История сексуальности-III - Забота о себе

Фуко Мишель

Однако было бы неверно усматривать в этих размышлениях о сексуальных удовольствиях только прямое продолжение старой медицинской и философской традиции. Правда, нельзя и недооценивать всего того, что в мысли первых веков нашей эры, столь несомненно захваченной призраками классической культуры, могло являться следствием заботливо поддерживаемой преемственности, а равно и "самопроизвольной" реактивации. Эллинистическая философия и мораль, безусловно, переживала состояние, которое Марру называл "долгим летом". Но не в меньшей степени в ней заметны и многочисленные модификации: они-то и не позволяют воспринимать мораль Мусония и Плутарха как простую акцентуацию уроков Ксенофонта, Платона, Исократа или Аристотеля, равно

как и находить в текстах Сорана или Руфа Эфесского только вариации принципов Гиппократа или Диокла.

256

Модификация диететики и проблематизации здоровья выразилась в росте озабоченности, в более полном и детальном определении взаимосвязи между телом и половым актом, в оживлении интереса к двойственности последствий акта и связанных с ним расстройств и нарушений. Это не просто усиление заботы о теле, но и иной способ рассмотрения сексуальной деятельности, и нового рода настороженность, вызываемая ее сопряженностью с болезнью и злом. Что касается жены и проблематизации брака, то здесь модификация прежде всего привела к переоценке значения супружеской общности и конституирующих ее дуальных отношений. "Правильное" поведение мужа, умеренность, которой он должен себя подчинить, оправдываются не просто его статусом, но самой природой связи, ее универсальной формой и следующими из нее взаимными обязательствами. И, наконец, что касается мальчиков: требование воздержания все реже воспринимается как возможность сообщить формам любви высокое духовное значение, и все чаще и чаще -- как показатель неполноценности данного рода любви, как знак присущего ему несовершенства.

Таким образом, в модификациях ранее уже известных тем можно распознать развитие искусства существования, подчиненного заботе о себе. Это искусство себя больше не волнует ни вопрос о допустимости излишеств, ни необходимость владеть собой, осуществляя господство над другими. Оно все настойчивей подчеркивает уязвимость индивидуума перед лицом многочисленных зол, которыми чревата активная половая деятельность. Столь же настойчиво требует оно придать этой сексуальной активности некую универсальную связующую форму, обоснованную в глазах человека как природой, так и разумом. Подобным же образом, оно настаивает на необходимости ценить и развивать все практики и упражнения, с помощью которых можно осуществлять надежный самоконтроль и, в конечном итоге, получить возможность чистого наслаждения самим собой. У истоков такого рода модификаций сексуальной морали стоит не акцентуация форм недозволенного, не усиление запрета, а, скорее, развитие искусства существования, выстроенного вокруг вопроса о себе, о своей зависимости и независимости, об универсальной форме себя и той связи, которую можно и должно установить с другими, о процедурах, требую

257

щихся для того, чтобы осуществлять надежный самоконтроль, и о способе, каким можно установить полное господство над собой.

Именно такой контекст порождает двойственный феномен, характерный для подобного рода этики удовольствий. С одной стороны, здесь требуется более пристальное внимание к полосой деятельности, ее воздействиям на организм, месту и роли, которые отведены ей в браке, ее ценности и сложностям применительно к отношениям с мальчиками. Но одновременно с этим "разрастанием" сексуальной активности и усилением интереса к ней, ее все чаще воспринимают как опасный фактор, способный скомпрометировать искомое отношение к себе; возникает все большая потребность в недоверии к ней, в контроле над ней, в ограничении ее, по возможности, рамками брачных отношений; вместе с тем, преобразованная супружескими узами, она существенно повышает свой статус. Проблематизация и беспокойство идут рука об руку с вопрошанием и бдительностью. Таким образом все это смещение моральных, медицинских, философских форм рефлексии порождает определенный стиль сексуального поведения, равно отличный и от того, что складывался в IV в. [до н. э.],

и от того, с которым мы позднее столкнемся в христианском мире. Там половая деятельность будет считаться сродни злу и по форме, и по своим последствиям; здесь же она не является злом как таковая и по существу. Свое естественное и разумное воплощение она получает в браке, который, однако, за некоторыми исключениями, не воспринимается еще как формальное и единственно необходимое условие ее "добротности". Она с трудом находит себе место в любви к мальчикам, но это вовсе не дает основания для осуждения подобного рода связи как противоестественной.

