История с продолжением

Белецкая Екатерина

– Ничего, – ответил Пятый.

Как всегда. Опять разговор, начавшийся ни с чего, заканчивается ничем. Нет, так нельзя. Каждую ночь, вместо того, чтобы спать…

– Пятый, давай пойдём посидим на воздухе, – попросил Лин.

– Для этого можно просто открыть окно, – Пятый отвернулся. Господи, да сколько же это может продолжаться? Нет бы просто покончить со всем разом… Лин, может, ещё и смог бы выбраться. Он расстраивается, радуется, что-то чувствует…

– Пойдём перекусим, – позвал Лин нарочито бодрым тоном.

– Рыжий, ты сам есть хочешь? – спросил Пятый.

– Нет, – признался Лин после минутного молчания. –

Я подумал, что ты…

– Я тоже не хочу.

Снова молчание. Тягостное, неистребимое. Лин встал с кресла, походил по комнате взад-вперёд, потом спросил:

– Пятый, тебе жалко Жанну?

– Да, – ответил тот.

– Мне тоже. Хватит её мучить. И себя… я не могу больше! Я играю, будто всё хорошо. Что я – живой, что я её люблю, что ты выжил, а я, придурок, этому рад!… Да не рад я этому! – взорвался Лин. – И всё ты неправильно думаешь, дружок! Ничему я не радуюсь! Идиот ты, понял! Кретин недорезанный! Или у тебя с головой так плохо, что ты этого понять не можешь?! Сволочь ты чёртова! Ишь чего придумал! Ты, значит, такой чистенький… умирать собрался, дела все доделал, материалы сдал кому надо… а я?! Ты думаешь, что я из-за Жанны остановлюсь, да? Что потом с нею вместе будем к тебе на могилу ходить? Так?

– В некотором роде, – ответил Пятый тихо. Лин схватил его за ворот и притянул к себе.

– Ах так?… Ну, смотри… смотри, как бы я тебе морду твою поганую честную не разбил…

– Я привык, мне всё равно…

– Пятый, очнись! Посмотри вокруг! Надо что-то делать! Я не могу…

– Каждый сходит с ума по-своему. Ты – буйный псих, я – тихий. Так?

– Так, – согласился Лин. Он отпустил Пятого и сел рядом.

– Я предлагаю закончить всё это. Помнишь, мы часто летали посидеть в горы, на тот утёс?

– Восточный?

– Да. Не помнишь, там высоко?

– С километр будет…

– Не смеши, там меньше.

– Нам хватит, – вздохнул Лин. – Хорошая идея. А на том свете скажем, что гуляли по горам и оступились. Как думаешь, поверят?

– Тебе – скорее всего да. Мне… не знаю. А что? В рай хочешь?

– Не знаю. Куда сунут, туда и сунут. А ты?

– А я ничего не хочу.

– Пятый, когда? Сейчас?

– Давай утром. Я же вижу, тебе надо с ней поговорить.

* * *

Жанна была у себя дома одна. Лин вошёл тихо, стараясь не шуметь, неся в сердце тайную надежду на то, что она спит. Но она не спала. Сидела в кресле возле огромного ночного окна и смотрела вдаль. Лин заметил, что она совсем недавно плакала – даже глаза ещё не высохли. Лин встал за спинкой её кресла, не в силах сделать ещё хотя бы шаг.

– Лин, сядь, – попросила она тихо.

Лин подчинился. Он сел рядом с креслом на пол.

– Я знаю, зачем ты пришёл, – сказал она. – А ты помнишь, как всё хорошо начиналось? – вдруг спросила она. Лин понял, что она смеётся. Смеётся их несбывшемуся счастью, их не родившимся детям, их будущему, которому не суждено было свершиться. – Мы были такие…

– Молодые? Глупые?…

– Нет. Мы были чистыми, Лин… А теперь… – Жанна вздохнула. – Теперь мы все словно… словно искупались в крови. Мы ею замараны на всю оставшуюся жизнь, Лин.

