История русской литературы XIX века. В 3 ч. Ч. 1 (1795—1830)

Коровин Валентин Иванович

«Когда за городом, задумчив, я брожу...» (1836). В связи с причастностью к власти мирской и власти духовной решается и тема бессмертия. С этой целью Пушкин в стихотворении «Когда за городом, задумчив, я брожу...» обращается к традиции кладбищенской элегии, в частности к «Сельскому кладбищу» Жуковского. В отличие от Жуковского, который, вслед за Греем, описывал деревенское, крестьянское кладбище, Пушкин сравнил два кладбища — городское, публичное и родовое, вотчинное, помещичье-усадебное. Городское кладбище повторяет образ мирской суеты: в захоронениях, надгробных памятниках, на плитах и в надписях — та же пошлость, та же корысть, то же лицемерие, та же жадность наряду с помпезностью и отсутствием вкуса, что были в реальной жизни усопших обитателей. Здесь все свидетельствует о мнимых заслугах, ханжестве, продажной любви, об унижении человеческого

достоинства и полном неуважении к покою спящих:

Такие смутные мне мысли все наводит,

Что злое на меня уныние находит.

Горький и мрачный тон, которым открывается стихотворение, сменяется, как это ни парадоксально, бодрым, жизнеутверждающим, когда поэт вспоминает о кладбище родовом:

Но как же любо мне

Осеннею порой, в вечерней тишине,

В деревне посещать кладбище родовое,

Где дремлют мертвые в торжественном покое. <...>

Деревенское, родовое, вотчинное кладбище противопоставлено городскому во всем: вместо рассеянных повсюду признаков суеты — торжественный покой, приличествующий сну мертвых, вместо украшенных могил — «неукрашенные», вместо сгрудившихся захоронений — простор, воля, широта, вместо «нелепых затей» «дешевого резца» — простота и благородство «камней вековых», вместо «могил склизких» — «желтый мох», вместо всевозможных условностей и ложных чувств — свобода от условностей, от деспотической опеки проявления истинной скорби («с молитвой и со вздохом»). Всеми этими чертами родовое кладбище ближе сердцу поэта. В нем заключена славная и грустная судьба культурного слоя нации — старинного, аристократического дворянства, к которому принадлежал поэт и которое ныне, как понимал Пушкин, утрачивало свое господствующее социальное и имущественное положение.

Подчеркивая естественность родового упокоения, его близость к природе, Пушкин неожиданно поднимается над «злым... унынием» и завершает элегию не грустной, а жизнеутверждающей нотой: над родовым, вотчинным кладбищем, в отличие от кладбища городского, где все подвержено тлению, веет дух жизни. Над «важными гробами», храня их покой, «колеблясь и шумя», «стоит... дуб» —символ бессмертия. Жизнь не угасла, и род не предан забвению.

Подобно теме бессмертия рода решается и тема личного бессмертия, связанная с поэтическим призванием.

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836). Стихотворение написано в традиции горацианской оды и восходит к оде Горация «К Мельпомене», откуда взят эпиграф — «Ехеlb1 топи-тепЬит» («Я воздвиг памятник»). Тема поэтического бессмертия была подхвачена в русской поэзии Ломоносовым («Я знак бессмертия себе воздвигнул...»), Державиным («Памятник» — «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный...»), В.В. Капнистом («Памятник Горация» — «Я памятник себе воздвигнул долговечной...» и «Се памятник воздвигнут мною...»), А.Х. Востоковым («К Мельпомене» — «Крепче меди себе создал я памятник...») и С.А. Тучковым («Слава его стихов бессмертна» — «Я памятник себе поставил...») ¹³⁹ .

В первой строфе расставлены все основные константы:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа.

В отличие от других поэтов Пушкин сразу же сообщает о духовной, а не материальной природе памятника ¹⁴⁰ . Памятнику, созданному рукотворно, противостоит «памятник нерукотворный», воздвигнутый духом и душой. А так как, согласно религиозным представлениям, дух и душа не умирают со смертью человека, то «памятник нерукотворный», в отличие от памятника рукотворного, — вечно живой, бессмертный. Слово нерукотворный употребляется в религиозных текстах и означает созданный, сотворенный Богом, не созданный и не могущий быть созданным руками людей. С ним вместе входят понятия, освященные религиеи: «душа в заветной лире», «прах», «тленье». Рядом с ними оживает античная, римская поэтическая традиция с ее темой посмертной славы, поэтического бессмертия («славен», «подлунный мир», «пиит»). В этом религиозно-светском смысле следует понимать весь текст.

