История Русской Церкви. Том 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)
Шрифт:
Впрочем, чтобы составить себе более подробное и раздельное понятие о добродетелях того времени, переберем некоторые отзывы летописей о наших тогдашних благочестивых князьях, ибо о других лицах, к сожалению, почти ничего такого не говорится в летописях. Судя по этим отзывам, надобно допустить, что христианское благочестие было уже глубоко насаждено в княжеских семействах и что во всех уделах, на всех престолах являлись по временам князья истинно добрые и благочестивые.
Начнем с важнейшего тогда княжения Владимирского. Андрей Боголюбский основал и возвел это княжение на степень великого. Он же первый был и украшением великокняжеского престола в новой русской столице не только по своим гражданским доблестям, но и христианским. Вот что говорят о нем летописи: «Сей благоверный и христолюбивый князь Андрей с юных лет возлюбил Христа и Его Пречистую Матерь, очистив свой ум, как светлую палату, и украсив душу всеми добрыми нравами. Он уподобился Соломону, соорудив две великолепные и богатейшие церкви: одну – в Боголюбове, другую – во Владимире... А потом создал и многие другие каменные церкви и многие монастыри, ибо Бог отверз его сердечные очи на весь церковный чин и на церковники. Не омрачил он ума своего пьянством; был кормителем чернецам, и черницам, и убогим и для всех людей был как бы отцом любвеобильным. Особенно же любил подавать милостыню: каждый день приказывал возить по городу различное брашно и питье и раздавать больным и нищим и, видя всякого нищего, просящего милостыню, подавал ему и говорил в себе: «Не Христос ли это пришел испытать меня?» Мужество и ум жили в нем, правда и истина с ним ходили, и он держался всех добрых обычаев. По ночам входил он в церковь, сам зажигал свечи и, повергаясь пред иконами Господа и святых Его, с сердцем сокрушенным и смиренным приносил, подобно Давиду, покаяние и плакал о грехах
Древняя русская столица – Киев видела также немало благочестивых князей на своем престоле. Таков был Ростислав Мстиславич († 1168). Он имел великую любовь к Пресвятой Богородице и святому отцу Феодосию Печерскому и часто говорил печерскому игумену Поликарпу: «Хотел бы я освободиться от маловременного и суетного света и многомятежного жития; поставь мне, игумене, добрую келью: боюсь напрасной смерти». Игумен обыкновенно отвечал: «Вам Бог повелел жить в мире, творить суд и правду и соблюдать данную присягу». «Но, отче, – заметил на это Ростислав, – княжение не может обойтись без греха; я уже немало пожил на свете и хотел бы поревновать благоверным царям, пострадавшим для Господа, святым мученикам, пролившим за Него свою кровь, и святым отцам, удручавшим тело свое постом и достигшим тесным путем Царствия Небесного». Наконец игумен согласился и сказал: «Ежели желаешь сего, княже, да будет воля Божия». Ростислав отложил на время исполнение этого желания, вероятно подчинившись внушению духовника своего Семиона, потому что, когда внезапная болезнь приблизила его к могиле, он позвал отца Семиона и сказал ему: «Ты отдашь слово пред Богом за то, что удержал меня от пострижения». Между тем во время княжения своего в Киеве Ростислав имел такой обычай: в Великий пост, в каждую субботу и воскресенье приглашал к себе на обед двенадцать чернецов печерских и с ними тринадцатого игумена Поликарпа и, угостив их, отпускал с дарами, а сам каждое воскресенье приобщался Святых Христовых Тайн, омывая лицо свое слезами и испуская из глубины сердца стенания и вздохи, так что все видевшие его в таком смирении не могли удержаться от слез. По окончании поста, в Лазареву субботу, он приглашал к себе не только всех печерян, но и черноризцев из всех других монастырей, а в следующие дни года утешал печерскую братию по средам и пяткам. В 1173 г. скончался благоверный князь киевский Глеб Юрьевич, и вот что замечено о нем в летописи: «Этот князь был братолюбец; если кому целовал крест, то не изменял слова до смерти; был кроток, благонравен, любил монастыри, чтил чернеческий чин, щедро снабдевал нищих». Под 1200 г. читаем о киевском князе Рюрике и супруге его следующий отзыв: «Он имел страх Господень, целомудрие Иосифа, добродетель Моисея, кротость Давида, правоверие Константина, был милостив ко всем, от великих до самых малых, подавал требующим без скудости, был расположен к монастырям и ко всем церквам, любя созидать их. Равно и христолюбивая княгиня его Анна ни о чем другом не заботилась, как только об удовлетворении церковных потреб и о помиловании обидимых, маломощных и всех бедствующих».
Обращаясь к другим уделам русским, мы видим благочестивых князей: в Новгороде – Святослава и Мстислава Ростиславичей, в Смоленске – Романа и Давида Ростиславичей, в Галиче – Ярослава Владимировича, в Ростове – Василька Константиновича, в Муроме – Петра Георгиевича и т.д. О двух первых князьях – Святославе († 1172) и Мстиславе († 1179) Ростиславичах, каждом порознь, летопись говорит одно и то же: «Был украшен всякою добродетелию, любовь имел ко всем, особенно же прилежал милостыне, снабдевал монастыри, утешая черноризцев и мирские церкви, воздавал достойную честь священникам и всему святительскому чину; не щадил имения своего, но раздавал его любимой дружине и на пользу души своей». Роман Ростиславич смоленский († 1180) «был смирен, кроток, незлобив, правдив, исполнен страха Божия; питал истинную любовь ко всем и к своим братьям, миловал нищих, снабжал монастыри и создал каменную церковь святого Иоанна, которую украсил всяким строением и иконами драгоценными, на помин души своей». Давид Ростиславич смоленский († 1197) «был благонравен, христолюбив, нищелюбив, наделял монастыри и прочие церкви, с любовию принимал к себе чернецов и игуменов, испрашивая от них благословение, и вообще достойно чтил всех священнослужителей; он имел обычай каждый день ходить в церковь святого Михаила, которую сам создал, и здесь, смиренно повергаясь пред святыми иконами, со слезами молился, чтобы Господь простил ему грехи и удостоил его воспринять ангельский образ, чего и удостоился незадолго пред своею кончиною». Ярослав Владимирович галицкий († 1187) «был князь мудрый, красноречивый, богобоязненный, раздавал большую милостыню, принимал странников, кормил нищих, любил черноризцев и помогал им, сколько мог, ходил во всем законе Божием и сам наблюдал за церковным чином, сам благоустроял церковный клир». Василько Константинович ростовский «был для всех церковников, нищих и печальных как отец любвеобильный, особенно же отличался милостынею; был ласков к боярам и весьма снисходителен к своим слугам; мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили». Убиенный татарами в 1238 г., он причтен Церковию за свои добродетели к лику святых. Что же касается муромского князя Петра, в монашестве Давида, Георгиевича († 1228), о котором не встречаем отзыва в летописях, то довольно заметить, что и этот князь вместе с супругою своею Феврониею, в монашестве Евфросиниею, причтен Церковию к лику святых.
Если в числе
Глава VII Отношение Русской Церкви к другим церквам
Не изменились и отношения Русской Церкви к другим Церквам, т. е. как к Церкви Константинопольской, а в лице ее – и ко всей Восточной кафолической, так и к Церкви Западной, или Римской. Но то и другое отношение обозначились гораздо яснее в новых совершившихся событиях.
Многолетние смуты, бывшие по случаю возведения на митрополитский престол Климента Смолятича, до очевидности показали, с одной стороны, что патриарх Константинопольский считал избрание и поставление русского митрополита своим неотъемлемым правом, а с другой – что и в России мысль о законности этого права была уже глубоко укоренена между верующими. Впрочем, избирая и поставляя наших митрополитов, патриарх не вмешивался сам во внутреннее управление нашею Церковию: всю власть над нею он предоставлял Киевскому митрополиту с Собором русских епископов. Это выразил патриарх Лука Хрисоверг в послании к Андрею Боголюбскому, говоря о себе, что он не может изменить законное решение Киевского Собора по делу Ростовского епископа Нестора, так как по древним канонам в каждой церковной области высший суд принадлежит митрополиту с Собором его епископов. Только однажды, и именно по делу Ростовского епископа Нестора, митрополит наш представлял свое соборное решение на рассмотрение и утверждение патриарха: это потому, что Андрей Боголюбский, несмотря на оправдание Нестора Киевским Собором, не хотел принять своего епископа и даже послал на него жалобу к самому патриарху. Находясь в подчинении Константинопольскому патриарху, митрополит русский, если случался в Константинополе во время какого-либо патриаршего Собора, был приглашаем на этот Собор наравне с другими архипастырями: так, присутствовал на патриаршем Соборе в 1156 г. митрополит русский Константин.
