История руссов. Славяне или норманны?
Шрифт:
Летописец в слово «Русь» вкладывал прежде всего географическое, а не этнографическое значение. «Русь» для него была Киевская земля, а не народ, только в дальнейшем присоединилось и этнографическое значение.
Уже самое заглавие его труда: «Откуда есть пошла Руская земля» (т. е. начало, зерно русской государственности, — подразумевается Киевская земля, ибо летописец уточняет далее), «хто в Киеве нача первее княжити» (т. е. кто был самым первым князем здесь, на Руси, т. е. в Киеве) и «откуду Руская земля стала есть» (здесь уже речь идет о расширенном понимании «Руси», здесь «Русь» уже
Совершенно бесспорно, что Новгород для автора «Повести» не был «Русью», равно как и новгородцы не считали себя Русью. Русь для летописца была прежде всего Киевская область. Летописец употреблял слово «Русь» главным образом в узко географическом значении, в дальнейшем это слово в пространственном смысле распространилось до Аляски и стало обозначать и государственную принадлежность и национальность.
Это стоит в полном противоречии с утверждением Д. С. Лихачева, 240, новейшего комментатора «Повести временных лет». Он пишет: «Откуда могло явиться это более “узкое” значение слов “Русь” и “русьский”? Несомненно, что оно не является более древним. “Повесть временных лет” на все 270 случаев употребления слов “Русь” и “русьский” не может нам представить ни одного (подчеркнуто Лихачевым) случая, который бы бесспорно свидетельствовал о том, что летописцам XI века было знакомо именно это значение».
Мы видели, что именно это значение и имел в виду основоположник летописи, как в заглавии своего труда, так и в определении его объема. Однако, кроме того, в летописи имеются совершенно недвусмысленные места, говорящие о том же, но которые почему-то считаются Лихачевым «неясными».
Прежде всего, первый «русский» князь Олег говорил: «Исшийте пре (паруса) Руси паволочити (шелковые), а словеном кропиньныи…» Здесь князь всей Руси разделяет своих подданных на киевлян (Русь) и новгородцев (словен), следовательно, употребляет слово «Русь» в узком значении. Этому свидетельству Олега следует придавать особое значение потому, что приведена прямая речь, его собственные слова, а все исследователи согласны, что прямая речь в летописях более достоверна, чем косвенная.
Когда, далее, древляне, которые считаются летописцем также славянами, убили Игоря, они сказали: «Се князя убихом русьского». И здесь древляне, жившие под боком Руси, платившие дань Игорю, входившие в состав его владений, называют Игоря «русским» князем. Называют, ясно, в узком значении, ибо в широком понимании сами были русскими. Само собою разумеется, что это место нельзя понимать, что древляне, мол, убили варяжского князя, — слово «Русь» в первую очередь играло роль географического, а не этнографического понятия: Рюрик был новгородским, но не «русским» князем.
Здесь не место углубляться в происхождение слова «Русь», постараемся разматывать клубок проблемы постепенно.
Для нас уже ясно, что этнографическое понятие «русский» — понятие позднейшее; ни новгородцы, ни, по-видимому, сами киевляне «русью» себя не называли. Русью называлась Киевская область.
В одном из очерков мы указывали, что еще во времена Ивана III в Новгороде вспоминали, что Владимир крестил «Русьскую и нашу Словенськую землю». Значит, узкое значение «Руси» не умирало долго, по крайней мерс до конца XV века, но употреблялось редко, ибо поглощалось общерусскими событиями и интересами.
Лихачев не понимает, что если летописец очень часто употребляет
Лихачев упускает, что главное летописание велось в Киеве, где слово «Русь» в узком понимании не употреблялось; ведь француз, пишущий о себе, не станет упоминать на каждой странице, что, мол, я — француз. Так и киевский летописец, говоря о Руси в узком понимании, употреблял то «кияне», то «людие», то безличные формы, ибо «Русь» подразумевалась.
Зато в новгородских, суздальских и московских летописях узкое понимание Руси употреблялось чаще, ибо летописец противопоставлял себя «Руси».
Наконец, не следует забывать, что узкое понимание «Руси» часто поглощалось, так сказать, средним его пониманием, когда в него включали и Переяславщину, и Черниговщину, порой вообще всю Южную Русь, включая и Галицию.
Редкое употребление узкого значения «Руси» объясняется прежде всего тем, что Киевская область скоро вышла на широкие исторические пути, и ее роль, как таковой, стала поглощаться ее общегосударственной ролью; параллельно с этим отмирало и употребление узкого значения.
С татарской же катастрофой Киев почти совершенно сходит со страниц летописей, центральная ее функция, равно как и название страны, присваивается другими областями, центр государственности переносится к северу, и сама Киевщина делается «окраиной».
Здесь уместно будет сказать несколько слов о значениях термина «Русь», которые мы встречаем в летописях. Он употреблялся в трех смыслах: 1) как географическое понятие, означающее какую-то определенную площадь, известное географическое пространство, с отчасти колебляющимися границами, 2) как этнографическое понятие. означающее известный народ славянского корня, 3) как политическое понятие, как имя данного государства, заключающее в себе разные национальности.
Принято считать, что эти понятия в летописи часто путаются. Вряд ли это верно, ибо при внимательном рассмотрении контекста всегда можно установить, о котором из трех понятий идет речь.
Больше путаницы связано с понятием географическим. Этот термин употреблялся не менее, чем в трех смыслах или объемах: 1) узком, 2) расширенном и 3) широком.
В узком значении «Русь» означала Киевскую область или княжество, в расширенном туда же входила Переяславщина (сам Переяславль назывался Русским Переяславлем), Черниговщина, Волынь, Галичина и т. д., иногда даже Смоленская область.
В широкое понимание включалась уже вся Русь, т. е. южная, средняя и северная.
Употребление этих терминов не было, как некоторые думают, хаотическим; оно зависело главным образом от эпохи и от местонахождения летописца.
Анализ летописей покажет нам (см. ниже), что первые два термина употреблялись до нашествия татар, третий же вошел в употребление уже при татарах.
В это время Южная Русь совершенно утратила свое государственное значение, и реальной политической силой явились только Средняя и Северная Русь, перенесшие на себя имя Южной Руси. Самое летописание ушло из Киева, и даже голое имя Киева стало упоминаться в летописях редко, и то мимоходом; с многовековой культурой древней Киевской Руси было покончено.