История Русской армии
Шрифт:
Внешняя политика Александра II и развитие российской великодержавности
Севастополь исцелил русскую внешнюю политику от мистицизма. Священный союз канул в вечность. Идеализм, однако, остался, и политика наша носила за все это царствование характер сентиментальный и переменчивый в зависимости от случайных настроений. Руководящая идея в русской внешней политике совершенно отсутствовала, и канцлера Горчакова нельзя даже издали сравнить с его замечательными современниками: Бисмарком, Кавуром, Андраши и Дизраэли, мастерски заправлявшими европейской политикой за счет России.
Основным впечатлением, вынесенным руководителями нашей внешней политики от столь печально для нас развившегося конфликта с Европой в 1853–1856 годах, было чрезвычайное раздражение против неблагодарной
Однако сохранить сколько-нибудь продолжительное время этот курс нашей политике не удалось. Польское восстание 1863 года вызвало попытку вмешательства Западной Европы в русские дела. Франция руководилась при этом лишь сентиментальными соображениями, Англию же встревожило наше продвижение в Среднюю Азию. 1863 год знаменовал собой охлаждение ко Франции и начало 44-летнего острого конфликта с Британской империей — упорной дипломатической борьбы, в которой Англии не удалось воспрепятствовать образованию русского Туркестана, но косвенно удалось взять реванш за Кушку под Мукденом.
С Австрией отношения раз и навсегда испортились, с Францией они стали натянутыми, с Англией все время можно было ожидать разрыва. Все дружеские излияния петербурского кабинета обратились в Берлин — столицу нашего традиционного друга. Традиционный друг этот не замедлил использовать в своих целях такой выгодный для него оборот дел.
Пруссакомания еще с гатчинских времен являлась незыблемой традицией наших руководящих кругов. Александр II неуклонно следовал этому отцовскому и дедовскому обычаю. В 1864 году он предложил своему дяде Вильгельму I объявить в союзе с Россией войну Австрии, Англии и Франции. Посоветовавшись с Бисмарком, король, однако, отклонил это предложение. Бисмарк заявил, что в случае победы Россия станет вершить судьбами всего мира и сядет на длинный конец рычага. Прямодушный король так и отписал в Петербург.
Период с 1863-го по 1875 год явился расцветом тесной русско-прусской дружбы, далеко выходившей за рамки простого дипломатического союза. С русской стороны дружба эта носила прямо задушевный характер, с прусской — Вильгельм I лично платил своему царственному племяннику тем же. Вильгельм I получил орден святого Георгия IV степени за Барсюр-Об в 1814 году, и когда орден 26 ноября 1869 года праздновал свое столетие, оказался старейшим из георгиевских кавалеров. На орденский праздник он командировал в Петербург своего брата принца Альбрехта и своего флигель-адъютанта полковника Вердера (награжденного за проезд в салон-вагоне от Вержболова до Петербурга Георгием IV степени наградой, которой не удостоились сотни доблестных, проливших свою кровь русских офицеров, кавказцев и севастопольцев). Александр II, возложивший тогда на себя ленту I степени, пожаловал это высшее русское военное отличие и прусскому королю при трогательной телеграмме. Вильгельм I немедленно ответил: Глубоко тронутый, со слезами на глазах, обнимаю Вас, благодаря за честь, на которую не смел рассчитывать… Осмелюсь просить Вас принять мой орден Роиг 1е МегНе. Армия моя будет гордиться, видя Вас носящим этот орден. Да хранит Вас Бог! Старик король был совершенно искренен: Нет, какова оказанная мне честь! восклицал он в письме к брату Альбрехту. — Я счастлив в высшей степени, но совершенно потрясен. От избытка чувств я едва не уронил листа, и слезы показались у меня при воспоминаниях… А под надежным прикрытием союза с Россией Бисмарк приступил тем временем к осуществлению своего грандиозного замысла.
Победа Пруссии над Австрией в 1866 году приветствовалась у нас и правительством, и обществом. В сферах радовались победам дяди Государя и августейших шефов российских полков (вдобавок верных и неизменных друзей России и доблестных братьев по оружию при Лейпциге). В обществе приветствовали победу прусского школьного учителя —
Столь же радостно встретил придворный и официальный Петербург триумфальные победы пруссаков в 1870 году. Эти победы воспринимались как реванш за Альму и Инкерман. За Седан{160} Мольтке была пожалована георгиевская звезда. Белые крестики засияли в петлицах лихих командиров Гравелота и Сен-Прива, а то и на воротниках — у тех, кто уже получил эту высокую русскую боевую награду за Кениггрец и за Наход. Один лишь человек предвидел уже в те дни все ужасное зло, которое Германии суждено было причинить человечеству, и особенно России. Стоя в дрезденской толпе, провожавшей выступавшие в поход войска, Достоевский был одним из первых свидетелей зарождавшегося свирепого германского шовинизма. Это место Дневника писателя напоминает пророческую интуицию Бесов. Дипломатическая помощь, оказанная Россией Пруссии, была такова, что, извещая из Версаля официальной телеграммой Александра II об образовании Германской империи, Вильгельм I мог заявить: После Бога Германия всем обязана Вашему Величеству…
Нарушение Франкфуртским договором европейского равновесия почувствовалось, однако, в Петербурге. При всей посредственности своих руководителей наш Певческий мост{161} обладал весьма чувствительным сейсмографом (правда, всегда действовавшим с опозданием). Нежелание еще больше нарушить это уже поколебленное равновесие побудило петербургский кабинет энергично воспротивиться проекту Бисмарка добить Францию в 1875 году. Дипломатические представления были подкреплены внушительным сосредоточением 7 дивизий Виленского округа на прусской границе. Тевтонский меч был после этого вложен в ножны. Бисмарк и Мольтке поняли, что рассчитывать на свои восточные корпуса, как в 1866-м и 1870 годах, они больше не могут. К войне на два фронта Германия была не подготовлена как политически, так и стратегически. Бисмарк считал войну с Россией самой большой и непростительной ошибкой, которую может совершить Германия, — свою политику он строил на мирном использовании России. Возможность отомстить представилась Бисмарку три года спустя — на Берлинском конгрессе, где честный маклер лишил Россию всех плодов ее победы.
Такова была в общих чертах — от Парижского разгрома 1856 года до Берлинской капитуляции 1878 года — нетвердая и переменчивая политика петербургского кабинета.
* * *
Несмотря на эту слабую внешнюю политику, царствование Императора Александра Николаевича составило знаменательную эпоху в развитии нашей великодержавности.
В 1858 году по Айгунскому договору с Китаем Муравьев-Амурский присоединил к России Приамурскую область, и в 1862 году в заливе Посьета заложен пост и порт Владивосток. Туда были перенесены из Николаевска-на-Амуре все военно-морские управления, и Владивосток сделан главным нашим оплотом на Тихом океане.
К сожалению, тихоокеанской политики у нас в те времена еще не существовало. Петербург не сознавал огромного значения Камчатки и Аляски, вдвоем командующих всей северной частью Тихого океана. Камчатка с ее неисчислимыми естественными богатствами и незамерзающим Петропавловским рейдом оставлена втуне. Аляска же за ненадобностью уступлена в 1867 году за 5 миллионов долларов американцам (и те открыли в бывшей русской Америке богатейшие золотые россыпи). Приобретение Приморья стратегически не возмещало утраты Аляски, а сооружение Владивостока не оправдывало пренебрежения Петропавловском.
В 1864 году завершено дело двух предыдущих царствований — закончена Кавказская война, в российскую корону окончательно вставлена прекраснейшая из ее жемчужин.
Главным великодержавным делом Александра II явилось завоевание Средней Азии — исполнение мечты Петра. Сухой путь в Индию не только был найден, но Россия стала на нем твердою ногою. 1862 год — овладение Семиречьем, 1865 год завоевание Сыр-Дарьинской области, 1868 год — подчинение Бухары, 1873 год смирение Хивы, 1876 год — присоединение Ферганы, 1881 год — покорение Ахал-Текинского оазиса — являются блестящими этапами развития нашей государственности.