К патриарху Цареградскому обращались иногда непосредственно наши епископы. Так поступил Ростовский епископ Нестор, искавший себе защиты у патриарха против Андрея Боголюбского; так же поступили потом Ростовские епископы: Леон, осужденный владыкою Киевским Феодором за свое учение о постах и, вероятно, думавший оправдаться в Царьграде, и несчастный Феодорец, обманом приобретший себе епископский сан от самого патриарха и вследствие того не хотевший подчиниться Киевскому митрополиту. Иногда обращались к патриарху непосредственно и наши князья, как известно из примера князя суздальского и владимирского Андрея Боголюбского. С своей стороны, патриарх действовал в Русской Церкви чрез свои послания. Патриарх Николай IV Музалон (1147–1151) или его преемник Феодот II (1151–1153) присылали свои грамоты Новгородскому епископу Нифонту, восхваляя его за твердость в поддержании духовной власти патриаршей над Россиею. Патриарх Лука Хрисоверг прислал в 1160 г. известное послание к великому князю Андрею Боголюбскому. Патриарх Герман II в 1228 г. прислал свое послание к нашему митрополиту Кириллу I. В этом последнем послании патриарх вместе с Собором своим сильно вооружается против вкравшегося в Русскую Церковь обычая поставлять на священные степени рабов, которые и по рукоположении оставались в рабстве и служении своим господам, и убеждает нашего митрополита и всех епископов, чтобы они отнюдь не допускали такого злоупотребления, а в заключение заповедует русским князьям и прочим властям не отнимать церковных имений и не вмешиваться в святительские суды.
Церковь Греческая имела влияние на Русскую еще тем, что иногда давала ей из среды своих сынов епископов. Мы знаем по летописям в настоящий период трех таких епископов: Мануила Смоленского, так много и упорно действовавшего против митрополита Климента; Антония Черниговского, который омрачил свою память всенародным вероломством и дал повод летописцу заметить по этому случаю: «Бяше бо родом гречин», и Николая Полоцкого, который поставлен был на мзде митрополитом Никифором. Русские часто путешествовали по делам веры в Грецию и ко святым местам Востока – в Иерусалим, в Константинополь, Солунь, Афон и иногда приносили с собою оттуда разную святыню, как принесены были, например, икона и срачица святого Димитрия Солунского, мощи святого мученика Логгина и святой Марии Магдалины, часть от камня Гроба Господня и проч.
Кроме этих, собственно церковных, сношений России с Грециею, были и другие, скреплявшие союз обеих Церквей. Иногда греческие государи вступали в брачные союзы с русскими князьями, а иногда заключали тесные союзы политические: так, внука великого князя киевского Святослава по имени Евфимия была отдана (1195) в замужество за какого-то греческого царевича (может быть, Исаакиева сына Алексея IV), а император греческий Мануил находился в тесном политическом союзе с двумя сильнейшими русскими князьями: киевским Ростиславом и галицким Ярославом. Иногда русские князья, изгнанные из отечества, удалялись в Грецию и проживали там при дворе императоров, окруженные честию и любовию, как известно из примера трех братьев Андрея Боголюбского, изгнанных им из России. Равным образом и греческий царевич Андроник Комнин, бывший впоследствии императором, бежав из константинопольской темницы, нашел себе радушный приют у галицкого князя Ярослава, который постоянно содержал его в своем дворце, делил с ним трапезу и разные удовольствия и даже назначил ему в удел несколько городов. Не упоминаем о частых сношениях русских с греками по делам торговли, которая производилась тогда в обширных размерах.
В истории отношений нашей Церкви к Церкви Западной прежде всего представляется ряд попыток, какие употребляли сам папа и ревнители папства к насаждению в России своего исповедания.
Во 2-й половине XII в. эти попытки были еще немногочисленны и незначительны. Сохранилось известие, что около 1155 г. к нам назначаем был в качестве римского миссионера аббат Клервонский Бернард. Для возбуждения в нем ревности к проповеди Матфей, епископ Краковский (1143–1165), писал к нему послание, в котором, между прочим, говорил, что руссы многочисленны, как звезды, что они хотя по имени исповедуют Христа, но делами отвергают Его и что если святой аббат привлечет ко Христу эти чуждые и грубые народы, то его ожидает еще большая слава, нежели какой достигли Орфей и Амфион, смягчавшие своими песнями на лире каменные сердца дикарей. Осуществилось ли это предполагавшееся посольство Бернарда и имел ли он в России какой-либо успех – ничего неизвестно. В одной из наших летописей под 1169 г. читаем: «Того же лета придоша послы от Римскаго папы». К кому приходили они и зачем – не сказано. Около 1186 г. явился в Ливонии проповедник римской веры немец Мейнгард. Он испросил у полоцкого князя Владимира позволение обращать чудь к христианству и имел успех: крестил многих язычников, одних волею, других неволею, построил для них церковь в Икскуле (недалеко от нынешней Риги) и, обучая их вере, обучал вместе военному искусству. Так положено было начало для латинства в стране, населенной хотя не русскими, но находившейся под владычеством русских. В 1188 г. Галиция подпала под власть венгерского королевича Андрея. Сначала он управлял страною благоразумно и снисходительно, но на другой год венгры, недовольные галичанами, стали позволять себе против них всякого рода несправедливости и насилия и открыто оскорблять самую их веру до того, что ставили коней своих в православные церкви. К счастию, галичане успели вскоре свергнуть с себя чуждое иго, изгнав королевича Андрея (1190).
Но с начала XIII в. покушения латинян против России сделались гораздо многочисленнее и по временам даже успешнее. Прежде всего это обнаружилось в Ливонии. Преемники Мейнгарда, который построил там первую латинскую церковь, возведенные в сан епископов, решились действовать силою оружия. Третий из них, Альберт, основал в 1200 г. город Ригу, а в следующем (1201) – орден Христовых воинов, или меченосцев, имея в виду не только распространение веры между язычниками, но и то, чтобы отнять эту страну у русских и подчинить ее своей власти. И так как папа торжественно объявил прощение грехов всякому, кто отправится для обращения к латинству жителей Ливонии, то толпы немцев, датчан и шведов ежегодно приходили для усиления ордена меченосцев и содействия их успехам. Напрасно князья полоцкие и новгородские вооружались против пришельцев и вступали с ними в войну: последние почти всегда одерживали верх и мало-помалу, убеждениями и принуждением крестили в римскую веру большую часть ливонцев, построили для них церкви, основали свои монастыри, учредили епархии. Случалось, что эти церкви и монастыри были разрушаемы русскими (1221); случилось однажды, что сами ливонцы торжественно отреклись от римской веры, вооружившись против своих притеснителей, и хотели возвратиться к вере отцов (1222). Но рыцари снова одолевали и русских, и ливонцев, разрушили русские крепости, бывшие в Ливонии, на место их построили свои и таким образом прочно утвердили здесь свое владычество. Папы, с своей стороны, употребляли все усилия для подчинения Ливонии Римскому престолу, как показывают их многочисленные письма. В этих письмах они то дают разные привилегии ордену меченосцев и принимают под покровительство святого Петра новообращенных ливонцев, то назначают новых проповедников в Ливонию и ходатайствуют о крестоносных пилигримах, текущих на помощь «св. земле, вновь приобретенной в Ливонии», то восхваляют тех, которые изъявляли готовность предпринять крестовый поход против язычников ливонских, то назначают для Ливонии епископов и своих легатов и проч. и проч.