История сексуальных запретов и предписаний
Шрифт:
Видимо, ритуал этот настолько удачно поддерживал священную гармонию мироздания, что по крайней мере за тысячу с лишним лет он не претерпел принципиальных изменений. Известно, что в восьмом веке н. э. каждой женщине, удостоенной высочайшего внимания, вместо кольца ставили на руку печать со словами: «Ветер и луна вечно остаются новыми». Кожу натирали благовониями из корицы, после чего удалить печать было невозможно. Впрочем, едва ли в Поднебесной нашлась бы женщина, которая пожелала бы уничтожить след высочайшего благоволения, — скорее, это делалось для того, чтобы исключить притязания самозванок, уверяющих, что печать стерлась.
Под «ветром и луной» имелись в виду сексуальные забавы; китайцам, конечно, виднее, но авторы настоящей книги позволили себе усомниться в том, что услады, которым предавались императоры средневекового Китая, были
Правда, у императора было право выбирать одну из рекомендованных ему евнухами женщин: после ужина камердинер подносил повелителю поднос — на нем лежали зеленые карточки с именами жен и наложниц, которым звезды и состояние здоровья позволяли ублаготворить своего владыку. Сын Неба вытягивал одну из карточек, после чего избранницу готовили к ночи любви. Но поскольку евнухи ведали не только любовью, но и охраной императора, то основное внимание они, естественно, уделяли вопросу, в котором больше понимали. Прежде всего надо было удостовериться, что красавица не покушается на жизнь владыки Поднебесной. Для этого ее раздевали догола, осматривали, потом заворачивали в безопасный, с точки зрения охраны, плед из птичьих перьев, и камердинер на спине относил женщину в августейшую спальню. С этого момента начинался отсчет времени. В отличие от нюйши, евнух не наблюдал за сакральным действом лично, но далеко от подконтрольного ему императора тоже не отлучался. Стоя за дверью, он вел отсчет времени, поскольку во имя мировой гармонии затягивать половой акт не следовало. Надо полагать, что Сын Неба в этой нелегкой ситуации тоже посматривал на песочные часы, прикидывая, сколько времени у него осталось на выполнение сложных сексуальных предписаний, созданных даосскими мудрецами. Но никакие ссылки на мудрецов не могли предотвратить роковой возглас за дверью: «Время истекло!» После третьего возгласа камердинер входил в спальню и извлекал женщину из постели. Если император успел свершить свои супружеские (а скорее, государственные) обязанности и сообщал, что желает иметь ребенка, время свидания заносилось в протокол для дальнейшего рассмотрения астрологами. Если же император по каким-то причинам ребенка не желал, то евнухи принимали соответствующие меры.
Другим ограничением, которому подчинялся не только император, но и все его многочисленные подданные, был категорический запрет брать жен и наложниц с той же фамилией, что у мужа. Изначальной его целью было пресечь близкородственные связи. Но степень родства при этом никто не выяснял, совпадения фамилий было достаточно, чтобы наложить строжайшее табу на любую форму брака. Это правило действовало уже в эпоху Чжоу. Правда, судя по документам, тогда оно распространялось только на аристократов, что же касается «нижних людей», то до них, как писали сами китайцы, «ритуалы и церемонии не опускаются». Но историки считают, что простолюдины следовали тем же самым, а порой и еще более строгим ритуалам, даже если записей об этом не сохранилось. Во всяком случае, известно, что позднее этот запрет однозначно распространился на все сословия, что поломало немало судеб. Браки по любви в Китае были не слишком приняты, но все же встречались, особенно в крестьянской среде. Однако, если влюбленные оказывались однофамильцами, шансов на семейную жизнь у них не было.
Еще во времена Чжоу с наступлением весны в деревенских общинах устраивались праздники, на которых молодые люди выбирали себе пару. Половые отношения в таких союзах считались вполне допустимыми, а когда наступала осень, любовники могли вступить в брак, причем беременность девушки была для этого веским и вполне пристойным основанием. Но, выбирая себе возлюбленного на молодежных игрищах, девушка должна была прежде всего поинтересоваться его фамилией. Сделать это следовало не только ради соблюдения законности, но и во имя заботы о судьбе семьи и потомства. Считалось, что брак однофамильцев рискует оказаться несчастным, а детям от него и вовсе ничего хорошего ждать не стоило.
