История Сочинителя
Шрифт:
Усвоив гофмановскую неоформленную художественность (значит и не совсем Художественность), Гоголь дооформил её авторским "я". Так возникло особое гоголевское направление. Он обрёл "путь наития". Его предшественникам этого не удалось. Не удалось и Лермонтову, ибо он ещё не вышел из границ жанроформирования, не успел. Гоголь преодолел эти границы (к вопросу о мировой непризнанности Гоголя - подобного опыта творческого своеволия в других языках просто не существовало, незнание метода авторской жертвенности - отсюда - просто не с чем сравнить, ибо Гоголь - и есть сам Художественный Метод).
Поистине,
Гоголь как бы загипнотизировал, заговорил Россию на определённое психо-социальное состояние. То, чем он занимался, используя поэтическую ритмику, кропотливо создавая и оживляя каждую черточку характеров героев, их поступки, их устремления, придумывая то, чего не было на самом деле это и есть попытка слияния образа и идеи, художественного и системного творчества в единое, в некий творческий волевой метод. А использовав таким образом энергию Творческого Начала, он стал осознавать свой поверхностный бессознательный подход к творчеству, он почувствовал, что делает не то, идёт хотя и по наитию, но не в ту сторону. И отсюда - в нем возникали мучительные вопросы "как?", "куда?".
Нужно было остановиться, нужно было расстаться с "мальчишеством", нужно было увидеть иные черты будущего. Гоголь остановился и ужаснулся содеянным. Он постиг, что была только творческая энергия Художественности, не оплодотворённая смыслом и целью. Гоголь стал "взрослым". И, не открыв творческих смыслов и целей, пришёл к готовым ответам на вопрос "куда?" - к православию, к музейной религии.
Его литературные предшественники были далеки от православия. Они, конечно, ничего, кроме устремлённости к свободе, и не противопоставили религии. И если в Пушкинском творчестве смыслы иногда зарождались от природной прозорливости, то Гоголю ничего такого дадено не было - кроме периодического обладания наитием в виде вдохновения и ощущения "божественного" присутствия в моменты писания.
Гоголь породил многих российских "уродов", ибо так вдохновенно и художественно обращался с действительностью, что материя просто не могла не подчиниться его творческой воле. Россия вступила в Гоголевский период, на лица и поступки людей легла Гоголевская тень.
Но и сам Гоголь успел кое-что осознать. Он понял, что в основном выдёргивал из действительности только карикатурные и глупые явления и черты, а нечто сокрытое, что не сразу заметишь, упускал. Ведь встречал же он в жизни красивых людей, знал об их искренних благородных устремлениях...
Но вся проблема в том, что безобразия человечества отражать легче, чем выделить достойный образ - ибо за ним стоит смысл и совершенно иное мировидение.
И, возможно, Гоголь хоть как-то, пусть наивно, выполнил бы трудную и новую для себя задачу, если бы его религиозность не отдалась невежеству православия. Оно и укатало бедного Николеньку. Ибо настоящий художник должен держаться от религии как можно дальше, быть отделён от церкви в своё творческое государство.
Гоголь не мог не писать. А ему писать "светское"
Почему же он, такой истинно творческий, пошёл за советом к попам? Потому что он испугался того "божественного присутствия" в своём творчестве. Он не понимал - что это за сила. Да и попытки создать "положительный" образ мучили его. Не мог он вложить в эту "положительность" смыслы. А смыслы были рядом, в нём самом - в художнике и в других талантах, а не в тех, кто является пусть и замечательными, но всего лишь людьми социальными актёрами, выполняющими ту или иную программу.
Своевольное Авторство - вот что похоронил Николай Васильевич, от чего отрёкся, приняв готовые "истины". Но его творчество произвело такой мощный взрыв, что осколки его рассыпались многочисленными талантами, и любопытнейший из них - Ф.М.Достоевский.
Достоевский.
Я многое упускаю и даю очень общие характеристики, не желая перегружать искушенного читателя (неискушенные уже далече - к вопросу о равенстве человеков), и не стану анализировать творчество многих достойных литераторов. Все они так или иначе сотворили судьбу России, создав определённых типов и предложив конкретные проекты. Творческое Начало бурлило на неосвоенных просторах русского языка. Оно приобрело здесь гигантскую силу, сломив границы фатальности, открыв способ (как путь к достижению "бога") самовыражения, открыв метод (закон) овладения пространством и материей. Такого развития Слово ещё нигде не достигало. Именно в России оно обрело своеволие (жертвенную Художественность).
И естественно, что от этого своеволия всюду зарождалась дерзость и появлялись дерзкие герои, дерзкие мысли. Этот процесс захватил многих авторов, но наиболее отчётливо он отразился в творчестве Достоевского.
Очень энергетическая глобальная фигура. Если нарисовать образно, то я бы назвал его Отцом или Творцом философии злого Сострадания или Сострадающего зла. И ещё: представьте, будто он убил "бога", а затем поставил его мёртвого на пьедестал и заставил себя верить в него как в живого. И при этом загадочно и смиренно улыбался.
И не потому, что "плохой". А потому что боялся, думая, что все одинаковые, потому что хотел элементарно выжить, страшась самого себя и своих пугающих открытий.
Страсть поглощала его. Жадная и всевсасывающая. Страсть была его сутью. Он думал, что и все такие. Не знал, к примеру, что, если и есть страстные натуры, то далеко не такие умные как он.
"Бог умер. Нет теперь законов. Нечем сдерживать страсти. Значит, всё дозволено. Хаос, разврат, убийства..." - таким ему увиделся будущий мир без "бога".
Таким он его и живописал, идя от гоголевских приёмов, цепляя всё, что лежит на поверхности.
Сколько же в нем было мерзостного и гадкого, если его герой ради осуществления своих мечтаний, ради своей реализации непременно должен был убивать старуху, насиловать калеку, вешаться и стреляться, убивать отца, поджигать и плевать на святыни. Почему не обратное?
Потому что мировые традиции. Потому что отталкивался от приёмов Гоголя и оказался в той же ситуации. С одним отличием - в Достоевском уже сформировалось Слово, насыщенное смыслом. В нем одновременно соединились природная страстность и ум, производящий идеи.