Таким образом, по мере того как искусство жизни и забота о себе становятся все более утонченными, в них вырабатываются некоторые требования, которые кажутся весьма схожими с предписаниями более поздних эпох. Но все же такое сходство не должно вводить нас в заблуждение. В рамках упомянутых типов морали будут установлены совсем иные модальности отношения к себе: описание этической субстанции в терминах конечности, грехопадения и зла; вид зависимости в форме подчинения общему закону, воплощающего в то же время во

258

лю личного бога; тип работы над собой, который обязывает и к истолкованию души, и к очистительной герменевтике желаний;

наконец, разновидность этического идеала, тяготеющего к самоотречению. Элементы кодекса, касающиеся экономики удовольствий, супружеской верности и отношений между мужчинами, вполне могут оставаться аналогичными. Следовательно, они принадлежат глубоко переработанной этике и совершенно иному способу конституирования себя в качестве морального субъекта своего сексуального поведения.

ПРИЛОЖЕНИЯ

УКАЗАТЕЛЬ ЦИТИРОВАННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

В тексте настоящего издания ссылки на древних авторов, выходивших в русских переводах за последние сто лет, даны на русском языке; на авторов не переводившихся -- на латыни, обычно без сокращения, преимущественно с указанием принятой пагинации фрагментов и без отсылки к конкретному изданию. В Указателе приведены выходные данные соответствующих изданий на русском языке и ссылки на издания, по которым цитирует Фуко; последние отмечены знаком . Кроме того восстановлены ссылки на некоторые источники, опущенные в оригинальном указателе Фуко.

ДРЕВНИЕ АВТОРЫ

АЛЬБИН

Учебник платоновской философии/Пер. Ю. Шичалина.-- платон. Диалоги/Сост. А. Ф. Лосев.-- М., 1986 (Философское наследие). С. 53.

АРИСТИД ЭЛИЙ

Вторая священная речь/Пер. Ю. Шульца под ред. М. Л. Гаспарова.
– - Ораторы Греции.-- М., 1985. С. 14, 65.

Панегирик Риму Элия Аристида/Текст с русск. пер. И. Турцевича.-- Нежин, 1907.

Texte in J. OLIVER. The Ruling Power. A Study of the Roman Empire in the Second Century A.C. througy the Roman Oration of Aelius Aristides.-Philadelphie, 1953. С. 99.

АРИСТОТЕЛЬ

Никомахова этика/Пер. Н. В. Брагинской.- Сочинения в 4-х т.- Т. 4.-М., 1983 (Философское наследие).

Text with Engl. transl. by Н. Racham in Loeb classical Library;

trad. francaise par R. A. Gauthier et J.-Y. Louvain.
– Paris, 1970. С. 16б2, 173

О возникновении и уничтожении/Пер. ТА. Миллер.-- Сочинения в 4-х т.-- Т. 3.. С. 121.

262

Полипика/Пер. С. А. Жебелева.-- Сочинения в 4-х т.-- Т. 4.

Text with Engl. transl. by H. Racham in Loeb classical Library;

trad. francaise par J. Tricot.- Paris, 1982. С. 99,166,

[АРИСТОТЕЛЬ]

Экономика/Пер. Г. Тарояна.-- Вестник древней истории.-- 1969, No3-4.

pseudo-aristote: texte et trad. francaise par A. Wartelle (G.U.F). C. 187, 191.

АРТЕМИДОР ДАЛДИАНСКИЙ

Сонник/Пер. M. Гаспарова, В. Зимитниевич и др. под общ. ред. Я. Боровского.-- Вестник древней истории.- 1989, No3 - 1991, No3;

(см. также фрагм.: Толкование снов/Пер. Г. А. Миллер и М.Л. Гаспарова.-Памятники поздней античной научно-художественной литературы. II-IV вв.-- M., 1964).