– Я – замаран! Пятый – тоже, но ты… Ты-то тут при чём? Ты не была там, Жанна! Ты не можешь этого всего знать! Это мы, а не ты…

– Я слишком сильно любила тебя. И сейчас

я тоже слишком сильно тебя люблю для того, чтобы останавливать и увещевать. А что касается того, кто где был… Я словно была там, с тобой, все эти годы. Я… какую чушь я несу! Лин, пойми, наконец, самое главное. Я не держу тебя. Мне просто очень больно оттого, что я бессильна. Думаю, тебе знакомо это чувство.

– Знакомо. Слишком хорошо. Жанна, я хотел сказать… Понимаешь, мы все эти годы дрались за жизнь, дрались отчаянно, удерживали друг друга от смерти… а потом, когда всё кончилось, мы вдруг поняли, что драться-то было не из-за чего. Нас просто не осталось. Совсем. Тебе некого любить, Жанна. Нет, правда! Того Лина, которого любила ты, больше нет. Я – не он. Я…

– Хватит, Лин. Подойди ко мне, дай тебя обнять. Напоследок.

Лин покорно встал и подошёл к ней. Жанна поднялась к нему навстречу, протянула руку и погладила его по волосам. Несмело, словно стесняясь, робко. Он опустил голову, а затем, совершенно неожиданно для себя, взял Жанну за плечи и притянул к себе. Обнял. Крепко-крепко. Она тоже обняла его за шею и с минуту они стояли неподвижно. Затем Жанна, как когда-то давным-давно, потрепала его по голове. Лин уткнулся лицом в её плечо. Ему вдруг показалось, что открой он сейчас глаза, он увидит солнечный полдень, море и скалы… а потом к ним подойдёт Пятый…нет, не Пятый вовсе, а Дзеди, друг Дзеди, и скажет:

– Катер здесь… эй, влюблённые! Вы будете тут так вечно стоять? Пошли!

И они пойдут, а затем полетят куда-нибудь… туда, где всем хорошо и где вечное лето… И солнечный день никогда не оставит их. Никогда…

Лин открыл глаза. За окном стояла ночь. Колючие звёзды не могли ничего поделать с темнотой, заполнившей собой всё.

– Прости меня, – прошептал Лин. – Прости, если сможешь…

– Я отпускаю тебя, – прошептала она в ответ. – И прощаю. Иди.

Лин отвернулся от неё и с размаху бросился в стену. Он выскочил в своей комнате, но Пятого там уже не было. На столе лежала записка, обычный клочок невесть откуда взявшейся в Доме бумаги. “Лин, я в эллинге. Жду до шести утра. Если ты не придёшь, я не обижусь. Тебя на этом свете хоть кто-то любит, а это надо ценить. Решай сам”.

– Решай… – усмехнулся Лин. – Да что тут решать?…

Он снова вошёл в стену. Выйдя, сразу увидел друга. Пятый стоял возле их катера, прислонившись к нему спиной, и курил. Спокойно, отрешённо. Свои очки (а с очками он последнее время не расставался) он положил на выступ в стене эллинга, там же лежала и сигаретная пачка.

– Пришёл, – констатировал он. – Я тебя не ждал, честно говоря.

– Ты думал, она меня удержит? – спросил Лин. Пятый кивнул. – Меня – того – она бы удержала. Меня – этого – не удержит ничто. И никто. Пойдём, Пятый.

– Пойдём, – согласился тот. – Я ещё хочу досмотреть восход.

…Катер они отправили обратно домой – он только мешал. Площадка, их любимая восточная площадка, была пока ещё совсем тёмной – до рассвета было ещё минут двадцать. Закурили. Сели. Помолчали.

– Лин, а ты помнишь?… – вдруг начал Пятый. – Помнишь, как ты рассказывал о том, что вы решили устроить помолвку? Мы ещё летали на море?

– Помню, – отозвался Лин.

– Я после этого пришёл сюда. Просто посидеть. Тоже ждал восхода. Но не досмотрел. Тогда… я хотел спать, Лин. У меня не хватило терпения.