Известен случай, как в 540 году до н. э. тяжело заболел князь — правитель государства Цзинь. Никакие способы лечения не помогали, и было высказано предположение, что все дело в женщинах из княжеского гарема — среди них было четыре наложницы из рода самого князя. Один из советников
Правда, приглашенный врач придерживался другой точки зрения — он считал, что князь попросту истощил себя любовными играми, к какой бы фамилии ни принадлежали их участницы. Врач заявил: «В соитиях следует соблюдать умеренность… Женщина истощает мужскую силу, и с ней нужно сожительствовать ночью. Если же предаваться излишествам при совокуплениях с ней, это вызовет горячку и сознание помутится. Вы же не соблюдаете умеренности в совокуплениях, занимаетесь этим даже в дневное время. Как же вы могли избежать болезни?»
Теперь уже трудно сказать, кто был прав: советник или медик, но во избежание подобных неприятностей китайцы во все времена старательно уклонялись от браков не только с родней, но и с однофамильцами. А однофамильцев в Китае всегда было очень много просто потому, что фамилий было очень мало.
В сегодняшнем Китае фамилий всего несколько сотен, причем на сто самых распространенных приходится более миллиарда человек. Правда, современное законодательство позволяет браки между однофамильцами (запрет был отменен в 1911 году), но конфуцианские традиции такого новшества не одобряют, поэтому китайцы стараются таковых браков избегать. Сделать это не всегда легко, особенно тем, кто носит фамилию Ванг (их в Китае 93 миллиона), Ли (92 миллиона). Чжан (88 миллионов). Могут возникнуть сложности и у тех, кто зовется Чэнь, Чжоу и Линь — их по 20 миллионов человек.
Проблемы несчастных женихов и невест, которых угораздило оказаться однофамильцами, китайцы пытаются разрешить сегодня на самом высоком уровне: Министерство общественной безопасности КНР предложило проект новой системы получения фамилий, которые будут теперь формироваться из различных сочетаний отцовской и материнской фамилий. Но проект остается проектом, а пока бедные Ванги, Ли и Чжаны оказываются сильно ограничены в брачных возможностях.
В старом Китае положение людей, имевших слишком распространенные фамилии, облегчалось лишь тем, что у жительниц веселых кварталов — проституток и куртизанок — фамилию можно было не спрашивать. Тем более что они обычно работали под псевдонимами.
Предшественницами профессиональных проституток и куртизанок (игравших, кстати, большую роль не только в сексуальной, но и в социальной жизни древнего Китая) во времена Чжоу были музыкантши и танцовщицы — нюйюэ. Связи с ними не возбранялись; высокопоставленные китайцы содержали труппы нюйюэ, которые развлекали гостей на банкетах и услаждали их всеми возможными способами. При этом происхождение и фамилии девушек никого не волновали. Скорее всего, это были рабыни, во всяком случае, их часто дарили или продавали. Документы сохранили сведения о том, как в 513 году до н. э. некий чиновник, имевший проблемы с законом, предложил судье в качестве взятки целую труппу нюйюэ.
Преступного чиновника можно понять: китайские законы той эпохи (как, впрочем, и последующих) гуманностью не отличались, причем доставалось как виноватым, так и правым. Незадолго до того, как бедолага пытался подкупить судью таким изысканным и дорогостоящим способом, в царстве Чжэн был запечатлен на бронзовых треножниках первый дошедший до нас свод китайских законов. Он предусматривал за уголовные преступления пять видов наказаний (клеймение, отрезание носа, отрубание рук, кастрация и смертная казнь). Немного позднее к этому добавилось поджаривание на медленном огне, зарывание живым в землю, вырывание ребер, сверление головы… За особо тяжкие преступления казнили не только самого преступника, но и три поколения его родственников по линии отца, матери и жены. Презумпции невиновности китайцы не знали: обвиняемый изначально предполагался виноватым и должен был доказывать суду, что это не так. Пытки не только подследственных, но и свидетелей были делом обычным и даже рекомендуемым. Так что чиновника, который пытался избежать всех этих неприятностей с помощью специально обученных красоток, можно если не простить, то понять… Тем более что у судьи действительно была возможность избавить преступника от казни, не вступая в противоречие с законом. Дело в том, что в Китае самые суровые законы можно было применить в символическом виде. Например, уголовнику, приговоренному к отсечению ноги, вместо этого могли покрасить колено в красный цвет.