Здесь имеется в виду, что творческим даром наделен поэт — земной человек, ставший избранником Бога. Следовательно, поэзия — творческий феномен божественного и земного происхождения, причем главное начало в ней — божественное, духовное, способное преобразовать земное и придать ему новый статус. Поэт и поэзия — посредники между небом и землей,

между Богом и народом. Они несут божественную истину и божественную красоту в земной мир и одухотворяют его. Поэтому памятник — это поэзия, «душа в заветной лире». Он воздвигнут поэтом всей его духовной жизнью и всей его судьбой избранника. Припадая к нему, народ через поэзию проникает к «божественным» — явленным и духовным «красотам», причащаясь божественной истине. Между Богом, поэтом и народом существует согласие, гармония.

Вторые две строки первой строфы противопоставляют мирской власти божественную сущность и духовную природу памятника, поэзии и «народной тропы». Памятник поэту и его поэзии выше материально памятника — «Александрийского столпа», символа некогда могущественной, а теперь уже умершей империи, стертой с лица земли, знака земной, мирской власти ¹⁴¹ . Александрийский столп означает рукотворный памятник земной, мирской власти, которая сама себя обожествила.

Следующая, вторая, строфа посвящена бессмертию поэта:

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прав переживет и тленья убежит —

И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит.

Здесь характерно для Пушкина представление о человеке, совпадающее с религиозным, в котором при жизни примирены смертное тело, «прах», тлен и бессмертная душа. Но в отличие от религиозного представления душа бессмертна не в своей собственной, а в поэтической ипостаси — «душа в заветной лире». Иначе говоря, только та часть личности бессмертна, которая непосредственно связана с божественным избранием. При этом она пребудет бессмертной не на небе только, как это трактуется ортодоксальной религией, а на земле, «в подлунном мире». Памятник поэзии и поэту охраняется Богом, потому что поэзия, творческий дар — знак присутствия Его духа. «Душа в заветной лире» «тленья убежит» здесь, вопреки тому, что на земле все преходяще и ничто не вечно. Оказывается, то, что явлено миру как боговдохновенное творение, не умирает и остается жить навечно. Вместо тела, смертной формы земного человека, душа обретает новую, бессмертную форму — заветную лиру. Именно это превращение, замена тела заветной лирой — одно из условий земной славы и рождения повсеместного слуха. Другое непременное условие — жизнь хотя бы одного «пиита». Это необходимо потому, что «пиит» — тоже божественный избранник, через которого «подлунный мир» приобщается к истине, добру и красоте. «Душа в заветной лире» не умирает, пока звучит другая заветная лира, принадлежащая другой, но божественно-родственной, избранной душе. Стало быть, духовная власть поэзии на земле долговечнее мирской власти, которая лишена божественного происхождения, хотя она хочет внушить это миру. Мирская власть — не божественно бессмертная власть. Раз так, то ей нельзя покоряться. Это не прощаемый грех. Истинно божественная и бессмертная власть — Богом данная естественно-природная.

От уверенности в том, что «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой» (третья строфа), Пушкин обращается к внутреннему содержанию своей поэзии:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу И милость к падшим призывал.

На первый план здесь поставлены «чувства добрые», «свобода» и «милость», т. е. все основные содержательные идеи пушкинского творчества, исходящие из внутренних потребностей личности поэта. Пробуждение чувств добрых сопряжено с прославлением личной свободы (см. стихотворение «<Из Пиндемонти>») и с призывом к милости, адресованным властям. Поэт выполняет миссию избранника и христианина — просит проявить «милость к падшим», т. е. помиловать, даровать прощение оступившимся, совершившим ошибку. Все другие выражения — «любезен я народу», «чувства добрые», «восславил я свободу» тоже несут в себе расширенное, светское и христианское содержание.

Главное свойство «заветной лиры» — человечность, гуманность, стремление побудить мирскую власть уважать личность в соответствии с общечеловеческими и религиозными ценностями, поставить интересы человека выше социальных и иных преходящих соображений. Очеловечить «жестокий век» и приблизить те времена, когда в основу политики будет положен принцип человечности или когда человечность станет политическим принципом, — вот идеал Пушкина, вот цель его поэзии.

Этот идеал и эта цель не есть личное изобретение и достояние Пушкина. Они изначально присущи «музе» и поэту, потому что предначертаны свыше: