», после рассказов «Столп» и «Превращение», где было изображено победное шествие хищника новой формации. Деруновы шли на смену Головлевым. Время благоприятствовало тому, чтобы показать помещичий класс в стадии крушения его прежнего безраздельного владычества. «Господа Головлевы» ответили этой исторической задаче.

Деградация дворянства показана в «Господах Головлевых» через призму семейно — бытовых отношений. Распад родственных связей, в которых всего естественнее ожидать проявлений человечности даже у порочной личности, Щедрин избрал в качестве одного из наиболее ярких свидетельств разложения паризитического класса. В «Благонамеренных речах», касаясь проблемы буржуазно — дворянской семьи, писатель обнажал глубокий аморализм человеческих отношений, лицемерно именуемых «святостью уз», рисовал неотвратимый процесс превращения собственнической семьи в ожесточенную арену борьбы за наследство и капитал. В «Господах Головлевых», продолжавших семейное ответвление «Благонамеренных речей», эта тема получила монументальное развитие.